Читать книгу Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II - Петр Мультатули - Страница 10

Участие генералов и старших офицеров Ставки Верховного главнокомандующего, а также командующих фронтами и их штабных работников в государственном перевороте февраля 1917 г. представляет собой одну из главных причин его успешного осуществления. Однако было бы неправильным считать, что генералитет представлял собой некую самостоятельную однородную силу. Оппозиционные генералы, с одной стороны, были составной частью объединённого заговора думской и революционной оппозиции, а с другой – зачастую соперничали друг с другом, имея порой разные центры политического притяжения.

В отечественной историографии версия о «заговоре генералов» получила неоднозначную, иногда прямо противоположную оценку. Большая часть эмигрантских исследователей, иногда осторожно – С.С. Ольденбург, иногда категорично – В.С. Кобылин, И.П. Якобий, И.Л. Солоневич, высказывалась в пользу существования такого заговора. И.Л. Солоневич прямо указывал, что военные сыграли «первую скрипку» в низложении Императора Николая II³⁰⁴.

В современной российской историографии этого же мнения в той или иной степени придерживаются такие учёные, как д. ист. н. А.Н. Боханов, д. ист. н. С.В. Куликов, д. ист. н. О.Р. Айрапетов, д. ист. н. В.С. Брачев, д. ист. н. А.Б. Николаев.

Исследователь белого движения д. ист. н. В.Ж. Цветков в целом отрицает существование «заговора генералов» и участие в нём начальника штаба М.В. Алексеева, хотя и не отрицает сговора отдельных генералов с организаторами переворота. Категорически отрицают существование военного заговора д. ист. н. А.В. Смолин, а также публицисты А.С. Кручинин и В.Е. Шамбаров.

На наш взгляд, главная причина отрицания военного заговора со стороны некоторых исследователей объясняется сложившейся в последнее время у части нашего исторического сообщества героизации белого движения. Большинство генералов Ставки, которые оказали неоценимую услугу Февральской революции, впоследствии стали командующими белыми армиями.

Другие исследователи, признавая участие высшего военного комсостава императорской армии или части его в заговоре против царя, объясняют это участие конкретной политической ситуацией зимы – весны 1917 г., в которой генералы были «обмануты» заговорщиками. Согласно этой версии, сотрудничество Ставки и заговорщиков началось только в условиях февральского политического кризиса. Подобного мнения придерживался, например, эмигрантский историк Г.М. Катков.

Совокупность источников позволяет нам сделать определённый вывод, что тесное сотрудничество части высшего военного руководства Российской империи и оппозиционных Императору Николаю II общественных и политических сил началось гораздо раньше февраля 1917 г.

Нет сомнений, что если бы генералы Ставки остались хотя бы нейтральными в противостоянии царя и его противников, то исход событий в феврале 1917 года мог бы быть иным. На деле же мы видим не только сочувствие к заговорщикам со стороны представителей верховного командования, но и самое активное им содействие.

Как верно писал И.Л. Солоневич: «В этом предательстве первая скрипка, конечно, принадлежит военным. Этой измене и этому предательству нет никакого оправдания. И даже нет никаких смягчающих вину обстоятельств: предательство в самом обнажённом его виде»³⁰⁵.

Успех заговора зависел от того, на чьей стороне окажется армия, и прежде всего Ставка Верховного главнокомандования. А.Я. Аврех отмечал, что Ставка была «вторым правительством не только на театре военных действий, но и в столице»³⁰⁶.

Именно поэтому Гучков, задолго до переворота, стремился установить с армейскими кругами тесную связь.

А.И. Гучков понял всю необходимость установления контроля над армейской верхушкой задолго до 1917 года. Будучи человеком лично смелым, добровольно принявшим участие в двух войнах (англо-бурской и русско-японской), Гучков не понаслышке знал, что может совершить даже небольшое военное соединение, спаянное железной дисциплиной. С.Ю. Витте утверждал, что в 1905 г. ему передавали слова А.И. Гучкова о том, что «в 1905 г. революция не удалась потому, что войско было за Государя… теперь в случае наступления новой революции необходимо, чтобы войско было на нашей стороне»³⁰⁷.

Являясь в 1907–1910 гг. председателем думской комиссии по государственной обороне, Гучков смог войти в тесный контакт со многими генералами и офицерами, некоторые из которых занимали высокие должности в военном руководстве. В конце 1916 г. охранное отделение составило приблизительный список военных, с которыми Гучков поддерживал политические контакты. Среди них были три бывших военных министра: генерал от инфантерии А.Ф. Редигер, генераладъютант А.Н. Куропаткин и генерал от инфантерии А.А. Поливанов, бывший морской министр вице-адмирал С.А. Воеводский, главнокомандующий войсками Северного фронта генерал-адъютант Н.В. Рузский, генерал-лейтенант пограничной стражи Е.И. Мартынов³⁰⁸.

По сообщениям охранного отделения, Гучков «устроил в квартире некоего генерала на Сергиевской улице так называемый «гучковский главный штаб»³⁰⁹. В собраниях этого «штаба» принимали участие чины Генерального и Главного штабов, офицеры разных родов войск, военные писатели и члены Комиссии по государственной обороне. На этих частных собраниях нередко оглашались и совершенно секретные сведения³¹⁰.

По сведениям охранного отделения, «Гучков явно стремился к тому, чтобы сосредоточить в своих руках все нити управления вооружёнными силами страны»³¹¹.

В 1916 – начале 1917 г., Гучков вошёл в тесный контакт с начальником штаба Ставки генерал-адъютантом М.В. Алексеевым и многими главнокомандующими фронтами.

Тесные контакты были у Гучкова и с главнокомандующим войсками Северного фронта генерал-адъютантом Н.В. Рузским. Последний считал своим долгом советоваться с Гучковым даже по специальным, исключительно военным вопросам³¹².

Особые отношения объединяли Гучкова с генералом от кавалерии В.И. Ромейко-Гурко. В 1899–1900 гг. Гучков и Гурко воевали за дело буров против англичан в Южной Африке.

Довольно тесные контакты Гучков поддерживал и с капитаном 1-го ранга А.В. Колчаком. Именно Гучков сделал всё возможное, чтобы в 1916 г. «либерал и оппозиционер» Колчак получил звание вице-адмирала и был назначен командующим Черноморским флотом³¹³.

Другой связью Гучкова был командир 25-го армейского корпуса Особой армии генерал-лейтенант Л.Г. Корнилов. Имя Корнилова попало в гучковский список «сторонников Думы»³¹⁴.

Особо доверительные отношения были у Гучкова с полковником Генерального штаба С.И. Зиллоти³¹⁵, родным братом любовницы Гучкова М.И. Зиллоти³¹⁶.

Не исключено, что вовлечению военных в планы Гучкова способствовала т. н. «военная ложа», бывшая частью масонского ордена Великого Востока народов России, который был создан в 1913 г. и преследовал исключительно одну политическую цель – свержение самодержавного режима³¹⁷. По свидетельству Л.А. Ратаева, масонская «атака на армию велась уже давно: ещё до Японской войны»³¹⁸. Военный, попадая под влияние масонской организации, переставал считать приказы верховной власти главными для себя. Командир лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор В.В. Теплов при приёме его в масонскую ложу на вопрос одного из «братьев» о царе ответил: «Убью, если велено будет»³¹⁹.

Военная ложа была создана зимой 1913–1914 гг. Организатором её был библиотекарь Генерального штаба С.Д. Масловский (псевдоним Мстиславский-³²⁰. Среди членов ложи В.И. Старцев называет генералов А.А. Свечина, А.А. Орлова-Давыдова, В.В. Теплова³²¹.

Другой исследователь русского масонства В.С. Брачев называет имена генералов В.И. Гурко, П.А. Половцева, М.В. Алексеева, Н.В. Рузского и полковника А.М. Крымова³²².

Известная исследовательница русского масонства Н.Н. Берберова указывала, что «генералы Алексеев, Рузский, Крымов, Теплов и, может быть, другие были с помощью Гучкова посвящены в масоны. Они немедленно включились в его «заговорщицкие планы»³²³.

Однако видный исследователь белого движения В.Ж. Цветков хотя и признаёт связи некоторых генералов с масонами, но считает членство в масонских ложах генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и вице-адмирала А.В. Колчака ничем не доказанным³²⁴.

А.Я. Аврех был категорически не согласен с утверждением об участии масонов, в том числе и армейских, в февральском перевороте³²⁵. Он считал, на наш взгляд, неубедительно, что раз не существовало списков масонов-военных, то и говорить о принадлежности генералов ложам нельзя³²⁶.

Тем не менее, по нашему мнению, совокупность имеющихся исторических источников всё же свидетельствует если не о прямом членстве старшего генералитета в масонских организациях, то, во всяком случае, о его тесных связях с ними. Военная ложа позволяла генералитету устанавливать прямые контакты с либеральной оппозицией.

Объяснялось ли участие генералитета в февральском перевороте членством в «военной ложе», или на это имелись другие, немасонские причины? Вопрос этот по большому счёту не имеет принципиального значения.

По замечанию С.В. Куликова, «перемена верховного главнокомандования не вывела Ставку, находившуюся в Могилёве, из числа союзников парламентаристов. Наоборот, она стала содействовать им ещё более последовательно. Связано это было с появлением в роли начальника штаба верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева»³²⁷.

Участие в заговоре генерала М.В. Алексеева, второго человека в русской армии после Императора Николая II, безусловно, являлось ключевым. Царь относился к генералу М.В. Алексееву с большим уважением. Произведя Алексеева в свои генерал-адъютанты, Император Николай II лично принёс начальнику штаба погоны со своим вензелем в кабинет. В это время генерал Алексеев уже активно вёл переписку с главным заговорщиком Гучковым³²⁸. Гучков был знаком с генералом Алексеевым ещё до начала Первой мировой войны. В ноябре 1911 г. депутат Государственной думы А.И. Савенко посоветовал А.И. Гучкову обратить внимание на генералов Алексеева и Иванова, которых он характеризовал как «даровитых и блестящих генералов»³²⁹.

Министр торговли и промышленности князь В.Н. Шаховской докладывал Императору и Императрице о переписке М.В. Алексеева с А.И. Гучковым и М.В. Родзянко. Эта переписка, по словам князя В.Н. Шаховского, привела Алексеева к политической деятельности³³⁰.

С.П. Белецкий на допросе следственной комиссии Временного правительства говорил, что «Штюрмер и Протопопов боялись влияний Алексеева, а через Алексеева А.И. Гучкова, с которым он был в хороших отношениях»³³¹.

Назначение М.В. Алексеева на должность начальника штаба Императора Николая II состоялось в том числе по рекомендации единомышленника А.И. Гучкова генерала А.А. Поливанова. 16 августа 1915 г. Поливанов писал царю «о необходимости безотлагательно приблизить генерала Алексеева к верховному главнокомандующему»³³².

Активное вовлечение Алексеева в деятельность против царя началось с отставкой С.Д. Сазонова и назначением сначала на должность министра иностранных дел, а потом и главы правительства Б.В. Штюрмера. Это назначение ломало планы оппозиции, которые находили отклик в душе М.В. Алексеева³³³.

С зимы 1916 г. А.И. Гучков поддерживал генерала Алексеева в его кампании против Б.В. Штюрмера. Алексеев активно содействовал «шпионскому» делу вокруг людей, по тем или причинам сотрудничавшим с Штюрмером: И.Я. Гурлянда, Д.Л. Рубинштейна, И.Ф. Манасевича-Мануйлова³³⁴. По согласованию с Алексеевым вышеназванные лица были арестованы генералом контрразведки Н.С. Батюшиным. За арестами кроме Алексеева стоял и Гучков.

С помощью интриг Алексеев всячески способствовал падению престижа Государя в глазах главнокомандующих фронтами. Император Николай II решил отправить на покой главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н.И. Иванова. Сам Иванов уже неоднократно жаловался на своё здоровье и усталость. Николай II посоветовался с генералом Алексеевым, и тот высказался в пользу отставки генерала³³⁵.

17 марта 1916 г. эта отставка состоялась. 31 марта М.В. Алексеев при встрече с Н.И. Ивановым сказал ему, что тот уволен вследствие большой интриги из Петрограда, «по приказанию Государя, Распутина и Вырубовой»³³⁶. Дезинформированный Алексеевым недалёкий Иванов, которого Государь оставил при Ставке в качестве своего генерал-адъютанта, затаил неприязнь к Николаю II. Нет сомнений, что эта неприязнь сыграла не последнюю роль в неудаче «бумажного» похода Иванова на Петроград 27 февраля – 2 марта 1917 г.

Пока Гучков «обрабатывал» М.В. Алексеева, другой лидер оппозиции М.И. Терещенко активно склонял на свою сторону генерала А.А. Брусилова³³⁷.

В этот же период стали регулярными встречи князя Г.Е. Львова с М.В. Алексеевым, на которых обсуждалась возможность ареста царя в Ставке³³⁸. Тогда же этими же лицами планировался арест императрицы Александры Фёдоровны, её ссылка в Крым и принуждение царя «согласиться на министерство «доверия» во главе со Львовым»³³⁹.

В ноябре 1916 г. М.В. Алексеев передал доверенному лицу Г.Е. Львова, что «всё, о чем он просил, будет выполнено»³⁴⁰.

А.Ф. Керенский демонстрирует в своих воспоминаниях поразительную осведомлённость в том, что касается планов Львова и Алексеева. Вполне возможно, Керенский знал об этих планах из своего источника в Ставке, военного цензора штабс-капитана М.К. Лемке. По сведениям русского контрразведчика генерал-майора Н.С. Батюшина, бывший эсер, историк и журналист М.К. Лемке попал в Ставку «благодаря своему очень давнему знакомству с генерал-квартирмейстером при верховном главнокомандующем генералом Пустовойтенко»³⁴¹.

М.К. Лемке писал, что «около Алексеева есть несколько человек, которые исполняют каждое его приказание», в том числе и арест государя в Могилёвском дворце³⁴².

15 июня 1916 г. генерал М.В. Алексеев подал Николаю II секретную докладную записку. В ней генерал предлагал для организации деятельности в тылу ввести должность верховного министра государственной обороны, наделив его чрезвычайными полномочиями³⁴³. «Лицу этому, – писал М.В. Алексеев, – облечённому высоким доверием вашего императорского величества и полнотой чрезвычайной власти, необходимо представить: объединять, развивать и направлять единой волей деятельность всех министров, государственных и общественных учреждений, находящихся вне пределов театра военных действий»³⁴⁴.

В свете февральских событий 1917 г. идея начальника штаба о введении военной диктатуры в тылу видится как возможный этап переворота. Став «диктатором», М.В. Алексеев гораздо бы облегчил осуществление парламентаристских планов оппозиции. Идея Алексеева о «диктатуре» солидаризировалась с планами другого кандидата в «диктаторы», начальника ГАУ генерала А.А. Маниковского, который объяснял затруднения в обеспечении армии боевыми припасами и расстройство железнодорожного транспорта отсутствием в тылу «единой твёрдой власти»³⁴⁵. Похоже, что у идей М.В. Алексеева и А.А. Маниковского были одни те же соавторы из Прогрессивного блока. Его представители Г.Е. Львов и А.И. Коновалов в июне 1915 г. предлагали создать Комитет государственной обороны, глава которого был бы наделён чрезвычайными правами и

был бы ответственен только перед императором³⁴⁶. В комитет кроме министров должны были войти представители общественности и законодательных палат. Так как Алексеев не ограничивал «диктатора» только лицами из военной среды, то в подобной роли мог оказаться тот же Г.Е. Львов. Таким образом, Прогрессивный блок при помощи военной верхушки пытался проникнуть во власть.

Несмотря на то что 28 июня на совещании совета министров в Ставке под председательством царя идея М.В. Алексеева о «диктатуре» была отвергнута, Алексеев не прекратил свои контакты с оппозицией.

Вполне вероятны контакты М.В. Алексеева с А.Ф. Керенским через доверенное лицо последнего, подполковника В.Л. Барановского, который являлся штаб-офицером Ставки и одновременно зятем Керенского.

18 сентября 1916 г. императрице Александре Фёдоровне стало известно о переписке между М.В. Алексеевым и А.И. Гучковым, о чём она написала царю в Ставку³⁴⁷.

Император Николай II вызвал к себе Алексеева и спросил его: переписывается ли он с Гучковым? Алексеев ответил отрицательно. Но Гучков сам предал огласке своё письмо Алексееву, не спрашивая его согласия, чем поставил Алексеева в очень неудобное положение³⁴⁸.

Б. Локкарт в своём донесении в Лондон от 21 декабря 1916 г. передаёт слова Алексеева о Николае II в пересказе Г.Е. Львова: «Император не изменится. Нам надо менять императора»³⁴⁹.

11 ноября 1916 г. Алексеев уехал на лечение в Крым. По официальным данным, у Алексеева обострилась давняя почечная болезнь. По иным данным, «болезнь» Алексеева имела политическое происхождение и была вызвана всплывшей его перепиской с Гучковым.

В конце 1916 г. заговорщикам активно помогал фактический заместитель генерала Алексеева генерал от кавалерии В.И. Ромейко-Гурко, который, по словам Гучкова, «был настолько осведомлён (о заговоре), что делался косвенным участником»³⁵⁰.

Гурко был тесно связан с думской оппозицией, благодаря давнему знакомству с А.И. Гучковым и связям своего брата камергера Вл. И. Гурко, члена одновременно Государственного совета и Прогрессивного блока. По совместной договорённости с Алексеевым, Гучковым и своим братом генерал В.И. Гурко в конце 1916 г. несколько раз пытался вести с царём разговоры на политические темы, рассуждая о необходимости удаления Г.Е. Распутина и ратуя за введение ответственного министерства. Однако всякий раз В.И. Гурко получал мягкий, но твёрдый отпор императора³⁵¹. В декабре 1916 г. Николай II приказал В.Н. Воейкову указать В.И. Гурко «по поводу проявления им слишком большого интереса к делам внутренним»³⁵². Царь при этом добавил, что «делает это Гурко под влиянием Гучкова». Однако Гурко не стал выслушивать Воейкова под предлогом сильной занятости.

Перед своим отъездом на лечение Алексеев передал исполнение своих обязанностей генералу В.И. Гурко. После назначения Гурко «появились неизвестно откуда взявшиеся слухи, что он, если ему не удастся повлиять на государя, примет против него какие-то решительные меры»³⁵³.

После того как Алексеев уехал в Крым, генерал Гурко продолжал свои частые встречи с Гучковым, а также представителями союзников лордом А. Мильнером и послом Дж. Бьюкененом³⁵⁴. Именно после встречи с Гурко Бьюкенен послал в Лондон телеграмму с сообщением, что «если государь не уступит, то в течение ближайших недель что-нибудь произойдет или в форме дворцового переворота, или в форме убийства»³⁵⁵.

По свидетельству А.И. Деникина, в Севастополь к М.В. Алексееву приехали «представители некоторых думских и общественных кругов» и сообщили, что назревает государственный переворот. Алексеев «в самой категорической форме указал на недопустимость каких бы то ни было государственных потрясений во время войны». Во имя «сохранения армии» Алексеев просил посланцев «не делать этого шага». Далее, по словам Деникина, эти «представители» посетили Брусилова и Рузского и, «получив от них ответ противоположного свойства, изменили свое первоначальное решение»³⁵⁶.

Вызывает большое сомнение самостоятельность поддержки заговорщиков со стороны Н.В. Рузского и А.А. Брусилова. Согласиться на такой рискованный шаг, как участие в перевороте, направленном против царя, без согласия Алексеева, означало бы поставить себя в крайне щекотливое положение. В своё время генерал Н.И. Иванов писал, что без участия Алексеева в перевороте «главнокомандующие не могли бы и не решились бы согласиться с Думой»³⁵⁷.

Ближайший сотрудник Алексеева генерал-квартирмейстер Ставки А.С. Лукомский, был по крайней мере осведомлён о заговоре. Провожая 18 декабря 1916 г. Императора Николая II из Ставки в Царское Село, Лукомский уже знал, что «государь в Ставку не вернётся и состоится назначение нового главнокомандующего»³⁵⁸.

Командир 8-го корпуса генерал А.И. Деникин писал в своих мемуарах, что в первой половине марта 1917 г. «предполагалось вооруженной силой остановить императорский поезд во время следования его из Ставки в Петроград. Далее должно было последовать предложение государю отречься от престола, а в случае несогласия – физическое его устранение. Наследником предполагался законный правопреемник Алексей и регентом Михаил Александрович»³⁵⁹.

Представляет несомненный интерес тот факт, что после Февральского переворота А.И. Деникин совершил резкий карьерный скачок: с должности командира 8-го корпуса он был поставлен начальником штаба верховного главнокомандующего. Примечательно, что на должность начальника штаба Деникин был назначен по личному приказу А.И. Гучкова. Причём этот приказ Гучков отдал Алексееву, который был против назначения Деникина, в ультимативной форме³⁶⁰.

Генерал Ю.Н. Данилов тоже писал о заговоре со знанием посвящённого человека³⁶¹.

Важнейшую роль в поддержке переворота сыграл главнокомандующий войсками Северного фронта генерал-адъютант Н.В. Рузский. Рузский был давно и тесно связан с Гучковым и руководством ВВНР. Двоюродный брат Рузского профессор Санкт-Петербургского политехнического института

Д.П. Рузский был секретарем городского петербургского совета Великого Востока народов России³⁶².

В январе 1917 г. у английского посла Бьюкенена прошло совещание, на котором присутствовал генерал Н.В. Рузский. На этом совещании обсуждался план дворцового переворота и даже была назначена дата – 22 февраля 1917 г. ³⁶³.

Одним из самых активных сторонников переворота был командующий Уссурийской дивизией генерал-лейтенант А.М. Крымов. В январе 1917 г. в Петрограде состоялась встреча генерала Крымова, которого М.В. Родзянко называл «доверенным лицом Алексеева», и руководством Прогрессивного блока³⁶⁴. Крымов выразил полную готовность армейской верхушки поддержать думцев в их заговорщической деятельности и заявил, что «переворот неизбежен»³⁶⁵.

9 февраля 1917 г. в кабинете М.В. Родзянко в Государственной думе состоялась ещё одна встреча лидеров оппозиции и генералов Рузского и Крымова. Было решено, что в апреле, когда император Николай II будет возвращаться из Ставки, его поезд будет остановлен в зоне действия штаба Северного фронта, император арестован и его «заставят отречься от престола»³⁶⁶.

Имеются сведения и о вовлечённости в планы заговорщиков командования Балтийского флота. Капитан 1-го ранга И.И. Ренгартен писал в своём дневнике, что из его разговора с командующим флотом вице-адмиралом А.И. Непениным стало известно о «довольно определённых сношениях между А. Гучковым, генералом Алексеевым, Непениным об организации переворота»³⁶⁷.

Не менее интересной представляется роль в заговоре против императора начальника гарнизона Пскова генерала М.Д. Бонч-Бруевича. Сам генерал в своих воспоминаниях свою осведомленность о заговоре не отрицал, хотя от прямого участия открещивался, причисляя себя к «легковерным людям», которые полагали, что можно заменить «последнего царя кем-либо из его многочисленных родственников».

По словам Бонч-Бруевича, сложившаяся политическая ситуация в 1916 г. «вызвала к жизни немало заговорщических кружков и групп, помышлявших о дворцовом перевороте». БончБруевич называет имена генералов-заговорщиков: Алексеев, Брусилов, Рузский, Крымов, а также указывает, что к заговору примыкали члены Государственной думы и о нём были осведомлены послы М. Палеолог и Дж. Бьюкенен³⁶⁸.

Бонч-Бруевич был близок и к революционным силам. Один из руководителей русской контрразведки, он приходился родным братом видному большевику В.Д. Бонч-Бруевичу, с которым, как он сам писал, был всегда близок. Через своего брата генерал Бонч-Бруевич имел неплохие контакты с большевистским руководством. Сам генерал Бонч-Бруевич писал, что он не был далёк от большевиков³⁶⁹.

В истории февральских событий практически не изучена роль генерала от артиллерии А.А. Маниковского. Между тем он сыграл немалую роль в осуществлении переворота. Генерал Маниковский был начальником Главного артиллерийского управления. П.Н. Милюков писал, что были предложения «объявить Думу Учредительным собранием и передать власть диктатору (генералу Маниковскому-»³⁷⁰.

Связи оппозиции продолжались и с Великим Князем Николаем Николаевичем. От Великого Князя, который не забыл царю отстранение от командования, всё чаще слышали скрытые угрозы царствующей чете³⁷¹.

9 декабря 1916 г. на совещании у князя Г.Е. Львова был выработан «план дворцового переворота с целью свержения Николая II и замены «неспособного» Монарха Великим Князем Николаем Николаевичем»³⁷².

А.И. Хатисов в эмиграции сообщил С.П. Мельгунову, что «Николай Николаевич должен был утвердиться на Кавказе и объявить себя правителем и Царём»³⁷³. Хатисов прибыл в Тифлис к Великому Князю с предложением занять российский престол³⁷⁴. Великий Князь выслушал доклад Хатисова и сделанное им предложение спокойно. Он не выразил ни удивления, ни протеста против намерения низвержения царствующего императора³⁷⁵.

Тем не менее Великий Князь Николай Николаевич не был уверен в успехе заговора, а потому колебался³⁷⁶. В конце концов Николай Николаевич отказался от участия в перевороте, но высказал заговорщикам свою полную моральную поддержку³⁷⁷.

По замыслам заговорщиков большую роль в «Кавказском плане» должен был сыграть вице-адмирал А.В. Колчак. Именно он должен был осуществить военно-морскую «демонстрацию в пользу Николая Николаевича»³⁷⁸.

Имя А.В. Колчака связывают не только с «Кавказским планом». По имеющейся, хотя и не точной, информации, в конце 1916 г. на квартире М. Горького возник «Морской план», участниками которого были А.В. Колчак и В.В. Шульгин. План заключался в том, чтобы, заманив Николая II с императрицей Александрой Фёдоровной на военный корабль, арестовать их и отправить в Англию³⁷⁹. Правда, некоторые исследователи отрицают наличие этого «морского плана»³⁸⁰.

Причины участия генералов в Февральском перевороте представляются различными. Но, безусловно, важнейшей из них было стремление верхушки армии к активному участию в политической жизни страны при новом государственном строе. Давние связи генералов М.В. Алексеева, Н.В. Рузского, А.А. Брусилова с А.И. Гучковым с лидерами Прогрессивного блока способствовали их взаимодействию в феврале 1917 г. Кроме того, генералитет предполагал, что временное правительство лучше сможет продолжать войну, чем правительство царское.

В генеральском корпусе произошли большие изменения морально-нравственных устоев. В отличие от предыдущих столетий, «воеводы» Императора Николая II отнюдь не были опорой престола. Как показало будущее, отношение Алексеева к царской семье всегда было враждебным. Весной 1917 г., когда царская семья находилась в заточении, Алексеев продолжал клеветать на Государыню, сказав А.И. Деникину, что «при разборе бумаг Императрицы нашли у неё карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась в двух экземплярах – для меня и для Государя»³⁸¹. Тем самым Алексеев намекал на возможность шпионажа Императрицы Александры Федоровны. Интересно, что если Алексеев клеветал на арестованную Императрицу, то Деникин, сочувственно повторяя в 20-х гг. клевету Алексеева, злословил имя уже умученной Государыни.

Уже после Февральского переворота, во время «корниловского мятежа», генерал М.В. Алексеев категорически выступал против восстановления монархии, чем несказанно удивил одного из участников её свержения и под влиянием всего происшедшего в феврале 1917 г. ставшего монархистом В.А. Маклакова³⁸².

Обязанные своей карьерой исключительно царской власти, вознесённые на свои высокие посты Императором Николаем II, который доверил им ведение судьбоносной войны, вышеназванные генералы не только не испытывали благодарности к Государю, но и постоянно интриговали против него, обижались на недостаточное, как им казалось, проявление к ним милости.

Высшее военное руководство Российской императорской армии в конце 1916 – начале 1917 г. поддерживало не своего Государя и Верховного Главнокомандующего Николая II, а политическую оппозицию, готовившую его свержение³⁸³.