Читать книгу Петралаши, или Смешная книжка для отдыха - Петр Пинских - Страница 11

Есть люди тихие, незаметные. Проживают они жизнь – никто о них и не вспоминает. А есть такие, которые запоминаются надолго. Их давно уже и на свете нет, а в памяти тех, с кем они дружили, общались, остаются живыми навсегда.

Именно таким был Иван Васильевич Тетюхин, обыкновенный слесарь-ремонтник 6-го разряда, рядовой труженик. Шутник же и враль — просто необыкновенный. Барон Мюнхаузен «отдыхает» рядом с ним.

Работать на «закрытых» предприятиях мне приходилось не единожды. Слесарил я как-то, еще в Брежневские времена, на одном сверх-сверх… секретном предприятии (детище – еще САМОГО Лаврентия Палыча Берии). «Натаскивал» меня молодого, как раз, Иван Васильевич Тетюхин – человек опытный, ветеран производства, работающий пенсионер. Именно благодаря ему, всего через год я уже дорос до слесаря-ремонтника 5-го разряда.

Но я – о других его способностях. Расскажу вначале об одной его, самой запомнившейся мне, «шутке».

Работали мы с Тетюхиным всегда в паре. И вот, однажды, приносит он несколько противогазов. Один – протягивает мне.

– На фига? – Спрашиваю.

– Ты одевай. Сейчас увидишь. Для аппаратчиков, – говорит, – будет сейчас учебная тревога.

А мы ремонтировали насос рядом с «прикорнувшими» под монотонный гул работающего оборудования аппаратчиками. Да, так крепко прикорнувшими. Особенно у одного очень красиво голова дергалась. Он, то откроет замутненные сном глаза, головой дернув, то закроет, ее опуская.

На этом заводе указание старшего – закон. Молча, натягиваю на себя противогаз.

– Когда махну рукой, – объясняет он мне, – просто бегай туда-сюда и все:

И вот, Иван Васильевич натягивает на себя противогаз, два других – вешает на свободную руку, а другой рукой берет кувалду и стучит ей по металлическому рифленому полу, предварительно мне махнув.

Аппаратчики, вздрогнув, соскакивают. Что сразу видят они перед собой? Правильно: двух слесарей в противогазах. Один мечется туда-сюда, другой – что-то мычит перед их носом и сует им противогазы. Авария!..

Иван Васильевич хватает меня за плечи, и мы оба выскакиваем в коридор. В коридоре мы прячемся. А ту дверь, что ведет из коридора на улицу, он, оказывается, предварительно подпер с наружной стороны.

Меньше чем через минуту следом выскакивают аппаратчики, уже в противогазах. Дверь открыть не могут, мечутся, друг друга толкают. Но в цех не возвращаются. Хотя, согласно инструкции, они, сначала должны были выяснить причину аварии, все остановить, обесточить и только потом покинуть свое рабочее место. Для того, как раз, и предназначены противогазы в случае аварии. Но со сна и с перепуга – какие там могут быть инструкции!..

Мы тем временем незаметно возвращаемся в цех, быстро скидываем противогазы и, как ни в чем не бывало, спокойно возимся возле насоса.

Наконец, потихоньку открывается дверь…

Показывается сначала один «слоник», потом другой. Стали возле нас, переглядываются. Мы невозмутимо возимся с насосом. Как-то, боком-боком, сняв противогазы, аппаратчики уходят. В таких «непонятках», наверное, давно не бывали. А Иван Васильевич подмигивает:

– Ну, как мы – их!

Я ему:

– За такую шутку и «схлопотать» можно.

– Ха! – «Схлопотать!». Они свой «косяк» уже поняли. Тише воды, ниже травы будут. Иногда, надо им такие встряски устраивать. Это им – настоящая учебная тревога, а не та, что «сверху», плановая.

Так, шутил Иван Васильевич. Теперь расскажу, как он врать умел.

«Курилка». Большой, длинный, толстый Перекур. – Как, с его же «легкой руки», у нас назывался двадцатиминутный перерыв для отдыха. (Вредное производство). Иван Васильевич рассказывает:

«Лечу я, как-то, на своем мотоцикле километров под – 60. (Лечу?!). За мной – менты. А я же, трезвым на своем мотоцикле никогда не езжу. Еще и без техпаспорта, без прав. Могут ведь забрать.

Почти догоняют. Я тогда – по лужам, по лужам… Хороший ливень, как раз, перед этим пролил. Менты не хотят мокнуть, через лужи не едут. Оторвался от них на значительное расстояние. На поле выскочил. А там, за полем, уже и до Федоровки нашей – «рукой подать».

Тут, как назло, широкий овраг на пути. Я – через овраг. Дно в овраге – песчаное, жара, ветер, пыль. Грязный пот глаза застилает, ничего не видно. Кое-как, размазывая по лицу грязь, через овраг перебрался. А на другой стороне комбайны пшеницу косят. Я – прямиком по стерне. Стебли высокие, за спицы цепляются. Наверное, раза три упал. Тут, опять овраг на пути. Только не песок – на дне, а небольшое озерцо, замерзшее. Я – по льду, по льду. Скользко, блин…

Выбрался на другую сторону – вот уже она, Федоровка! Ага. Ни хрена – сугробы глубокие, мотоцикл заносит. Я еще раз, как газанул! Стрелка спидометра – на 70-ти!».

И все. На этом слове Иван Васильевич резко замолкает. С совершенно невозмутимым выражением лица перестукивает ногами, покачиваясь. Половина слушателей улыбается, потупив взор, другая половина (та, что не слишком внимательна и с некоторым недостатком чувства юмора) – с недоумением смотрит на неожиданно замолкнувшего рассказчика.

– Ну, а дальше. Где – суть? – Не выдерживает мертвой паузы кто-нибудь из них.