Читать книгу Темное торжество - Робин Ла Фиверс - Страница 3

Я поспеваю за Юлианом, не позволяя своему рассудку заигрываться со всякими возможностями одна другой гаже. Я высоко несу голову, стараясь, чтобы презрение к окружающим ясно читалось у меня на лице. Правду сказать, для этого особенно и притворяться не надо. Я в самом деле ни во что не ставлю почти всех здешних обитателей – от придворных прихвостней д’Альбрэ до бесхребетных бретонских вельмож, не посмевших воспротивиться, когда он расположился в замке их герцогини. Лизоблюды! Лакеи! Это самое мягкое, что о них можно сказать!

Юлиан слегка медлит перед дверями главного зала, пропуская вперед стайку слуг. Мы входим непосредственно за ними, питая некоторую надежду, что наше появление пройдет незамеченным. Я про себя радуюсь его обещанию сохранить мой секрет, но мысль о том, какой награды он может потребовать, все-таки беспокоит меня.

В самом зале туда и сюда снуют молчаливые слуги. Они разносят большие бутыли вина, подкладывают дрова в очаг – в общем, пытаются предвосхитить любые хозяйские пожелания, зная, что в ином случае их отругают, а то и вовсе накажут за нерасторопность. Люди более высокого положения группками распределились по залу, опасливо переговариваясь вполголоса. Все уже знают, что вылазка д’Альбрэ окончилась неудачей и вернется он, скажем так, вовсе не триумфатором.

Среди присутствующих только у одного человека недостает здравого смысла проявить осторожность. Это записной олух – маршал Рье. Он расхаживает взад и вперед возле камина и громко жалуется мадам Динан на д’Альбрэ, который-де порушил его честь, устроив засаду ровно тогда, когда он, Рье, выехал под флагом перемирия. Да уж, кому рассуждать о чести, как не ему. Он ведь был личным наставником и телохранителем герцогини, до того самого дня, когда надумал предать ее и объединиться с д’Альбрэ, – полагал, что их совокупное могущество сломит волю юной правительницы, убедив ее, что выбора нет, кроме как делать то, что им будет угодно.

То-то она их всех удивила!

С внутреннего двора доносится гулкий топот копыт. Это возвращается войско. Воцаряется неразбериха воинских звуков – стук складываемого оружия, скрип кожи, звяканье снимаемых лат и кольчуг. Следовало бы еще ждать победных кличей и грубого воинского смеха… но, видимо, не сегодня. Сегодня вернувшееся воинство ведет себя просто на удивление молчаливо.

Дверь, бухнув, резко отворяется. Тяжелые стремительные шаги в коридоре, сопровождаемые звоном шпор… Весь зал притихает в преддверии надвигающейся бури. Замолкает даже Рье. Слуги буквально исчезают с глаз, прячась по углам. Самые робкие из придворных спешат найти благовидный предлог, чтобы улизнуть из зала.

Желание унести ноги делается нестерпимым. Как же трудно не поддаться судорожному позыву удрать по лестнице в относительную безопасность верхних покоев. Однако мой проступок требует, чтобы я осталась и тем самым показала д’Альбрэ: скрывать мне нечего. И вместо того, чтобы бежать без оглядки, я тянусь к уху Юлиана:

– Как по-твоему, мадам Динан и маршал Рье – любовники?

Мои слова забавляют Юлиана, он улыбается, но в то же время не забывает ободряюще пожать мою руку. Я хмурю брови и рывком высвобождаю пальцы. Как же хорошо он меня знает! Слишком хорошо, слишком…

И вот тут входит д’Альбрэ, и его присутствие обрушивается на нас со всей губительной мощью лесного пожара. От графа разит кровью и потом. Его лицо бледно от ярости, так что густая борода кажется неестественно черной. По пятам за господином следует его главнейший приспешник, капитан стражи Бертран де Люр, и за ним еще дюжина военачальников и приближенных. Двое из них, бароны Жюльер и Вьенн, прежде были вассалами герцогини, но им так хотелось доказать свою верность д’Альбрэ, что оба согласились участвовать в вероломном нападении и выехали с графом в поле, хотя и знали, какого рода замыслы он вынашивал в отношении их госпожи.

Теперь я с немалым удовольствием вижу, что мой божественный покровитель Мортейн отметил их обоих знаком смерти. У того и у другого словно бы красуются на лбу темные тени. Это и еще то обстоятельство, что герцогине удалось уйти из капкана… Нет, все же совсем неплохой выдался день!

– Ты чему улыбаешься? – спрашивает Юлиан.

Я с некоторым трудом отрываю взгляд от двоих помеченных.

– Забавно все это… – бормочу в ответ, но в это время по залу, точно удар кнута, разносится голос д’Альбрэ:

– Поставить на все башни людей! Проверить, нет ли там кого лишнего! Если их предупредили, то, скорее всего, с северной башни!

Я вжимаюсь спиной в стену. Ну почему монахини не обучили нас заклинанию, дарующему невидимость?

– Пьера ко мне! – продолжает греметь д’Альбрэ. – Его атака со стороны западных ворот должна была начаться раньше! Похоже, из-за его лености я лишился добычи!

Он вытягивает руки, и оруженосец бросается снять с него латные перчатки. Мальчик благополучно сдергивает правую, но, прежде чем он успевает заняться левой, д’Альбрэ поворачивается выкрикнуть очередной приказ. Оруженосец поспешно отскакивает, чтобы не заработать случайную затрещину, и опасливо выжидает. Ему страшно подходить к господину, но еще страшнее промедлить, когда от него ждут услужения.

– Еще, – продолжает д’Альбрэ, – мне нужен отряд, который последует за герцогиней и будет докладывать обо всех ее перемещениях и о войсках, ее защищающих. Если подвернется хоть малейшая возможность для захвата, она не должна быть упущена! Я щедро вознагражу любого, кто привезет ко мне герцогиню!

Де Люр передает хозяйский приказ своим людям. Еще один оруженосец тенью вьется подле д’Альбрэ, готовый вложить ему в руку чашу с вином еще до того, как господин того потребует. Д’Альбрэ не глядя хватает чашу, и все мы ждем, затаив дыхание, пока он утоляет жажду. Мадам Динан делает шаг вперед, не иначе намеревается успокоить его… но в последний момент внемлет здравому смыслу и остается на месте.

Осушив чашу, граф долго и пристально смотрит на нее, после чего… швыряет в очаг. Звон бьющегося хрусталя отчетливо разносится по притихшему залу. Д’Альбрэ медленно оборачивается. Он пользуется воцарившейся тишиной так же мастерски, как и мечом; он позволяет ей длиться, пока сам воздух в зале не натягивается туже, чем кожа на барабане.

– И как же это вышло, что воины из Ренна подоспели столь вовремя, а? – спрашивает он затем, и его обманчиво-тихий голос звучит пострашней недавнего крика. – Как такое возможно? У нас тут что, предатель завелся?

В зале стоит мертвая тишина. Никто не решается подать голос. Предателей здесь на самом деле более чем достаточно – многие с легкостью изменили юной девочке-герцогине. А вот решился ли кто-нибудь предать д’Альбрэ – это вопрос уже совсем другого порядка…

Маршал Рье сжимает кулаки и делает шаг вперед, становясь перед графом. Мадам Динан тянет руку, пытаясь остановить его, но не успевает. «Боже милостивый! – думаю я. – Да он либо величайший храбрец, либо непроходимый болван!»

– О каком предательстве речь, если никто не был осведомлен о ваших планах? – спрашивает Рье.

Взгляд д’Альбрэ лениво переползает на его кулаки.

– Решение было принято в последний момент, – говорит он.

– Но даже и в этом случае следовало уведомить меня, – продолжает Рье. – Я дал слово, что герцогиня может ничего не опасаться во время переговоров.

Проклятье, думаю я. Остолоп дразнит д’Альбрэ и не замечает, как утекает между пальцами песок его жизни!

Граф всем корпусом поворачивается к Рье, и я чувствую, как напрягается подле меня Юлиан.

– Вот поэтому-то тебе ничего и не сказали, – говорит д’Альбрэ. – Ты из-за своего обещания раскудахтался бы, точно старуха!

Рье молчит. То ли слова д’Альбрэ его ошарашили, то ли понял наконец, что играет с огнем… Откуда мне знать.

– А кроме того, – теперь в голосе д’Альбрэ звучит явственная насмешка, – как я посмотрю, твои увещевания очень сильно на нее повлияли. Плох тот военачальник, у которого заготовлен только один путь к победе! – Тут его лицо с быстротой ртути принимает совсем иное выражение, делаясь из насмешливо-презрительного попросту ужасающим. – Ты ведь не прознал о моих планах и не предупредил ее, чтобы сберечь свою драгоценную честь, а? Или как?

Рье отшатывается. Наконец-то он заметил в глазах д’Альбрэ нечто способное внушить благоразумие даже ему.

– Нет, – произносит он коротко.

Граф невыносимо долго удерживает его взгляд… однако потом все-таки оборачивается к залу:

– И все же как вышло, что гарнизон Ренна подоспел ей на помощь? Почему они приехали именно сегодня и ровно в этот час, ни раньше, ни позже? – В его глазах горят очень опасные огоньки. – Вывод один: среди нас есть предатель!

Спасибо хоть на том, что прибытие реннских воинов отвлекло его внимание от северной башни, по крайней мере на время.

Рье решается переменить тему.

– Герцогиня и Дюнуа доставили известия о французах, – говорит он.

Д’Альбрэ наклоняет голову. Он ждет продолжения.

– Они сказали, что французы пересекли границу, вторглись в Бретань и захватили три наших города, в том числе Ансени.

Ансени – это личное владение маршала Рье. Д’Альбрэ поджимает губы, глядя на маршала.

– Без сомнения, Дюнуа хотел отвлечь твое внимание, – говорит он. И оборачивается к Бертрану де Люру: – Отправь туда разведчиков, пусть всё проверят.

Де Люр кивает, но прежде, чем он успевает отдать соответствующие распоряжения, следует новый приказ:

– Когда разберешься с этим, расспроси всех людей. Выясни, не уезжал ли кто в Ренн на этой неделе. Если таковые найдутся, немедленно по возвращении приведешь их ко мне на допрос.

Вооруженные воины притихают, а кое-кто непроизвольно бледнеет. Всем очень хорошо известно, какие методы допроса предпочитает д’Альбрэ: это страшный сон, да и только! Де Люр коротко кивает и отправляется исполнять распоряжения своего господина. Прежде чем покинуть зал, он бросает на меня взгляд и подмигивает. Я делаю вид, будто ничего не заметила. Смотрю на своего брата Пьера, который как раз входит, разминувшись с капитаном в дверях. Он несет под мышкой свой шлем, он шагает, вздернув подбородок, и выражение лица у него весьма неприятное. Белый шрам, рассекающий левую бровь, выделяется, точно клеймо.

– Что случилось? – спрашивает он, снимая перчатки. – Как вышло, что она улизнула?

Д’Альбрэ резко вскидывает голову:

– Ты опоздал со своими людьми!

Неожиданное обвинение заставляет Пьера замереть на месте. Отражения различных чувств так быстро сменяются на его лице, что это выглядело бы смешно, не будь его положение по-настоящему отчаянным.

– Задержку вызвали горожане, – говорит он. – Они пытались затворить ворота и не выпустить нас в поле.

Д’Альбрэ награждает его долгим взглядом, явно силясь определить, не лжет ли он:

– Ты должен был всех их убить.

Пьер надувает и без того пухлые губы:

– А я так и сделал.

– Значит, ты должен был сделать это быстрее, – бормочет д’Альбрэ, и я с трудом сдерживаю горький смешок.

Значит, мой братец убивает недостаточно быстро, по его мнению! Тем не менее д’Альбрэ коротко кивает ему. Пожалуй, это самое близкое подобие похвалы, на какое он способен.

Сумятица, возникшая у входа в зал, нарушает напряженность момента. Воины, вернувшиеся из боя, загоняют внутрь с полдюжины человек, по виду – самых распоследних слуг.

Д’Альбрэ касается пальцем губ:

– Их обнаружили в башне?

Де Люр пинает одного из приведенных – ему кажется, что тот недостаточно раболепно склонился перед господином.

– Нет, – говорит он. – Но они не были приставлены к делу, и у них нет свидетелей, знающих, где они были во время сражения.

Д’Альбрэ склоняет голову, словно любопытный стервятник. Потом медленно подходит к съежившимся беднягам. Это слуги герцогини.

– Итак, – произносит он самым что ни на есть бархатным голосом, – вы, стало быть, очень-очень верные слуги?

Никто не отвечает ему, и он улыбается. От этой улыбки у меня пробегает по спине холодок.

– Вы можете сказать мне, – продолжает д’Альбрэ. – Ибо я очень высоко ценю верность.

Самый старший среди слуг изо всех сил пытается выпрямиться, но его явно избили, и одна нога отказывается служить.

– Ваша милость правду сказали, – отвечает он гордо. – Мы служили нашей герцогине с самого дня ее рождения и теперь не отступимся от нее.

– И что, даже французы вас за свое золото не перекупили?

Я прикрываю глаза и возношу кратенькую молитву, чтобы старый глупец позаботился о своей безопасности и придержал язык, но какое там! Для этого человека существует только его честь.

– Нет, ваша милость, – говорит он. – С нами у них не прошло.

Д’Альбрэ придвигается на шаг ближе, нависая над кучкой слуг.

– Так кто же из вас, – спрашивает он, – пронюхал о задуманном нами маленьком приветствии и выбрался за стену, чтобы предупредить герцогиню?

– Никто из нас ни о чем не знал, – отвечает старик, и я уже готова издать неслышный вздох облегчения, однако этот недоумок, преисполненный чувства долга, вдруг добавляет: – Но если бы мы знали, непременно сообщили бы ей!

Д’Альбрэ раздраженно поворачивается к Пьеру:

– И как это мы его проглядели?

Мой братец пожимает плечами:

– Ни одна ловушка не вылавливает разом всех крыс, господин мой.

Без дальнейших разговоров, без какого-либо предупреждения д’Альбрэ отводит руку, еще облаченную в латную перчатку, и бьет старого слугу в лицо. У того голова с хрустом запрокидывается. Юлиан стискивает мою руку, чтобы я молчала и не двигалась с места. И я не двигаюсь, хотя мне до смерти хочется броситься на д’Альбрэ. Я обязана держаться – так же, как держался в бою тот последний отчаянный рыцарь. Я подручная Смерти, и я нанесу удар, когда придет время. Я должна быть на месте и в полной готовности, особенно сейчас, когда своим открытым вероломством д’Альбрэ уж точно заслужил метку, которой я ожидала долгих шесть месяцев…

А кроме того, старик уже мертв; моя ярость ему уже ничем не поможет. Я творю молитву о его отлетающей душе. Только это и могу для него сделать.

Маршал Рье выходит вперед, вид у него возмущенный, он хочет говорить, но тут раздается рев д’Альбрэ:

– Я пощадил ваши никчемные жизни! – Его голос громовым эхом прокатывается по залу, и уцелевшие слуги наконец-то гнутся от ужаса в три погибели. – И вот, значит, как вы намерены мне отплатить?

Он вытаскивает меч… Мой желудок связывается узлом и порывается скакнуть в горло, я хочу крикнуть, предупредить их… но не успеваю. Меч обрушивается на скорчившихся людей. На пол льется кровь… Второй удар приканчивает тех, кого не зацепил первый.

Не осознавая того, я делаю шаг вперед – и спохватываюсь, только когда рука Юлиана обхватывает мою талию.

– Осторожнее, – шепчет он мне на ухо.

Я закрываю глаза, ожидая, пока мои внутренности не вернутся на свои места. Юлиан толкает меня локтем, и я поднимаю веки, спешно придавая лицу отсутствующее выражение. И очень вовремя: пронизывающий взгляд д’Альбрэ устремлен прямо на нас. Я слегка оттопыриваю губу – так, словно учиненная им кровавая бойня отчасти развеяла мою скуку.

– Глупцы… – бормочу я.

Как же хорошо, что у меня больше нет сердца: нечему разорваться от боли.

– Юлиан! – окликает д’Альбрэ.

Я чувствую, как вздрагивает мой спутник. Потом он оставляет меня и выходит вперед:

– Да, мой государь и отец?

– Проследи, чтобы здесь прибрались. А ты, дочка, – черные непроницаемые глаза д’Альбрэ смотрят в упор, и требуется вся моя выдержка, чтобы встретить этот взгляд с прежним скучающим выражением, – позаботься о мадам Динан. Кажется, она упала в обморок.

Делать нечего, я покидаю надежную и безопасную каменную стену и иду исполнять приказ отца. Ну почему, почему судьбе было угодно, чтобы Юлиан застал меня на башне? Стоит графу узнать о том, что я сделала, и он убьет меня с той же легкостью, с какой убил этих несчастных.

Только, надо думать, не так быстро.