Читать книгу Такая разная правда - Петр Ингвин - Страница 4

Часть 1
Знакомство первое: Алекс
2

Оглавление

– Акимов, на выход. С вещами.

Меня подбросило.

Недолгие сборы. Стальная дверь настежь. Двое парней в застиранной униформе, погромыхивая ключами, открыли проход в рай. Может, не в рай, но, в любом случае, из ада. Зуб даю… как здесь говорят.

Нахватался за год с лишним.

– Бывай, Алекс-ака, – донеслось вслед хрипло-старческое, но весомое. – Воле привет. Дай Бог, свидимся.

С металлическим стуком затворилась дверь, и «хата шесть ноль» осталась в прошлом. До окончательного закрывания на все замки и запоры меня поставили лицом к стене.

– Ишь ты – «ака»! – хмыкнул один из похожих друг на друга мордатых конвоиров (специально где-то отбирают таких, что ли?)

Второй, что запирал за мной на ключи и засовы, поинтересовался:

– Это типа «уважаемый» или сокращение от Акимова?

– Ни то, ни другое, – сказал я, раз уж дозволили высказаться. – Не ака, а А-Ка, Автомат Калашникова.

Конвоиры синхронно, как сиамские близнецы, потерли задницы с отвисшими кобурами, по мне скользнули удивленные взгляды.

– Как с Архангельским скорешился? – упал новый вопрос. – Вечный сиделец никого не подпускает, а с тобой – как с родным.

Я пожал плечами:

– Сам ко мне расположился.

– Странно. Это ведь он тюрьму держит. Он, а не Хозяин. Да что тюрьму – вся область под ним…

Вдали послышались шаги и лязг совокупления ключей с промежуточными решетками, что по степени скрежета и прилагавшемуся мату больше походил на изнасилование. Меня резко ткнули лицом в стену. Кого-то провели мимо, путь вновь открылся. Потом я где-то расписывался, получал давно забытые вещи, как во сне вертел в руках когда-то подаренную женой авторучку, которую очень любил. И жену, и авторучку. Обеих.

Дождалась меня только авторучка.

И вот я возвращаюсь. Привет, мир, я иду с тобой разбираться. Прости, что задержался. Отвлекли.

Свобода. Солнце. Люди. Облака. Зелень.

Запахи.

Простор.

Что еще нужно для счастья? Свежий воздух обжег легкие, взор скользнул по чистому небу без полос стальных жалюзи за оконной решеткой.

Я – Алекс. Не Алексей, не Александр, именно Алекс. Родители постарались. Говорили, что это модно было, и то, что внуки будут непонятными Алексовичами, их не смущало. Они в то время за границу собирались, жить и работать. Точнее, работать, чтобы жить. Там отчествами не пользуются. Но судьба сделала сальто, и работать, как и жить, вдруг оказалось лучше на родине. К сожалению (или к счастью, если учесть то, что со мной случилось), мама с папой до этих событий не дожили, пусть земля им будет пухом.

Мне двадцать пять лет, внешностью Бог не обидел, а в плане мышц и спортивной формы я Ему в меру сил помогаю – готовлю себя к будущему миру. Жену зовут… звали Людмила. Она заочница и одновременно менеджер по рекламе. Детей нет, поженились мы аврально, поддавшись порыву. Но не жалели. Жили душа в душу. Не надо пошлить, я в хорошем смысле.

Будучи агентом по недвижимости, я периодически неплохо зарабатывал. Жаль только, что очень периодически. Скопленное было бухнуто в покупку собственного жилья. Как же мы радовались! Как «обновляли» новые стены, которые должны были стать родными! От комода до придверного половичка – ничто не прошло мимо марафона ритмичного счастья. Лампочки краснели, стыдливо перегорая при взгляде на наши веселые безобразия.

Квартиру она продала. Я не в претензии, пусть. У нее теперь своя жизнь, у меня теперь будет своя, с чистого листа.

Вновь прокручиваю в голове то лето. Тот вечер. Ту невразумительную историю…

Каждую свободную от работы минуту я уделял своему увлечению. Время от времени оно присутствует в жизни каждого россиянина, чаще всего на кухне, за чашкой дымящегося чая или запотевшей водочки. Или за бокалом коллекционного винца. Но этим занимаются все.

Разговорами как нам обустроить Россию. И, вариантом того же самого, как же сделать так, чтобы все во всем мире были счастливы.

Понятно, что в основном такие дискуссии состоят из огульной ругани всех и вся на чем свет стоит. Так же естественно, что девяносто девять процентов разговоров разговорами и заканчивается.

Но оставшийся один процент вселял надежду. Если среди тотальной ругани кому-то удалось предложить хоть что-то – неважно, дельное или из среднего пальца высосанное – это уже шаг к успеху. И если таких шагов сделать много…

Как вы, наверное, уже поняли, я прошел этой дорожкой до конца, остановившись на тот момент в полушаге от прозрения, боясь сделать последнее движение – необходимое, чтобы оказаться по ту сторону черты. Потому что черта эта проходит через наше сознание. Через мозг. Через душу. Через сердце. Новое знание меняет человека. Становится сложно жить в несовершенном мире, где глупые окружающие не понимают очевидных вещей. Где законы тупы, а человеческая цивилизация послушной овечкой бредет к пропасти, куда и грохнется не сегодня-завтра. Почему я говорю такое? А как вы думаете?

Правильно. Потому что ныне я – уже по ту сторону.

Точнее, по эту.

А вы – все еще по ту.

С институтскими друзьями мы часто говорили на подобные темы, обычно замусоливая мысли до полного абсурда. Выхолащивали их, как домашних кошечек, чтобы защититься от «неправильного» потомства, и нашпиговывали картечью недобросовестной софистики по самое не могу – лишь бы показаться умнее и значительнее, чем есть на самом деле. Выпендриться, в общем. Друг перед другом. Но если другие просто тренировали извилины и голосовые связки, то я все принимал всерьез.

Мне было непонятно, почему, скажем, умнейшая Европа, водворившая нынешнюю цивилизацию штыками своих рассыпавшихся в прах империй, упорно идет к концу, не в силах справиться с переселенцами иного миропонимания (ни плохого, ни хорошего, имеющего такие же права, но – иного). Или почему я не могу поставить капкан в салоне собственного автомобиля – ну почему я должен заботиться о здоровье собирающегося отнять у меня машину угонщика, в то время как его угон еще нужно доказать в суде с необходимыми бесспорными уликами на руках? Преступнику достаточно сказать, что он только погреться залез или покатать подругу хотел, никакого материального интереса ну совершенно не имея – и он уже вроде как не преступник. Почему нельзя защищать свой дом с огнестрельным оружием в руках (сразу вопли: «превышение самообороны!!!»), если у грабителей «всего лишь» ножи? Однозначно влепят «превышение», и ничего с этим не поделать. Брось ружье, тоже бери нож, иначе пострадавшими, когда дойдет до суда, будут несостоявшиеся убийцы, грабители и насильники. И почему у себя на даче я не имею права соорудить замаскированную яму-ловушку. Ну кто еще, кроме вора, окажется внутри моей дачи, когда я отсутствую?

– Ты слышал – на шесть лет посадили деда-ветерана? – спрашивали меня. – Застрелил кого-то из вломившихся к нему вооруженных громил.

– Слышал, – кивал я, и мне было больно. За него, за закон, за нас с вами, допустивших такое законное беззаконие.

– Отпустили! – в другой раз кричали мне приятели, рассказывая об очередном необъяснимом (с точки зрения справедливости) случае. – Их отпустили! Несмотря на прямые улики отпустили «за отсутствием состава преступления!

Я пожимал плечами.

Привычно. Черт, п р и в ы ч н о! Беззаконие – привычно, несправедливость – нормальна Явно в правовой системе что-то гниет, и довольно быстрыми темпами.

То, что рыба гниет с головы – оправдание хвоста. Гниет весь организм, и если просто оттяпать ему башку, оставшееся не спасти. Оно разложится на отдельные больные органы, которые, перевоняв, передерутся между собой в выяснении, чья вонь круче.

Такого плана вопросы и занимали мое воображение, отвлекая от мыслей о дополнительном заработке, от развлечений с женой, которые становились все более редкими и пресными, и вообще от реальной жизни.

Зато я приблизился к пониманию. Друзья уже смотрели на меня снизу вверх и цитировали, хотя я лишь на какой-то дюйм опережал их на этом невидимом другим странном пути. И когда я понял…

Я стал кем-то вроде гуру в своем кругу. На любой вопрос «как надо поступить в такой-то ситуации» я мгновенно давал обоснованный ответ. Все проблемы имели простые логичные решения. Вокруг меня собралось общество единомышленников, в котором мне было комфортно. Меня уважали, меня слушали, мной восторгались. Все было замечательно. Совсем не так, как дома, где поникшая супруга постоянно чего-то требовала – не понимая, что я с друзьями стою на пороге величайшего открытия – открытия людям нового мира. В котором править будет чистая естественная справедливость. Когда поступать по закону станет выгодно. А нарушать закон, соответственно, нет.

В те дни меня познакомили с интересным человеком. Его пригласила одна особа. Указанную особу с ее старшим спутником привел приятель.

– Знакомьтесь, – представил он входящих, – наши новые единомышленники.

Оторванные от тезисов взоры уставились на ту самую особу, с которой меня связывало кое-что, о чем расскажу чуть позже, и солидного мужчину – вышеупомянутого «интересного человека». Лучше без кавычек, ведь вскоре выяснилось, что он действительно интересный.

Наша разношерстная компания сидела на квартире ответственного за сегодняшнее заседание – мы старались не злоупотреблять гостеприимством и ввели очередность. Стулья и тела громоздились вокруг стола, коронованного ноутбуком, куда добровольный секретарь вносил выпестованные ночными бдениями идеи и созревшие до нужной кондиции предложения о спасении цивилизации. Со стороны мы напоминали запорожцев, сочинявших письмо султану. Все были веселы, игривы, остроумны и мудры. До сего момента. Стоило же дверям открыться…

Сначала внимание всех собравшихся притянуло к себе очаровательное виденье в обтягивающем топике. Со стройными гладкими ножками. С тонкой талией. С плотными бедрами. И с во-от такими ослепительными глазищами, кротко и наивно хлопавшими огромными ресницами. До которых взгляды большинства так и не добрались – утонули в опасных подробностях, нескромно открытых согласно выбранному стилю одежды.

Оно, это не совсем реальное в наших узко известных широтах видение, гордо внесло свои прорисованные барельефы в однополый пространственно-временной континуум, замкнувшийся в точке бифуркации и растерявший возможность перевести для собственного разума даже те слова и термины, которыми, убивая оппонентов доказательствами, только что оперировал.

К счастью, прекрасная чаровница не злоупотребила победой и тактично отошла на второй план. Перед этим она подмигнула мне в память об известном лишь нам двоим. Стушевавшись, я неловко кивнул в ответ и переключился на ее спутника.

– Борис Борисович, – представился тот.

Он по очереди пожал руки всему «клубу по интересам», пока только изучавшему «что такое мир и как с ним бороться», но стоявшему на пороге переноса шлифуемой теории в практику.

Из последующего сумбурного гвалта, что именовался у нас дискуссией, выяснилось, что Борис Борисович – успешный бизнесмен, имевший связи в верхах и туманное прошлое, о котором мне быстренько нашептали.

– Вижу, вы времени зря не теряли, – одобрил Борис Борисович услышанные идеи.

Приятно встретить понимающего человека.

Влившегося в коллектив нового члена стали называть просто по отчеству – Борисыч.

Я настолько погрузился в предмет обсуждения, что не заметил ухода прелестного создания, посреди разговора упорхнувшего тихо и незаметно. Впрочем… Кроме имевшихся в нашем кругу одиночек это событие никого не взволновало. Ушла, и ладно. Хорошо, что ушла. У нас здесь интересы поважнее, чем чьи-то выставочные экстерьеры, предназначенные для бедных духом.

– Вам бы, ребятки, организоваться получше да поумнее, – сказал как-то Борисыч, при этом хитро поглядывая на меня.

Почему на меня – понятно. Я был заводилой и душой всего собрания. Двигателем в машине, без которого она не поедет, какой бы красивой ни была.

– В каком смысле – организоваться?

Партию, что ли, создать? А зачем? Чтобы прослыть экстремистами и загреметь в тюрьму?

Наше дело – выдвинуть идею. Такую, чтобы шарахнула по миру не хуже христианства или ислама.

Ведь Бог – это Любовь.

Любовь – это мир.

Мир – это счастье.

А счастье – это когда вокруг справедливость.

И мы знали, как это устроить.

Но Борисыч посмеивался.

– Поверьте, ребятки, – говорил он, крутя в пальцах дорогую зажигалку, – без упорядочения и систематизации ничегошеньки у вас не выйдет. Только в сказках бывают волшебные слова, которыми свершаются чудеса. В реальной жизни нужно потрудиться, желательно – сразу многим, по единой методике, с непротиворечивыми лозунгами и одним командиром.

– Командиром?.. – морщились мы.

Зачем выстраивать иерархию среди друзей-единомышленников? Нам и так хорошо. Я был неформальным лидером, выделившимся сам собой и признанным всеми. А решения у нас принимались сообща.

Борисыч улыбался.

– Единоначалие – секрет успеха всех великих начинаний. Вспомните великую Речь Посполиту. Где она теперь? В какой дупе? Кто ее помнит за пределами одной маленькой гордой страны?

– Только историки, – кивали головой историки среди нас.

– Вот, – поднимал палец Борисыч. – Потому что, как вы говорите, «решения принимались сообща». Указами короля безнаказанные шляхтичи сортиры обклеивали. Потому что не было четко прописанной и обязательной к исполнению процедуры применения наказаний.

Мы снова морщились.

– Каких наказаний? За что?

– Будет за что, – от души смеялся Борисыч, похлопывая по коленям холеными руками в перстнях, – обязательно будет.

Ему просто говорить, он уже величина.

Интересно, зачем ему мы? Неужели даже среди вот таких, у кого есть все, тоже находятся недовольные положением вещей?

Борисыч был наглядным тому подтверждением. А вслед за ним к нам стали подтягиваться и другие коммерсанты, уже не столь высокого полета. Но сам факт говорит о многом.

Короче, наши ряды росли. И тогда произошло э т о.

Такая разная правда

Подняться наверх