Читать книгу Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций - Ричард Роуэн - Страница 22

Нет необходимости в особой ловкости или скрытности, если ваши противники доверчивы и наивны; а некоторые духовные, военные и даже политические деятели во времена Никколо Макиавелли обладали едва ли не сверхъестественной наивностью. Марион Кроуфорд в своих «Очерках из венецианской истории» отмечает, что это была эпоха, в которой гарантии личной безопасности всегда представлялись прелюдией к политическому убийству. И он был поражен, что люди упорно полагались на веру в подобные обещания. Гарантии личной безопасности являлись вкладом эпохи рыцарства в эпоху беззастенчивых махинаций; злоупотребление ими не было чем-то особенным для венецианской или итальянской секретных служб, и в начале XV века это злоупотребление уже сделалось столь же обычным механизмом похищения или предательства, как стилет и отравленная чаша являются инструментами личной мести или средства для ускоренного получения наследства.

Яна Гуса, чешского ученого, ректора Пражского университета, заманили на Констанцский собор (1414–1418 гг.) под обещание гарантий личной безопасности. Поскольку его подозревали в гнусных ересях, его оппоненты с самого начала были уверены, что нарушат свое слово и будут освобождены от сего греха, если упрямство обвиняемого можно будет исправить сожжением на костре. Грех Гуса заключался в том, что он рискнул – примерно в 1396 году – прочесть серию лекций, основанных на доктринах великого оксфордского преподавателя Уиклифа. Гус предстал перед судом в Констанце, и ему велели отречься от некоторых своих убеждений. Когда он отказался, не будучи убежден в своей ошибке, его предупредили, что его долг – повиноваться и отречься, независимо от своих убеждений. А поскольку он продолжал настаивать на своем, его осудили и передали в руки светской власти – удобное средство, которое спасло церковь от исполнения смертельного приговора, – и сожгли на костре как еретика.

Гус, мудрый человек, должно быть, с подозрением относился к честности ортодоксов – иначе он не потребовал бы гарантий личной безопасности, – тем не менее пал жертвой изменчивости совести, подрывавшей тогда дух христианского мира. Ловушка, расставленная для него, была утыкана особо острыми зубьями, поскольку личную безопасность обещал сам император Сигизмунд, и, откажись Гус поверить монарху на слово, его обвинили бы в lese-majeste – «оскорблении его величества» – и, возможно, в гнусной мирской ереси, называемой государственной изменой.

Сигизмунд, тиранический правитель Священной Римской империи, на Констанцском соборе поступил по-своему. Он заставил присутствовать на нем папу Иоанна XXIII и даже не потрудился пообещать ему безопасность. Святой отец неохотно отправился навстречу своей гибели, сопровождаемый, как свидетельствуют записи, тем, кто знал его еще до того, как он стал папой, Козимо Медичи, дедом Лоренцо Великолепного, который приехал в Констанц «с риском для жизни, дабы помочь защитить его; и был вынужден переодеться и бежать, когда собор низложил папу Иоанна и заключил его в тюрьму». В следующем (1416) году собор продолжил выполнение возложенной на него задачи по воссоединению христианских народов, предав сожжению соратника Гуса – Иеронима Пражского. И этот произвол, вкупе с предательством и мученичеством Гуса, спровоцировал восстание в Богемии, которое важно для нас тем, что стало первой из жестоких религиозных войн, побудивших христиан к шпионажу, убийствам и всем формам предательства, нетерпимости и очернения друг друга во всех частях мира на протяжении трех столетий.

В этот период не следует искать свидетельств деятельности секретной службы и шпионских интриг. Шпионы и убийцы, двурушники и коварные обманщики маршируют в колонне по четыре по длинным подиумам династических, религиозных или политических махинаций. Гораздо более трудной задачей является поиск великодушия и бескорыстных мотивов, любого вида патриотизма или следов простой честности. И в этом зачастую помогает секретная служба. Мысли и труды Макиавелли охватывают как раз данный период и дают нам имя, которое ложно стоит за личной хитростью и безжалостным эгоизмом. Но достойный флорентиец систематизировал все эти коварные символы веры, после чего с ним расправились самым жестоким образом. Опрометчивый заговор двух «легкомысленных молодых людей», Босколи и Каппони, привел к безвременной политической кончине Макиавелли. Его даже подвергли пыткам и слегка покалечили на дыбе, после чего он удалился в муки литературного сочинительства и создал шедевр – не об отмене пыток, а о более искусном их применении к тем, кому это необходимо.

Его родная Флоренция пережила опустошительную эпидемию чумы 1629 года, «свирепствовавшую с жестокой силой в течение многих месяцев», и стала свидетелем нововведения – своего рода санитарной секретной службы. Поскольку во время чрезвычайного положения была учреждена «коллегия здравоохранения» и ее члены требовали соблюдения санитарных норм даже от обитателей мужских и женских монастырей, церковь решила осудить санитарные правила как нечестивые. В конечном счете членам коллегии пришлось принять епитимью; в то время как доминиканские братья воспользовались эпидемией, чтобы организовать своего рода поголовный шпионаж, выпытывая обо всех домашних проблемах и добавляя общественное негодование к страданиям пораженного чумою города. Даже некоторым мудрым и набожным флорентийцам было трудно отличить одну чуму от другой.