Читать книгу Индивидуум - Полина Граф - Страница 3

Небо сотряслось под вспышкой, тяжелым, будто бы утробным гудением, от которого задрожала земля. Я не в первый раз открывал глаза здесь, но никогда не помнил правильной дороги, хотя она оставалась неизменной.

Руки касались ржаных колосьев, запах гари не отступал ни на секунду, лишь усиливаясь и сдавливая грудь. Глаза устремились к небосводу. Он был полон сияния, совсем не похожего на угольную земную ночь, так привычную нам. Здесь же будто пролили вёдра красок и звезд. Гигантские планеты белыми пятнами зависли на горизонте. Укутавшись в кольца, тела небесные в случайном горделивом порядке рассекали пространство, в котором паутиной вились тысячи и тысячи светящихся дорог. Столько возможностей и путей. Я мог бы уйти в бесконечность, навсегда раствориться в бессознательном. Обратиться в пыль. Но я упорно шел вперед сквозь ржаное поле, так идеально разместившееся в центре космической бездны.

Там высился маяк. Он казался намного больше и гротескнее, чем я помнил. Искривленный, как и все вокруг, затемненный на фоне ярчайшей Вселенной.

Я слышал всхлипы, хотя был еще недостаточно близко. Они дробили меня, отрывали от тела молекулы, будто ударной волной. Само мироздание резонировало с этими звуками, им вторили и небо, и моя душа.

Куски земли откалывались вместе с колосьями, падали в пустоту, истлевая за секунды. А я продолжал идти, ни капли не боясь, словно от этого зависела жизнь. Сознание рвалось вперед, к маяку. Быстрее и быстрее.

– Помоги мне… – гудело вокруг.

Внутри маяка обитал сумрак, свет почти не проходил сквозь окна. Ступени скрипели под ногами, готовые рухнуть. Что-то цокало, стрекотало, взбиралось по лестнице вслед за мной. А там, на самом верху, – дверь и всхлипы за ней. Единственное место, где можно укрыться от неизвестных чудищ. И я врывался внутрь раз за разом и ощущал ледяной поток темноты. Она душила, поглощала. Затем дверь с грохотом закрывалась и стихали звуки. Я не мог сделать и вдоха, но отчаянно пытался. В этом холодном непроглядном мраке эхом разносился голос:

– Помоги мне! Пожалуйста, поторопись!

И так все время. Голос Сары. Надрывный, отчаянный. За последние полгода я видел этот сон не меньше десятка раз и никогда не мог отделаться от ощущения, что вокруг и вправду была ее душа: днем и ночью она преследовала меня, незримо окутывая дымом и золотыми колосьями. Чувство от попадания в чужой внутренний мир сложно с чем-то спутать. Сны не бывают настолько яркими и живыми и уж точно так хорошо не запоминаются.

– Оно идет!

И тогда я просыпался.

* * *

С тех пор как я впервые оказался в Соларуме, минуло уже почти два года. А в нынешнем состоянии полузвезды, после долгих месяцев метаморфоз, я пребывал год с лишним и так до сих пор и не решил для себя, считать ли изменения в режиме сна хорошей способностью или же мешающей нормально жить. С одной стороны, я мог бодрствовать до недели – это здорово, появилась куча свободного времени. Но взамен приходилось отсыпаться два-три дня, чтобы полностью восстановиться. У нормальных звезд активный режим вообще может длиться месяцами, но и спать им необходимо значительно дольше, чем людям, так что мне, возможно, еще и повезло.

Я лежал в теплых одеялах и чувствовал себя разбитым, но вновь уснуть так и не удалось. Грядущие сутки я уже запланировал как время на отоспаться, поэтому бодрствовать, а уж тем более идти на охоту особо не хотелось. Обычно протекторы работали каждый день хотя бы на одном задании, ведь за неделю им устанавливали норматив по устранению сплитов. Иначе – выговор. А если все совсем было плохо – наказание на выбор действующего Смотрителя. Ребятам из рабочих отделов было проще: например, количество полевых заданий у членов техотдела сокращалось на треть, чтобы те успевали и на благо Соларума поработать. Я тоже думал вступить в какой-нибудь отдел ради легальных прогулов, да вот как-то не сложилось. Потому старался выполнить все отведенные мне задания заранее и оставить себе пару дней на отдых.

Полежав еще немного, я предпринял титаническое усилие и поднялся. Вялый, заторможенный. Интересно, у всех эквилибрумов такое состояние с недосыпа? Или это только моя человеческая половина, из-за которой я натянул толстовку капюшоном вперед? Как поглядишь на этих заоблачников, так они всегда свежи и идеальны, будто уже канистру кофе навернули. Я таким явно не был. Даже когда снимал с себя подвеску.

Достав из тумбы мемориум, который когда-то на день рождения подарил мне Антарес, я, недолго думая, вытянул из глаза воспоминание о сне, а затем, накинув на плечи одеяло, вышел из комнаты и спустился на несколько пролетов вниз.

Тук-тук-тук.

Ничего.

Тогда я постучал снова.

За тяжелой дверью раздалось шуршание, словно находящийся внутри спешно что-то убирал, затем удар и снова шелест, только в этот раз намного громче. За ним последовало ворчание. Все это показалось мне странным – на каждой двери в Соларуме стояла манипуляция тишины. Неужели не было времени даже восстановить ее, раз уж она развеялась?

– Да, что? – Дверь отворилась, и в проеме появилось смуглое лицо Ламии. Волосы распущены и спутаны в колтуны; она щурилась, пытаясь разглядеть меня в тусклом лунном свете, озарявшем лестничную площадку через небольшое окошко. – Макс? Что случилось?

Ламия надела очки, обычные, а не рабочие, и чуть шире приоткрыла дверь, на которой был начертан символ Близнецов.

– Прости, что разбудил, – глухо произнес я.

В Соларуме всегда была ночь, и угадывать распорядок дня товарищей для нас представлялось вечным развлечением. Одежда на ней оказалась не для сна: брюки, серая блуза, расстегнутый жилет. Но выглядела Ламия помятой, уставшей. Кроме того, я почувствовал исходящую из ее души тревожность, но списал все на рабочий аврал.

– Снова? – догадалась она.

Я неуверенно переступил с ноги на ногу:

– Ты сама сказала заходить в случае чего.

Она отошла от двери, пропуская меня внутрь. Я медленно двинулся вперед, стараясь ничего не задеть. Шнурки кроссовок волочились по полу.

Ламия явно не спала в нормальном понимании: на кровати громоздились стопки папок с бумагами, документы из одной были раскиданы по всему полу – вероятно, именно ее падение я и слышал. Комнату окутывал полумрак, горела лишь настольная лампа, озаряя теплым светом книжные шкафы. Здесь, как и в вечно заваленной инструментами Манипуляционной, наблюдался рабочий кавардак: разложенные на полу инфоры, незаконченные уравнения с манипуляциями, приборы неизвестного мне назначения, – но во всем этом захламлении прослеживалась некая система. А вот стол абсолютно погряз в исписанных бумагах. Там, в углу, стояла большая желтая кружка с улыбающейся рожицей.

Задержав на ней взгляд, я приблизился к столу и коснулся бумаг.

– Что поделываешь?

Ламия подскочила ко мне, захлопнула пухлый черный блокнот с кучей закладок и, отложив его, начала раскидывать бумаги по стопкам.

– Да работа, как обычно, ты же знаешь, – с привычной торопливостью выдала она. – Может, сядешь?

– Не удивлюсь, если ты прямо тут и уснула. – Я кивнул на стол.

– По правде говоря, так оно и было, – усмехнулась Ламия, скидывая папки с кровати на пол, чтобы освободить мне место.

Я сел, продолжая оглядываться по сторонам. Когда только шел сюда, то дрожал как от озноба, но теперь внутри потеплело, снова клонило в сон.

– Я думала, ты ушел в спячку на пару дней, – сказала Ламия.

Она резво заваривала чай. Сам чайник к розетке не подключался, просто стоял в круге манипуляции и от нее же заряжался. В Соларуме электричество не предусматривалось, так что приходилось выкручиваться.

– Да… – Я потер веки пальцами. – Не спал дней пять-шесть…

– Ты себя хорошо чувствуешь? Приступы больше не возвращались? Тебе сахар класть?

– Две ложки. Спасибо. А приступов уже полгода как нет. Я бы сказал.

– И верно, – хмыкнула Ламия, наливая кипяток в кружку. Руки у нее заметно подрагивали. – Но мало ли. Мне интересно твое состояние, обязательно говори, если вдруг снова что произойдет!

Речь ее казалась сбивчивее, чем обычно.

– Собственно, поэтому я и пришел. Но… скажи, у тебя все в порядке?

– Что? Да, превосходно. Просто немного переработала. Ну, ты понимаешь. Ладно, давай не затягивай и излагай, зачем явился, звездный мальчик.

Ламия протянула мне красную кружку, я взял ее, не боясь обжечься – все равно бы не вышло, – и стал уныло помешивать ложкой чай. Близнецы наблюдала, не торопила. Она давно привыкла, что мне нужно некоторое время, чтобы собраться с мыслями для важной беседы.

Лишь после того как Ламия взяла энергласс и стилус для записей, я заговорил:

– Я слышал ее голос. Она вновь просила меня помочь.

– Но ты не видел ее? – уточнила протекторша, чиркнув по стеклу.

Я покачал головой, нахмурился.

– Я никогда ее не вижу. Словно она прячется. Но почему? Если я так ей нужен.

– Сара сказала что-то новое?

– Она сказала… – Меня передернуло, рука дрогнула, и чай чуть пролился на ковер. – Сказала, что оно приближается.

– Оно? – удивилась Ламия и начала быстро делать заметки в энерглассе.

Я наконец отпил. Ламия клала корицу в любое питье, поэтому от чая шел пряный аромат.

– Сара сказала, что нечто приближается и времени почти не осталось.

Меня пробирало отчаяние, руки тряслись. Ламия приблизилась ко мне и дружески похлопала по спине.

– Макс, ты же знаешь: мы все боимся за нее и работаем над решением проблемы.

– Но ты же веришь, что это не обычные сны? Не просто кошмар или…

– Разумеется, нет.

Она поправила очки и, взяв одну из папок, вытащила несколько исписанных листов.

– Я пытаюсь предположить, что за недуг поразил Сару. Но данные о ее состоянии разнятся. Оно необычно, это признают все – от Аданнаи до эквилибрумов. Наш мир необъясним и загадочен, каждый день мы обнаруживаем что-то новое, не вписывающееся в общую систему. Но все наши открытия лишь подтверждают, что мироздание прекрасно и гармонично. И даже эти сны – часть идеально отлаженного вселенского механизма, раз они к тебе приходят. Что-то грядет. Мы скоро со всем разберемся, так или иначе. Как и всегда.

– Я должен ей помочь. Раз она зовет меня, это ведь что-то да значит. Меня убивает сама мысль, что я ничего не могу поделать. И даже не понимаю, что с ней происходит.

Ламия задумалась, отводя взгляд.

– Это очень опасно – копаться в травмированной душе. Но давай я попробую проверить пару теорий. Возможно, Сара не может вернуться просто потому, что нечто мешает ей.

– Что, например?

– Пока не знаю. Ввиду всего произошедшего и того, с чем или кем вы столкнулись у темницы Антареса, вероятно, об особенностях ее травмы могут судить лишь эквилибрумы.

– А звезды молчат.

– Как и всегда.

Я понурил голову от усталости.

– Я должен ей. Жизнью обязан.

Я обещал ей.

Ламия с досадой улыбнулась.

– Несмотря на то что этот мир изменчив, я рада, что мы, протекторы, можем быть уверены друг в друге. Молюсь, чтобы подобным образом оно и осталось. – Она вздохнула. – Знаешь, когда я только попала в Соларум, все было настолько новым, незнакомым. Не знаю, сохранились ли у тебя воспоминания о тех первых ощущениях, но мои были по-настоящему грандиозными. С трудом верилось во все происходящее, даже после вводных лекций и той презентации, с погружением в историю…

– Ее же не меняли уже тысячи лет, а все актуальна. – Я ухмыльнулся. – Помню, как испугался визуальных трюков, залезших в голову.

– Именно! – воодушевленно подхватила Ламия. – И ведь это был только кусочек этого мира! И мне так захотелось узнать о нем как можно больше! Чтобы ничто в нем меня не удивляло.

– Тебе не нравятся сюрпризы?

– Я не любитель неожиданностей, они могут принести что-то плохое. Мне хочется быть уверенной во всем. А когда я в чем-то не уверена, то не могу найти себе места. Потому исследовать тебя было чрезвычайно занятно. И с Сарой так же.

Ламия многое делала для меня уже немалое время. Вот и сейчас – смотрела своими темными глазами, ни капли сомнения, лишь волнение и горящий, неубиваемый интерес.

Из протекторов только Ламия и Стефан ведали о моем полузвездном состоянии. От Близнецов ничего не укрыть. Ламия, с ее знаниями и остротой ума, была просто незаменима в изучении моей новой природы. Пришлось все рассказать ей почти сразу. Раз уж она не выдала наш поход к падшим за транзитом, то и здесь я вполне мог ей довериться. Несмотря на ее дикий восторг и вечные вопросы, протекторша понимала, когда следует остановиться, и держала всё в строжайшем секрете. Благодаря ей я пережил год обращения в полузвезду.

Сначала было ничего, даже удавалось вовремя выполнять пару заданий или прятаться при очередном приступе, когда из меня рвался Свет. В первые месяцы мы могли сдерживать боль. Но чем дальше, тем хуже. Меня в буквальном смысле ломало, я физически не мог выйти из комнаты. Перестраивалось всё, каждая клетка тела, от скелета до кончиков волос. Мышцы горели огнем, внутренности скручивало, меня без конца тошнило и выворачивало наизнанку. Создавалось ощущение, что оболочка отторгала собственные органы. Те видоизменились, и Ламия в поддержку дала мне почитать о внутренней анатомии заоблачников. Помню, на следующие сутки я ослеп на неделю, потому с чтением пришлось повременить. Зато после увидел мир как никогда четко. Ничто из моего нынешнего состояния не далось мне легко. Метаморфозы заняли несколько месяцев, проведенных в койке, в непрерывной боли, в жаркой комнате, воздух которой раскалился от моего тела, ведь по моим венам не прекращал бежать горячий и сияющий голубым цветом светозарный огонь. Из-за термостойкости я не ощущал жара, но чувствовал, что задыхаюсь.

Фри и Дан постоянно пытались навестить меня, отвадить их было непросто. Ламия сочинила правдоподобную байку, что моя оболочка пыталась восстановиться после пребывания в ней осколков Антареса. Верховный Света в теле приземленного – как горящий уголек в бумажном пакете. Они этому поверили и оставили меня в покое. Протекторы и ассисты приносили для меня еду, хотя знали, что я к ней не притронусь. А вот Ламия находила препараты и создавала манипуляции, чтобы усмирить боль. Вне сомнений, она изучала меня из собственного любопытства, но вместе с тем испытывала искреннее сострадание.

– Все будет хорошо, – пообещала Ламия, когда я встал и поставил кружку на стол. – Правда. Я постараюсь в ближайшее время объединиться с Аданнаей и плотнее исследовать прецеденты состояний, схожих с травмой Сары.

Я заколебался. Мысли с трудом переворачивались в голове.

– Уже полтора года прошло, а она так и не очнулась. Я правда думаю, что это не просто сны.

– Вполне вероятно, что ты слышишь ее душу, – кивнула Ламия, – учитывая твои способности.

Оно-то меня и беспокоило. Я поежился, как от холода.

– Но раз так, значит, она в чудовищном отчаянии, если я смог услышать ее прямо из своей комнаты.

– Мы разберемся со всем.

Я благодарно кивнул и уже собрался уходить, но Ламия остановила меня в дверях:

– Погоди!

Она схватила меня за руку, чтобы задержать, но тут же отпрянула. Наверное, вспомнила, что я могу видеть души при касании. И винить ее в такой реакции было трудно. Мне лишь мельком открылись облака и растущие из них фонари, мерцавшие синим. Но еще я почувствовал стальной привкус волнения, жужжащей нервозности. Чувств, которые только сейчас проявились на лице Ламии.

Ее тревога гудела стаей гадких мух.

– Макс… скажи… – Она замялась на пару секунд, а затем решительно вскинула на меня глаза. – Не мог бы ты мне помочь? Нужно кое-что проверить. Одну вещь. С нашими охранными системами. Просто тест проведем.

– Сейчас? А это никак не может подождать еще… ну… день? Я просто правда уже с ног валюсь.

Ламия обдумывала мои слова лишь мгновение, а затем выдала смешок и отмахнулась.

– А, правда, иди лучше спи, тебе нужно быстрее это сделать, чтобы успеть выспаться и не привлечь внимания протекторов. Я сама разберусь.

– Но я действительно хочу помочь, – искренне заявил я. – Если дело важное, то…

– Да пустяк, не бери в голову! Просто думала, что ты можешь составить компанию, а то одной скучно. Потом расскажу обязательно, как все прошло.

Я прикинул немного и только затем кивнул.

– Ну ладно. Но если что – отправляй сообщения.

– Обязательно, – улыбнулась она. – Доброй ночи тебе, Макс.