Читать книгу Страшная граница 2000. Вторая часть - Петр Илюшкин - Страница 2

Смертельный «Эдельвейс»

– Боевики перешли границу! Их много! Обстрелянные волки! У нас – потери! – подполковник Ладыгин, начальник ММГ Итум-Калинского погранотряда, хрипло бросал короткие рублёные фразы.

Оценивающе глядя на солдат и офицеров мотоманёвренной группы, выстроившихся перед выцветшими на горном солнце Чечни палатками, начман помедлил. Затем выдохнул:

– Идут только добровольцы! Шаг вперёд!

Шагнули все – и офицеры, и солдаты.

Ладыгин повернулся ко мне:

– Замполит! Бери десять человек, и – на вертолётную площадку!

Начман же, отобрав десяток бойцов, тоже побежал на взгорок, к ревущим в готовности «вертушкам».

Сквозь рёв и свист винтов я еле услышал голос начмана:

– Петро! Давай сюда! Карту давай!

Начман постучал пальцем по топографической карте:

– Видишь? Здесь окружена группа Мамырова. Ведёт бой!

Ладыгин очертил карандашом высоту:

– Ущелье Кериго. Район слияния рек Тюалой и Кериго! Наша задача – разблокировать их. На месте решим, как именно! Давай, замполит, по коням!

Камуфлированные «Ми – восьмые» взмыли вверх и, отстреливая тепловые ловушки – «тепловухи», помчались над Аргунским ущельем.

Солдаты, просунув стволы автоматов в иллюминаторы, настороженно всматривались в чёрные трещины гор.

Сверху нас прикрывала пара боевых «Крокодилов» («Ми-24»).

«Тепловухи» оказались спасительными! На подлёте к месту боя рядом с нашим «бортом» громыхнуло. В иллюминаторы рванулся яркий, как солнце, всплеск огня.

И сразу же «вертушку» швырнуло в сторону! Да так, что мы чуть не спикировали в ущелье.

Но лётчики, наши ангелы-хранители, выровняли «борт».

– Похоже, ПэЗээРКа долбанул! – крикнул я солдатам. – Наше спасение, новых ПэЗээРКа у них нет! Тех не обмануть «тепловухами»!

Перед моими глазами на мгновенье выросла точно такая же вспышка огня. Не здесь, а в далёких горах Афганистана.

Тогда, в 1986 году, такие же «Ми-восьмые» стремительно выбрасывали наш десант на маленький скальный выступ.

Сверху барражировал, прикрывая нас, «боевой «Крокодил».

И вдруг наш спаситель «Ми-24» превратился в огненный шар!

Я замер. В неожиданной и какой-то невероятной тишине «вертушка», охваченная пламенем, медленно падала в ущелье. «Стингер» оказался точен и жесток!

Эта трагедия так меня поразила, что я не слышал ни пулемётных, ни автоматных очередей.

Но уже через мгновение звуки боя настигли и меня.

Под шквальным огнём душманов нам удалось закрепиться на скальном пятачке. Но потери были немалые…

И вот, через пятнадцать лет, я опять над горными хребтами. Опять, твою мать, зенитная ракета хочет моей погибели.

И опять, твою мать, снизу тянутся, нащупывая меня, смертоносные нити разноцветных трассеров!

Развернувшись над местом боя и найдя маленький скальный пятачок, наш «борт» всё же пошёл на рискованную посадку.

Но огненные трассеры, потянувшиеся со склонов ущелья, заставили лётчиков резко уйти в сторону. Подобьют «борт», как куропатку!

Времени на раздумья не было, и высаживаться десанту пришлось намного дальше. Там, где была хоть малейшая возможность «подвиснуть» вертолетам. Прыгали мы с двухметровой высоты.

«Борт», почти задевая ревущим винтом край скалы, завис над узеньким скальным выступом. Ниже было нельзя.

Пришлось нам прыгать с двухметровой высоты.

Следом завис второй «борт».

Сделав стремительный разворот, «вертушки» ушли.

В наступившей тишине отчетливо слышались автоматные очереди и взрывы.

– «Газета»! Бой – выше и правее! – посмотрел на меня Ладыгин и показал стволом автомата на почти отвесный, поросший густым лесом склон. – Заходим с двух сторон! Замысел понял? Обойдем «бойков» сверху! Главное правило горной войны – быть выше противника!

Повернувшись к своим солдатам, он как-то совсем по-дружески, мягко, сказал:

– Ребята! Слышите бой? Наша помощь нужна! Вперёд!

Ладыгин с бойцами побежал справа. Я со своими – слева.

Отвесный склон мы проскочили быстро, несмотря на крутизну и каменистые осыпи.

И вот мы – сверху, над противником, среди высоких кудрявых берез. Белоснежные их стволы смотрелись неестественно и даже чудовищно среди разрывов гранат и разноцветных смертоносных трассеров.

– Берёзы! Как дома у нас! – не удержался радист, бегущий рядом.

– Ага! Щас будут берёзы! Каша берёзовая, розги! – выдохнул я. – Не отвлекаться! Слышь, чё орут?

Сквозь треск автоматных очередей и разрывы гранат отчётливо слышалось гортанное угрожающее:

– Аллаху Акбар!

И следом, почти без акцента:

– Мы – спецназ «Эдельвейс»! Сдавайся, русская свинья!

Пули стали ложиться совсем рядом со мной.

– Ложись! – крикнул я радисту. – Давай перекатами! Похоже, реально спецназ! Надо осторожно! Смотри по сторонам!

Беспрерывный огонь боевиков зажал нас в камнях.

Я быстро оглядел поле боя. Солдаты, укрывшись за стволами берез и камнями, вели огонь короткими очередями. Паники не было! Молодцы!

Тут же рядом со мной клацнули пули. Мелкие острые, как бритва, каменные осколки рассекли щеку. Я машинально провёл по лицу ладонью:

– Этого ещё не хватало! Теперь кровить будет. Мешать!

Сообразив, что снайперы выискивают офицеров, я быстро сорвал фальш-погоны с майорскими звёздами.

– Вас ранило?! – прокричал сквозь грохот боя радист.

– Нет! Всё нормально! Камень крошат! – ответил я. – Рация цела? Смотри, чтоб не прострелили! Вызывай Мамырова!

Пока радист орал в микрофон, я достал карту. Быстро нашёл отметку, сделанную карандашом. Боец протянул микрофон:

– Они в окружении. Ждут подмоги!

Глядя в карту, я крикнул:

– «Берёза»! «Берёза» Идём на помощь! Координаты дай!

В стороне, где шл а группа Ладыгина, усилилась пулемётн0-автоматная стрельба. Грохот гранатных разрывов стал всё чаще.

К моему удивлению, голос начмана в эфире был спокоен:

– «Чехи» заходят с фланга! «Газета»! Давай на помощь!

И сразу – крайне тревожное сообщение от Мамырова. Группа заставы «Гроздхой», первая вступившая в бой, понесла потери. Убит начальник заставы майор Попов и несколько солдат.

– Снайпер их расстрелял! – крикнул я радисту. – Скажи, чтоб осторожно!

– Да! Они говорят, снайпер не даёт вытащить убитого майора! Очень точно стреляет!

Быстро окинув поле боя и залёгших солдат, я крикнул:

– Броском – вперёд, к ладыгинским! Прикрывать друг друга огнём!

И, петляя среди валунов, бросился вперёд. За большим камнем отдышался. Выглянул из-за камня. Ладыгинские были уже рядом.

Меняя автоматный рожок, услышал сверху стрёкот очереди и гортанное надменное:

– Русский свинья, сдавайся!

Бородатый боевик, в чёрной униформе и зелёной повязке на лбу, злобно смеялся и стрелял из пулемёта Калашникова.

Пулемёт он держал одной рукой! Шёл открыто, не прячась!

«Ну и силища!» – промелькнуло в моей голове.

Меня боевик не видел. Шёл левее, обходя валун, и стрелял по бойцам Ладыгина. Шёл совсем рядом, в двадцати метрах.

Солдат, залегший рядом со мной, вскинул автомат и резанул длинной очередью.

Попал!

Но что это?! Было ясно видно, как пули прошили тело боевика. Но! Бородач как будто этого не чуял!

Он продолжал идти и стрелять!

И только очередь в упор остановила его смертельный ход.

– Молодец! – крикнул я солдату. – Прикрой! Я – вверх! Остальные – за мной!

Мы бросились выше по склону, чтобы обойти группу боевиков. Пули тут же зацокали рядом, дробя камни и впиваясь в стволы беззащитных берёз.

Но совсем уж прицельно бить не получалось. Солдаты стреляли по вспышкам выстрелов, не давая боевикам прицелиться.

Ладыгин заходил с другой стороны, сжимая кольцо окружения.

И через пятнадцать минут боя наши группы встретились.

Боевики ушли вниз по склону. И сразу огрызались оттуда автоматными очередями. Потом огонь утих.

На месте, где только что были боевики, лежали двое в чёрной униформе. Бурая кровь залила их головы.

– Убиты! – крикнул сержант Кобзев, толкнув трупы ногой и перевернув их.

– Осторожнее! – крикнул Ладыгин. – Под ними могут быть «растяжки»!

– Не! Не успели бы поставить! – усмехнулся сержант.

Ладыгин посмотрел на меня:

– «Газета»! Видишь странность? Два трупа, но автоматов – три! Где ещё один «чех»?

– А вон там, у камня, «эСВэДэшка»! – воскликнул кто-то из солдат.

Действительно, около рюкзаков лежала новенькая снайперская винтовка. Рядом – окровавленные бинты и шприцы.

За камнем оказалось самое интересное.

– Что за х… ня?! – воскликнул солдат, вытягивая из каменной щели длинную желто-зелёную трубу. – Там ещё три штуки!

– Ого! ПэЗээРКа! То бишь переносной зенитный ракетный комплекс «Игла»! – удивился Ладыгин. – «Газета»! Этой хреновиной вас еб..нули! Странно, почему по нам не шарахнули!

– Наверное, специалист один был. Пришибло его. Или недоучка. Один раз получилось, второй – нет. Помнишь, в фильме «Наверное, боги сошли с ума» боевики бегали среди бананов. От вертолёта прятались. Один навёл гранатомёт на «вертушку», но граната вывалилась сзади. Тогда боевик поджал гранату листом банана и шарахнул!

Посмеяться мы не успели. Сверху, из-за камня, раздалось грозное гортанное:

– Аллаху акбар!

И следом – автоматные очереди.

Боевики, похоже, совершили неожиданный манёвр и обошли сверху. А наши солдаты отвлеклись на трофеи!

– Ложись, б..дь! – рявкнул Ладыгин, падая на землю.

Перекатившись, он открыл ответный огонь.

Рядом, за камнем, стрелял я. И не видел, что сверху, из-за края скалы, на меня наводят автомат.

– «Газета»! Сверху! – заорал Ладыгин.

И тут же автоматная очередь прошила его грудь. Затем – голову. Бронежилет спас только грудь, а голова осталась неприкрытой!

Начман упал и выронил автомат. Лицо его покрылось кровью.

– Гафуров! – крикнул я санинструктору. – Ко мне! Видишь начмана? Давай быстро! Ранение!

Солдат бросился к Ладыгину. И сквозь треск автоматных очередей послышалось:

– Убит начман! Убит!

И тут же голос бойца утонул в грохоте взрыва. Граната боевика легла рядом с начманом. От взрыва его тело швырнуло вниз, на каменистую осыпь.

Отстреливаясь, я поглядывал на безжизненное тело Ладыгина, надеясь, что он ещё жив. И крикнул солдату, залегшему рядом:

– Давай к начману! Вытаскивай!

Боец рванул вниз. Трассеры пуль полетели в его сторону.

Солдат, уронив автомат, упал рядом с Ладыгиным.

Боевики мгновенно перевели огонь на меня.

Трассеры летели сразу с трёх сторон, поджигая сухую траву. Огня почти не было, зато дымовая завеса получилась хорошая.

– Окружают! Всем уходить! Прикрывать друг друга! – рявкнул я, перекатываясь за ствол дерева. И стал прикрывать бойцов короткими очередями.

За соседним деревом упал сержант.

– Товарищ майор! Уходите! Я прикрою! – крикнул он, стреляя короткими очередями.

– Пшеняк! Давай вместе! Левую сторону держи! Я – правую! – выкрикнул я, мысленно поблагодарив сержанта.

Как только последний солдат скрылся в лесу, мы резким броском ушли из зоны обстрела.

В лесном массивчике, довольно жиденьком, нас ждал капитан Мамыров со своими бойцами.

Вместе мы быстро отпугнули сунувшихся было эдельвейсовцев.

– Пшеняк! Проверь личный состав! Из группы Ладыгина тоже! – приказал я. И посмотрел на Мамырова:

– Где миномёты? Ты ж миномёты тащил!

Капитан матюкнулся:

– Б… дь! Миномёт-то привезли. Но, б..дь, командир взвода их, б… дь, взрыватели к минам забыл! Кокшин! Я его, б..дь, послал вниз, искать. Там трупы «бойков» есть. На осмотр послал! А его, б..дь, отсекли. Надо спасать!

– Товарищ капитан! Вон они бегут! – крикнул солдат. – Вон там, от реки бегут!

Внизу, на берегу реки, маленькими тенями мелькали фигурки солдат. Отстреливаясь, они исчезали среди деревьев, растущих на другой стороне ущелья.

– Спроси Кокшина, чё там у них! – сказал я, подняв бинокль.

Мамыров закричал в микрофон рации:

– «Багор»! «Багор»! Я «Прибой»! Чё там у тебя?

Рация зашипела и захрипела:

– Я – «Багор»! Попал в засаду! Часть группы ушла за реку! Мы окружены!

– «Двухсотые» есть?

– Да! Двое!

Мамыров вопросительно посмотрел на меня.

– Скажи, чтоб пробивался к нам! Мы – навстречу!

Капитан приказал:

– «Багор»! Мы наверху! Пробивайся к нам! Мы идём навстречу! Как понял? Не стреляй по своим! Внимательно смотри! «Чехи» – в чёрной форме! Как понял!

Но пробиться Кокшин не смог. Непрерывным огнем боевики загнали его под скальный выступ.

Мы не могли прийти на помощь. Мешала огромная скальная плешь, через которую идти было полным самоубийством.

Подняться выше, обойти боевиков поверху тоже не удалось. Мешал ураганный огонь «эдельвейсовцев»!

Укрывшись за камнем, мы осматривали склоны гор, обдумывая план действий.

– Вызывай «Шквал»! – решил я. – Доложим обстановку.

Когда погранотряд откликнулся, я взял микрофон:

– Я – «Газета»! Ладыгин убит! Беру командование на себя! У нас – пять «двухсотых», у Мамырова – трое. Восемь – «трехсотых»! Направьте «Лену»!

P.S.: «Лена» – позывной вертолёта «Ми-8».

Через пять минут рация прохрипела:

– «Лена» не придёт! Сейчас будет работать арта Минобороны! Всем – в укрытие! До утра не двигаться!

И точно, вскоре послышались мощные гулкие разрывы.

Среди ярких вспышек и густого дыма вверх летели, размолотые снарядами, деревья и каменные ошмётки.

Но все это великолепие было очень далеко от нас. От Кокшина, ожидающего подмоги, тоже далеко.

Мамыров позвал радиста. И начал кричать в микрофон:

– «Багор»! Как слышишь? Оставаться на месте! Приказ «Шквала»! Оставаться на месте. До утра! Как понял?

Рация ответила:

– Вас понял!

– Организовать круговую оборону! Выставить наблюдение! Сержанты знают! Как понял? Сержантам прикажи!

Капитан повернулся ко мне:

– Кокшин ничего не умеет! Он миномётчик! Его учили только одному – управлять огнём миномётов. Ну ничего! У него в группе – хорошие сержанты, помогут! Подскажут, где выставить пулемётный расчет, чтоб «бойки» не подкрались!

Ночь, как обычно в горах, свалилась внезапно. Мы с капитаном расставили посты, установили на тропе сигнальные мины.

Можно было подремать до утра. Но мне, однако, не спалось.

«Пожевать лист кустарника, что ли?» – размышлял я, слушая глухое бурчание пустого желудка. Ни еды, ни воды мы не видели целый день!

Сжимая автомат, я чутко вслушивался в тревожный шепот гор. Вглядываясь в чёрно-синий бархат неба, в огромные молочные созвездия, я вспоминал другой, не сегодняшний бой. В голову почему-то упорно лез рассказ моего деда Петра о страшной трагедии 1942 года в песках Калмыкии.

Тогда их полк шёл, через калмыцкие степи, освобождать Ростов-на-Дону. Шли только ночами. И сияли над ними такие же огромные звёзды и сказочные созвездия.

А потом пришла беда.

Предутренний сумрак неожиданно разорвал скрежет и лязг танков. Немецкие танки мгновенно атаковали спящий батальон. Пройдясь смертельным железным катком по мелким окопчикам, они раздавили пятьсот солдат! Пять сотен молодых здоровых ребят, только-только окончивших школу!

Представив их, растерзанных и перемолотых железными гусеницами танков, и вздрогнул. Как наяву передо мной – рыкающая смертоносная махина с крестом на башне. Чуть ниже по борту – эмблема бурого медведя.

Вот уже танк лязгает страшными гусеницами совсем рядом!

Сейчас, бл..дь, раздавит!

Я вздрогнул и открыл глаза.

Надо было отвлечься!

Внимательно я посмотрел на холодный звёздный шатёр, выискивая ковш Большой Медведицы!

Поёживаясь от ночного холода и пронзительного горного ветра, я толкнул в бок Мамырова, который тоже не спал:

– Капитан! А ты умеешь находить Большую Медведицу?

– Конечно! Только у нас не так. Причём здесь медведь? В Казахстане это – Жетыкаракшы.

– Похоже на туркменское «гаракчи», разбойник!

– Правильно! Говорят, что это – души семи разбойников. Они днём воровали, а ночью каялись в своих грехах. Как умерли, так превратились в семь звёзд.

– Слушай! Только сейчас сообразил! У нас на Дону эти звёзды называют «Ковш». Странно! Откуда взялось название «Большая Медведица»? У нас в станице река так и называется – «Медведица». А почему созвездие так назвали, непонятно. Наверное, из других народов пришло.

– Наверное. Но казахи так не говорят.

Чуть помолчав, я спросил:

– А Полярная звезда у казахов есть?

– Конечно! Только называется Темирказык. По ней определяем направление на север!

– Ого! В Туркмении «Демиргазык» и есть «Север»!

– Да все тюркские языки похожи! Если знаешь туркменский, нигде не пропадешь!

Я улыбнулся:

– Знаешь, я тоже казах!

– Да-да! Какой же ты казах? С голубыми глазами, и казах?

И усы твои – как у казака, урядника! И чуб из-под фуражки лезет. Таких усов и чубов у казахов не бывает!

Удивившись проницательности капитана, я по привычке подкрутил свой казачий ус и подтвердил:

– Точно, казах я! Меня в Туркмении вычислили. Послушай вот. Ехал я в поезде из Ашхабада. В купе были пожилые туркменки, дайзы. Я решил потренироваться в туркменском языке. Изучал тогда по словарю. А в словаре этом, сёзлуке, было много загадок. Вот я и начал по-туркменски загадывать. Туркменки смеялись моему акценту, но понимали. И я понимал их. А потом одна и спроси меня: «Сен миллетим ким?»

– А! Кто ты по национальности!

– Точно! Я говорю, что казак, родом с Дона.

Туркменки, поглядев на мои слишком широкие глаза, недоверчиво покачали головами: «Ек! Сен, мегерем, татар!»

– Ты, наверное, татарин! – перевёл мне капитан.

– Так точно! Я сообразил, что «казах» у туркмен читается именно как «Газак». В общем, стал я казахом! Так что я – твой соплеменник!

– А в Казахстане ты был?

– Знаешь, только случайно не попал! После военного училища меня туда направляли, на китайскую границу. Но афганская война помешала. Срочно перебросили в Туркмению, а оттуда – в Афган.

Мамыров печально вздохнул:

– А подполковник Ладыгин служил в Казахстане! По-казахски хорошо говорил! Жалко, погиб! Может, «бойки» его порезали всего!

Мы замолчали, думая о Ладыгине и вообще о странностях военной судьбы. О мерзостях этой судьбы. Ведь подполковник Ладыгин с семьёй ютился в тесной комнатушке общаги в Воронеже, и собственная квартира им не светила.

Как не вспомнить великого Булата Окуджаву с его «Старой солдатской песней»? «Новые солдаты будут получать вечные казённые квартиры…»

Ладыгин тоже получит от благодарного государства такую вечную казённую квартиру…

Мамыров неожиданно спросил:

– У тебя позывной – «Газета»? А почему?

– Долгая это история! – усмехнулся я. – Вообще-то я подполковник. Срезали мне звание, срезали. А сюда отправили в ссылку. Должность у меня была – корреспондент. По всему Северному Кавказу. От Москвы я работал, от консорциума «Граница». Рассказывал о махинациях тыловиков, о расстрелах на границе. Вот и прижали меня, начали шить «уголовку». Донос написал полковник Петровкин, что я хотел их взорвать на хер. «Уголовку шили». Мне и посоветовали вместо «уголовки» понижение в звании и ссылку.

– Прям как Лермонтов! – уважительно сказал Мамыров.

– Эт точно! – согласился я.– Царским генералам правда тоже не нравилась. Прошло двести лет, а правда опять не нравится! Вроде уже не царские, а рабоче-крестьянские енералы! А «мысля» у них всё та же – как спрятать правду! Один генерал очень меня удивил. Это когда я корреспондентом был. Прилетаю к вам на Тусхарой. А здесь – главный «политрабочий» из Москвы. Иду представиться, как положено по Уставу. А он мне: «Как-как фамилия? А, Ильин! Это который плохие статьи о погранвойсках пишет!»

– И в чём это «плохо»? – заинтригованно спросил Мамыров.

– Вот-вот! И я спросил тоже. А генерал отвечает – мол, написал о вшах в Итум-Калинском отряде.

– Так вши на самом деле есть! – удивился капитан.

– Вот и я сказал генералу. Может, спрашиваю, я ложь высказал, или напутал чего? Генерал морщит свой узкий лоб, вспоминает. Потом говорит: мол, всё, конечно, правда. Но писать не надо.

Мы помолчали, вглядываясь в чёрную бездну огромного неба.

Мысли мои перекинулись на Лермонтова.

Точно так же, как мы сейчас, он лежал и смотрел в чёрное небо. И думал о странности бытия. Что там написал поэт о чеченцах, сражающихся с русскими войсками? Ага, вот:

«Нам был обещан бой жестокий.

Из гор Ичкерии далекой

Уже в Чечню на братний зов

Толпы стекались удальцов».

Мамыров, похоже, думал о том же. Чтобы согреться, он встал, помахал руками, сделал несколько приседаний. И задумчиво сказал:

– Ничего здесь не меняется. То одна война, то другая!

– Странно! Я тоже об этом думал! Знаешь, как Лермонтов пишет в своем «Валерике»?

– Не, не помню. А что там?

Тихо, с выражением я продекламировал строки об удальцах. И добавил:

– Сто пятдесят лет прошло! И что изменилось? Опять на братний зов стекаются суровые люди.

– Ну да! – скептически хмыкнул капитан. – Сейчас всё по-другому! Ичкерийский спецназ «Эдельвейс» пришёл! Не с берданками, как у Лермонтова. С огнемётами и гранатомётами!

– И ПэЗээРКа! – усмехнулся я. – Знаешь, что мы нашли у боевиков? Зенитные комплексы! По нашей «вертушке» долбанули. Не попали, правда. Ещё одна странность – у них была карта Генштаба Минобороны РФ с грифом «Секретно»! Откуда карта? Кто-то продал?

– Предатели продали! – возмущенно сказал Мамыров.

– Хорошо что напомнил! – воскликнул я шепотом. – Я ведь писал о таком же предательстве. В Старгополе, штабе пограничного округа, сидел скромный прапорщик-картограф, и скромно продавал топографические карты Чечни, со всеми обозначениями – засад и всего прочего. Продавал секреты прапор, а предателем стал я, рассказавший в «гражданской» газете о предательстве.

– А нам не доводили об этом! – удивленно сказал капитан.

– И моя родная газета, «Граница», тоже не опубликовала! Редактор мой, Личман, наотрез отказался печатать. Мол, позор погранвойскам это. Моральный дух солдат упадет, бл..дь!

Мамыров поцокал языком и начал вглядываться в очертания мрачных холодных чёрных скал:

– Лежат там наши ребята!

Приподнявшись, я стал внимательно, до рези в глазах, вглядываться в место недавнего боя.

– Ладыгин – где-то там. Там же – погибший солдат. Утром забрать надо! – вздохнул я.

И вдруг увидел, что над местом боя поднимаются в чёрное небо, прямо к звёздам, бледные столбы света.

Я протёр глаза: «Что такое?! Привидения?»

Опять всмотрелся.

Белые столбы не исчезали.

– Капитан! – толкнул я Мамырова. – Посмотри! Видишь свет?

– Где? – насторожился Мамыров. – Может, «бойки» идут?

– Да нет! Из земли в небо столбы света видишь? Слабые, но видны? Или нет ничего?

Капитан всмотрелся:

– Точно! Есть! Так! Раз, два, ещё два! А что это?

– Б..дь, мистика! Наверное, души убитых в небо поднимаются!

Мамыров ущипнул себя, затем потёр ладонями лицо:

– Точно! Но почему всё это видно? Так не может быть!

Помолчав, он грустно сказал:

– Мы с тобой тоже могли б там лежать. Слава Аллаху, живы остались. А ты, «Газета», что думаешь?

Сказать мне было нечего, потому что мусульманская душа капитана не поймет. У них всё просто: мужчина – хозяин в доме, жена обязана подчиняться. Беспрекословно подчиняться.

Русские когда-то жили по тем же правилам. Но сейчас – другие времена. Жена имеет возможность ругаться на своего мужа и даже оскорблять. И считает это правильным.

Вот и мне досталось нечто подобное.

Результат – полное отсутствие домашнего уютного очага. Как говорят туркмены – «Оджаг – ёк!» Не зря моя жинка постоянно шпыняет меня: «Ты – бабай! На туркменке надо было жениться, чтоб молчала она, накинув на рот платок-яшмак!»

Это вот отсутствие домашнего очага и толкало меня на самые рискованные, смертельно опасные дела. В любом бою мысль моя была одна: «Ничего со мной не случится, раз нет очага!»

Мысль эту породил рассказ Пушкина «Выстрел», в котором офицерй улыбается, когда стоит перед дулом пистолета.

Смерти он не боялся, пока в жизни его не появилась прекрасная дама сердца, любящая жена.

Мамыров перебил мои грустные мысли:

– Давай спать! Утром опять бой!

«Вот нервы! Настоящий джигит!» – подумал я уважительно.

А сам по-прежнему не мог уснуть.

Чуть закрою глаза, сразу вижу своего деда Петра в 1942 году. В ровной, как стол, калмыцкой степи на него неумолимо прёт страшная махина танка. Прёт прямо по мелким окопчикам, где молча погибают молодые солдаты. Погибают, даже не думая убегать!

А сейчас я, его внук, тоже участвую в реальных боевых действиях. И смерть точно так же, как в 1942 году, кружит над полем боя, собирая свой страшный урожай.

Странные совпадения!

За что такое нашему народу? Точнее, всем нашим народам. Что за судьба-злодейка наказывает русский люд? Ведь каждое поколение участвует в войне и гибнет непонятно за что.

Но тогда, в 1942 году, фашист наступал. А сейчас чего такое случилось, почему люди опять убивают друг друга?

Да уж! Ещё Лермонтов сто лет назад спрашивал – какого хрена люди убивают себе подобных:

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: жалкий человек.

Чего он хочет!.. небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем?

«Зачем? Зачем?» – думал я, пытаясь заснуть.

Но в памяти всплывали другие мои боевые действия. В далёком Туркменистане. Перед глазами – раскалённые трещины глубоких ущелий Зюльфагара на стыке трёх границ. Наш «Уаз» разлетается от взрыва. И мы с Иваном Дороховым отстреливаемся от окруживших нас боевиков-афганцев.

– Бл..дь! – тихо матюкнулся я, открывая глаза.

Всмотрелся в матовый чёрно-синий шатер неба, разыскивая ковш Большой Медведицы. И опять матюкнулся.

Заслоняя чёрную синь неба, передо мной возникли мрачные ночные горы Афганистана, Зардевское ущелье.

Там, недалеко от пакистанской границы, 22 ноября 1985 года попала в засаду и погибла панфиловская застава. Меня в составе десантно-штурмовой маневренной группы высадили в это страшное ущелье на следующий день.

Бой был жестокий! Первый мой бой. Тогда я был курсантом военного училища, на стажировке.

– Стажировка, бл..дь! – матюкнулся я, открывая глаза.

– Чё, не спится? – проворчал Мамыров.

– Слушай! – повернулся я. – Только что дошло! Вспомнил Афган и Зюльфагар. Бои были серьезные! Так вот. Афганцы кричали нам «Сдавайся», а вот «Аллах Акбар» – нет. Странно! А «эдельвейсы» сегодня только и кричали, что «Аллах Акбар». Почему?

– Кто его знает! – ответил Мамыров, зевнув. – Некогда думать под пулями. Давай спать. С утра опять воевать придётся!

…Ровно в четыре утра нас разбудил треск автоматных очередей и грохот разрывов. Боевики атаковали группу Кокшина, засевшую под скальным козырьком.

– Есть «двухсотые» – ожила рация. – Нас атакуют с двух сторон!

– Держись, идём на помощь! – выкрикнул Мамыров. И выжидающе посмотрел на меня:

– Ну что, в атаку?

– Поехали!

Повернувшись к солдатам, я крикнул:

– Патроны беречь! Мало патронов! Бить только наверняка!

Мы ринулись вниз по склону, падая и прячась за камни. Автоматные очереди боевиков не подпускали нас к группе Кокшина. Но сами боевики, вынужденные сдерживать нашу группу, не могли атаковать кокшинских солдат.

Помощь пришла сразу с двух сторон.

В небе появились фронтовые бомбардировщики. Отбомбившись, они уходили.

Следом налетели боевые вертолеты «МИ-24». Стремительной каруселью они расстреливали подозрительные склоны. Конечно, стараясь бить подальше от погранцов, чтоб случайно не уничтожить своих же.

Чуть затихла канонада, как снизу, от реки, пошли в атаку бойцы ГРУ Министерства обороны.

Очень кстати оказался их шквальный огонь!

Через час бой стих.

Около скального козырька, где укрывалась группа Кокшина, нашли двух убитых пулемётчиков – Ильнура Батырова и Сергея Смирнова.

Кокшин обнажил голову:

– Спасибо, ребята! Спасли всех! Приняли удар на себя!

Мы обследовали лесистый склон и спустились к реке. И ахнули. Результат боя для боевиков – явно отрицательный!

Убито 24 эдельвейсовца! Ещё четыре были ранены и попали в плен.

Они-то и рассказали, что входили в состав диверсионно-разведывательной группы с кодовым названием «Эдельвейс». Это – особо подготовленный спецназ Гелаева! Численность группы – почти 60 бойцов.

Я пытался выяснить, почему боевики шли открыто, в лоб. Это же нелогично для поведения в любом бою.

Не свидетельствует ли это, что группа их – отвлекающая. А основная банда пошла другим маршрутом. Была ведь информация о готовящемся прорыве крупной банды, штыков так на двести.

Но боевики не знали. Или не хотели говорить.

Они лишь твердили, что к «Эдельвейсу» никого отношения не имеют. Они – простые чабаны, которых заставили тащить груз..

глава 2