Читать книгу Танцы Близнецов - Пётр Таращенко - Страница 20
Танцы близнецов
Триптих
Ломаная прямая
Вам покажут разные красивые места
ОглавлениеКабинет генерал-губернатора странным образом походил на лавку восточных народных ремёсел – пухлые кожаные пуфики вперемежку с латунными анубисами, птицами и разными животными, пальма с золотыми листьями и костяным стволом, сабли и щиты где только возможно, высокие лампы в форме лилий, множество ваз из египетского алебастра, украшенных филигранной резьбой, загадочная кухонная утварь, каменные кошки разных цветов. Однако тиснённая золотом зелёная кожа стенных панелей, роскошный стол с резными ножками, сплошь инкрустированный латунными вставками, и столешницей, покрытой мусульманским сукном, за которым на резном же троне из розового дерева восседал генерал-губернатор, однозначно определяли статус помещения.
Генерал-губернатор легко поднялся, вышел из-за стола и вполне по-европейски пожал руки делегатам.
Савойский вынул из пакета парадное издание – альбом с панорамой города на суперобложке, на котором, как на подносе, расположил нарядную казачью нагайку.
– Презенты от нашей маленькой делегации.
– Presents, – губернатор принял дары, – thank you very much!
Он аккуратно положил альбом на край стола, но вот нагайка вызвала у него явный интерес, он повертел её в руках, разглядывая плетение и латунные заклёпочки, и вопросительно посмотрел на гостей.
– Донская казачья плётка, символ мужества и власти, – объяснил маэстро.
Карагодин перевёл, и губернатору перевод явно понравился.
После передачи даров снова присели к столу, и губернатор с места в карьер стал излагать суть проблемы и текущую ситуацию. Карагодин вполголоса переводил Савойскому печальную губернаторскую сагу.
Амбициозная мысль украсить вход в Суэцкий канал сообразным его значимости монументом посетила губера у подножья Мамаева кургана, когда он увидел статую Родины-матери.
Пытаясь найти талант, хоть сколь-нибудь приближающийся по мощи к таланту автора монумента-гиганта, губер озадачил не одного европейского мастера грандиозным проектом, но без большого успеха. Впрочем, кое-какие смельчаки нашлись. Собственно, два: француз и итальянец. Люди решительные и прыткие – предварительные макеты уже представили.
– France, – сказал губер, театрально повернул ладонь левой руки вверх и отвёл её влево, в сторону высокого ажурного столика, на котором помещался выкрашенный бронзовой краской гипсовый брус, укреплённый на какой-то маловразумительной лепёшке. Верхний торец макета венчала миниатюрная башенка маяка с крошечными стеклянными окошечками.
Савойский хрюкнул:
– Тоже мне, Корбюзье нашелся.
Губер вопросительно посмотрел на Карагодина.
– Маэстро говорит, что концепция грешит некой вторичностью.
Губер оживился, ему хотелось знать мнение специалиста более подробно.
В определениях Савойский не стеснялся. Карагодин пытался выдержать политес и в переводе скрашивал резкие фигуры речи распалившегося маэстро. А зря. Потому как оказалось, что губеру этот геометрический минимализм тоже не по душе. Не олицетворяет ни духа, ни мощи.
А вот Родина-мать олицетворяет. Но только одной матери – мало. Нужно что-то ещё.
Губер нажал кнопку, и усатый принёс кофе. Стали перебирать монументальные символы: Христос-искупитель в Рио, солдат-освободитель в Трептов-парке… Губер вопросительно посмотрел на Савойского. Савойский щурил глаза, пытался понять масштаб души контрагента, припомнил финиковые плантации по дороге в Порт-Саид, тёток, пакующих ящики с золотистыми плодами, каких-то измождённых доходяг, таскающих цементные блоки на подступах к городу, и вдруг твёрдо сказал: должно быть триединство: солдат, рабочий и… крестьянка.
– Yes, yes, yes! – обрадовался губер. – Только очень большие.
– Это несомненно, – подтвердил маэстро.
Губер открыл следующую карту, повернул ладонь правой руки вверх и отвёл её вправо, показал вариант итальянца: металлический штырь с овальным утолщением на конце.
– Ну, это мы проходили, – хохотнул Савойский. – Никакой самобытности.
– Такое уже делали, я правильно понял? – удивился губер. – Где? Когда?
– Фаллос в Индии, – сказал Савойский. – Индусы просто недотянули по размеру – финансирования не хватило. И в Китае есть. В парке развлечений, в Чангчуне. Китайцы похитрее, натянули на каркас травяные циновки, и получился весьма приличный фаллос, 30 метров высотой. Тут они нос индусам утёрли. Хотя, конечно, циновки – материал для этих дел неподходящий.
Рассказ Савойского о хитроумных китайцах губера рассмешил.
– Тридцать метров, – крутил он головой, – для китайцев неплохо! Низкорослая нация. Сублимация фантазий. Парк развлечений для этого дела – самое подходящее место. Но у нас Порт-Саид, канал, – посерьёзнел он, – тут с местом ошибиться нельзя.
– Надо смотреть, – сказал Савойский.
Губер снова нажал латунную кнопку на столе. Дверь кабинета открылась, в комнату вошли три представительного вида араба в национальных хламидах и почтительно выстроились рядком.
Губер представил делегатам вошедших: главный архитектор со своими замом и помом. Один художник, другой строитель.
Делегаты обменялись с вошедшими демократическими рукопожатиями.
Губер отдал чиновникам строгим голосом какие-то краткие указания, а делегатам сказал:
– Сейчас вам покажут разные красивые места. Нужно выбрать самое подходящее для монумента. Самое красивое.
– У нас получится, – уверенно сказал Савойский.