Читать книгу Маргарита Валуа: Прелестная ювелирша. Любовница короля Наваррского - Понсон дю Террайль - Страница 11

Если бы Рене не был сам так расстроен, он непременно заметил бы, как бледна и взволнована его дочь. Но теперь он только сердито буркнул:

– Что ты, спала, что ли? Не можешь поторопиться…

– Я не спала, – ответила девушка, – просто я боялась, потому что Годольфина нет дома.

– А куда провалился этот бродяга, нищий?

– Он пошел к портному за вашим парадным платьем.

Рене бросил на прилавок плащ и шляпу и, пройдя в комнату дочери, сердито уселся там в кресло. Паола с бьющимся сердцем подвинула свое кресло к двери уборной.

– Черт знает что такое, – сказал Рене, угрюмо осматривая дочь. – Ты разодета, словно принцесса. Неужели надо разодеваться в пух и прах, чтобы торговать духами?

– Что же мне, нищенкой одеваться, что ли? – недовольно возразила Паола.

– Не нищенкой, но согласно твоему положению!

– Кажется, я – ваша дочь!

– А что я такое? Жалкий торговец парфюмерией.

– Полно, отец! Разве я не знаю, что вы очень богаты, так богаты, что давно могли бы бросить все это и зажить барином в собственном дворце. К тому же вы дворянин. И я совершенно не понимаю, что мешает вам жить согласно своему званию, придворному положению и состоянию, что мешает вам выдать меня замуж за знатного дворянина!

– Проклятие! – крикнул Рене. – Да ты хочешь, видно, убить своего отца, несчастная?

Паола с недоумением взглянула на отца, слова которого казались ей совершенно непонятными.

Рене сейчас же переменил тон и продолжал:

– Прости меня, милая девочка! Я кажусь тебе тираном-отцом, который жертвует счастьем своей дочери по непонятному капризу… А между тем Бог свидетель, что я страстно желал бы видеть тебя женой знатного дворянина, важной дамой, утопающей в довольстве и холе. Ведь ты прекрасна, Паола; кроме тебя, я никого не люблю на свете, и все-таки твое замужество невозможно!

– Но почему?

– Потому что в тот день, когда ты выйдешь замуж за дворянина, я умру! – Флорентинец привлек к себе дочь, посадил ее к себе на колени и спросил: – Веришь ли ты во влияние созвездий, в предсказания гадалок, в волхвование, осуществляемое путем наговоров и волшебных снадобий?

– Разумеется нет, – улыбаясь, ответила Паола. – Ведь я христианка!

– Я тоже христианин, – сказал Рене, – а все же верю в это… В юности я был уличным мальчишкой и зарабатывал свой хлеб разными мелкими поручениями. Спать мне приходилось где попало, прямо под открытым небом. И вот однажды мне пришлось столкнуться со старой цыганкой, которая в благодарность за какую-то мелкую услугу предсказала мне мою судьбу. Она сказала мне, что я буду обладать огромным состоянием, что я буду одновременно и купцом, и знатным барином, что масса людей будет трепетать предо мной. Но у меня будет дочь, и вот в тот момент, когда эта дочь выйдет замуж за дворянина, а я прекращу свою торговлю, я погибну трагической смертью. Теперь ты понимаешь, почему я не могу бросить торговлю и позволить тебе выйти замуж. Предсказание цыганки до сих пор оправдалось во всем, значит, оно оправдается и в этой части!

– Боже мой, боже мой! – с отчаянием сказала Паола.

– Будет хныкать! – крикнул парфюмер, ставший снова грубым и резким. – Ступай, молись и ложись спать!

Сказав это, Рене отправился по лестнице наверх.

Паола подбежала к двери уборной и хотела выпустить Ноэ, но в это время с улицы опять постучали. Это был Годольфин, вернувшийся с платьем Рене. Паола надеялась, что Годольфин поднимется наверх и отнесет платье хозяину, но Рене сам спустился вниз, надел новый камзол, пристегнул шпагу, взял шляпу и плащ и сказал Годольфину:

– Закрой ставни и ложись! На колокольне бьет уже десять часов!

Он ушел, а Годольфин пунктуально выполнил его приказание. Паола убежала к себе, заперла дверь своей комнаты на засов, опустила тяжелую портьеру и поспешила выпустить Ноэ из его тесного убежища.

– Уф! – сказал молодой человек, переводя дух. – Как там душно! Однако, кажется, судьба не хочет, чтобы я так скоро расстался с вами!

– Боже мой, а завтра вернется отец… быть может, он придет еще сегодня ночью… Боже мой, боже мой!

– Не беспокойтесь, – сказал Ноэ, – я выскочу из окна!

– Но вы расшибетесь насмерть!

– А не найдется ли у вас веревки?

– Ну конечно найдется! – с восторгом сказала Паола. – Там в лаборатории… – И быстро, словно вспугнутая козочка, она взбежала по лестнице и вернулась с веревкой.

– Веревка не очень толста, но кажется мне достаточно прочной, – сказал Ноэ.

Паола открыла окно. Молодой человек привязал веревку за болт ставней и произнес:

– А теперь, когда все готово для моего бегства, давайте поговорим!

– Да нет же, – испуганно ответила она, – умоляю вас, спасайтесь скорее! Я боюсь… Разве вы не слышали, что говорил отец? Он страшно суеверен.

– Ну что же, – ответил Ноэ, обнимая и целуя девушку. – Будем любить друг друга втайне, и вы увидите, что ваш батюшка не почувствует себя хуже от этого!

– Но послушайте, месье…

– Ах так! – капризным тоном перебил ее Ноэ. – Ну, так я вам вот что скажу, сударыня: если вы не дадите мне слова, что мы снова увидимся, я выброшусь из окна и разобью себе голову о перила моста!

– Да вы с ума сошли! Это безумие!

– Пусть безумие, но я сделаю так, как говорю: даю вам честное слово!

– Но я не хочу…

– Так вы позволите мне завтра навестить вас?

– Но вы окончательно сходите с ума! Ведь Годольфин будет в лавке!

– Господи, раз я могу выйти через окно, то могу и войти тем же путем! Слушайте: завтра я принесу с собой шелковую лестницу. Когда я буду проезжать в лодке под мостом, вы кинете мне веревку, я привяжу к ее концу лестницу, вы втянете ее наверх, привяжете к окну, и я поднимусь к вам так же просто, словно по луврской парадной лестнице! Ну, согласны вы? Так вы еще колеблетесь? Ну, так я считаю до трех. Если вы за это время не дадите мне своего согласия, я приведу в исполнение угрозу! Раз… два…

– Остановитесь! – с ужасом крикнула Паола. – До завтра!

Ноэ обнял молодую девушку, приник к ней долгим поцелуем, затем вскочил на окно, взялся за веревку и быстро спустился вниз. Достигнув конца веревки, он смело бросился в воду, на несколько секунд скрылся из глаз, затем снова вынырнул и спокойно поплыл к берегу.

– Бррр! – пробормотал он, вылезая на сушу и отряхиваясь. – Вода не очень-то тепла! И, сказав это, он бегом направился к гостинице, где его с нетерпением поджидал Генрих Наваррский.

Принц начинал уже беспокоиться, не случилось ли с Ноэ какого-нибудь несчастья, но в этот момент Амори появился в дверях. Сначала принц даже вскрикнул от радости, а затем не мог удержаться от смеха при виде приятеля, покрытого грязью и тиной.

– Откуда ты? Что с тобой случилось? – спросил он.

– Я купался в Сене. Вода холодна… бррр!

– Он тебя бросил в воду?

– Ну уж нет, черт возьми! Я сам избрал этот путь… Впрочем, разрешите мне сначала переодеться, а потом я расскажу вам все.

Ноэ ушел к себе в комнату переодеваться. Его переодевание заключалось в том, что он сбросил с себя мокрое платье и белье и закутался в одеяло. В этом живописном наряде он вернулся к своему царственному другу, который ждал его уже за накрытым к обеду столом. За едой он рассказал принцу все, что с ним случилось и что ему пришлось подслушать из своего убежища.

– Черт возьми! – сказал Генрих. – Не знаю, какое средство изобрел Пибрак для нашей безопасности, но если Рене действительно так суеверен, то я, кажется, и сам сумею предохранить нас от укуса этой ядовитой гадины!

– А именно?

– Я еще не выяснил себе этого вполне; потом расскажу.

В этот момент в дверь постучали.

– Должно быть, это Рауль, – сказал Генрих. – Войдите!

Но это был не Рауль, а тот самый юный приказчик, который утром проводил их к дому красотки-еврейки. При виде его Генрих почувствовал сильное сердцебиение.

Приказчик низко поклонился, подал принцу письмо, поклонился еще раз и ушел.

– Однако! – сказал Ноэ. – Неужели интрижка вашего высочества окажется такой же удачной, как и моя?

Генрих вскрыл письмо и прочел вслух:

– «Ваше высочество! Человек, который передаст Вам это письмо, предан мне душой и телом, я же настолько рассчитываю на Вашу порядочность, что верю, что это письмо будет сожжено сейчас же после прочтения. Понадобился очень сильный побудительный мотив, чтобы я решилась написать Вам это письмо в такой момент, когда муж может войти ко мне в комнату каждую минуту. Ваше высочество! Графиня де Граммон, поручая Вам письмо ко мне, не знала, какую жалкую жизнь я веду. Мой муж страшно ревнив, несправедлив ко мне, вечно мрачен и резок. Я живу узницей в собственном доме и окружена шпионами, подстерегающими каждый мой шаг. Я даже лишена возможности принимать у себя своих подруг! Вы спасли нас три дня тому назад от опасности худшей, чем смерть. И что же? Когда мы расстались, муж осыпал меня упреками, оскорблениями, ревнивыми подозрениями. Он уже ревновал меня к Вам! Небо было милостиво ко мне и направило Вас ко мне в дом в тот момент, когда мужа не было. Старый Иов постарался описать Вас и Вашего спутника как мог лучше, но муж не узнал Вас по этому описанию. Это еще большое счастье для меня, и я прошу Вас не появляться более на Медвежьей улице – это необходимо для моего спокойствия. Тем не менее мне необходимо сообщить Вам один секрет. Где и как могу я сделать это? Пока еще я не могу сказать Вам этого, но позвольте мне надеяться, что, если я назначу Вам место встречи, будь то днем или ночью, Вы явитесь в указанное место. Остаюсь покорной слугой Вашего высочества!

Сарра».

– Что ты думаешь об этом письме? – спросил принц, окончив чтение.

– Да думаю, что письмо Коризандры уже оказало свое действие.

– Ну вот еще! Неужели ты можешь думать это?

– Я уверен, что Самуил Лорьо вовсе не ревнив, а его жена ловкая особа, которая уже начала потихоньку опутывать наваррского принца тонкой паутиной!

Генрих собирался ответить приятелю что-то очень резкое, но в этот момент в дверь снова постучали.

На этот раз явился Рауль. Юный паж вошел в сопровождении дворцового лакея, несшего большой, тщательно увязанный пакет. Лакей положил свою ношу на стул и удалился по знаку пажа. Тогда паж сказал:

– Одевайтесь, господа! Господин Пибрак ждет вас!

Генрих и Ноэ оделись в мгновение ока, и Рауль, который при первой встрече не без скептицизма окинул взором их грубый провинциальный наряд, теперь должен был согласиться в душе, что знакомые господина Пибрака умеют справляться со всеми тонкостями модного платья и что придворный туалет во всей роскоши шелка, бархата и дорогих кружев далеко не чужд им.

Когда они были готовы, паж сказал:

– Пожалуйте, господа, у меня здесь экипаж.

Они уселись. Рауль громко скомандовал: «В Лувр!» – и это произвело громадное впечатление на хозяина гостиницы, присутствовавшего при отбытии своих постояльцев. Через четверть часа они остановились у ворот королевского дворца.