Читать книгу Темное торжество - Робин Ла Фиверс - Страница 7

Мощь присутствия д’Альбрэ такова, что ее не выдерживает даже роскошь, наполняющая богатый дворец герцога Франциска. Все кругом, начиная от фресок на стенах и кончая оленьими головами, глядящими из замысловатых оправ, кажется каким-то болезненным и даже угрожающим.

Я приседаю в глубоком поклоне:

– Мой государь и отец, как могу я послужить вам?

Понимая, что слишком усердное смирение вкупе со слепым послушанием будет выглядеть фальшиво, я вскидываю глаза и, встретив холодный, ничего не выражающий взгляд графа, подпускаю в свой самую чуточку насмешки.

– Моя непокорная дочь осчастливила нас посещением… Где ты ее нашел? – Д’Альбрэ обращается к капитану, но продолжает смотреть мне прямо в глаза.

– В саду. Она разговаривала с вороной.

Д’Альбрэ изгибает густую кустистую бровь. Я пожимаю плечами с видом легкого раздражения:

– В монастыре Святой Бригантии меня научили отчасти понимать диких тварей, государь.

Эту ложь мы придумали вместе с аббатисой, чтобы объяснить мое долгое отсутствие в доме отца: якобы я удалилась к сестрам-бригантинкам, чтобы обучиться целительству и другим их искусствам.

Д’Альбрэ с отвращением фыркает:

– Ты у них там вовсе размякла! – И обращается к одному из стражников у двери: – Поди посмотри, не удастся ли найти эту ворону и поймать. Пожалуй, я бы ее дочке на ужин скормил.

В груди становится холодно от ужаса. Я только надеюсь, что глупая птица уже улетела далеко-далеко. Если меня заставят съесть мою собственную ворону, я ее выблюю прямо на роскошные, кордовской работы, сапоги д’Альбрэ. Мысль об этом придает толику мужества, а с ней и способность выдерживать его взгляд, да еще и с насмешливым выражением.

Стражник низко кланяется и уходит.

– Обыщи ее, – приказывает д’Альбрэ де Люру.

Капитан неуверенно смотрит на графа. Тот кивает, и де Люр расплывается в улыбке. Потом подходит ко мне. Этот усмехающийся свин кладет ладони мне на плечи и проводит ими вниз по рукам, ощупывая сквозь ткань каждый дюйм моей кожи.

Я не могу доставить ему удовольствие, содрогнувшись от мерзкого прикосновения. Наоборот, забавляюсь, гадая, попробует ли де Люр остановить меня, когда во исполнение монастырского приказа я пойду убивать д’Альбрэ. Если попробует – что ж, разделаюсь и с ним.

Когда его пальцы касаются ножен, пристегнутых к моему левому запястью, брови изумленно взлетают.

– Это еще что?

– Это всего лишь мой нож, капитан. А вы чего ждали – чтобы одна из д’Альбрэ разгуливала без оружия?

Он принимается заворачивать мой рукав.

– Осторожнее, – предостерегаю я. – Лезвие очень острое.

Он чуть медлит. Пока соображает, не были ли мои слова угрозой, я сама тянусь за ножом. Сжав пальцами рукоять, втискиваю крохотный свиток в ладонь и лишь потом извлекаю клинок.

Он опасливо смотрит на действительно очень острое лезвие, потом запускает два пальца внутрь ножен и ощупывает изнутри. Я раздраженно оглядываюсь на д’Альбрэ:

– Пристойно ли ему так наслаждаться обыском, государь?

– Я велел обыскать ее, а не обжимать, – говорит д’Альбрэ. – Тебе бы понравилось, если бы я так тискал твою дочку?

Угроза не оставляет сомнений, и движения де Люра тотчас делаются осторожней.

Тем не менее, добравшись до моих ягодиц, он не может удержаться, чтобы легонько не ущипнуть. Тут я соображаю, что все еще держу в руке нож. Приходится пустить в ход всю мою выдержку, чтобы не всадить клинок ему в брюхо. Вместо этого я делаю движение, словно желая убрать оружие в ножны, но немного промахиваюсь. Совсем немного. Так, что острый кончик оставляет борозду у него на щеке.

Он с руганью отталкивает меня и зажимает рану ладонью.

– Я ведь предупреждала – лезвие острое…

Его ноздри яростно раздуваются. Он оглядывается на д’Альбрэ.

– У нее ничего нет, – говорит де Люр. – Только маленький кинжал и подлое сердце.

Я улыбаюсь так, словно он от души меня похвалил. Д’Альбрэ жестом велит ему отойти:

– Ты, верно, рада будешь узнать, что я наконец-то нашел тебе дело, дочь.

Мое сердце выдает медленный удар, больше похожий на судорогу. Мне ли не знать, что д’Альбрэ признает за женщинами лишь два предназначения: рожать ему сыновей и удовлетворять его похоть. Когда речь идет о его собственных дочерях, он худо-бедно признает за ними еще одну роль: замужество, способное добавить ему богатства и славы.

Лишь благодаря посланию из обители у меня хватает отваги поднять подбородок и ласково улыбнуться ему:

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, государь, чем возможность вам послужить.

– Мне еще предстоит дознаться, кто открыл герцогине наши замыслы и предупредил ее, – говорит он. – Я хочу повнимательней присмотреться к нантским баронам. Быть может, один из них клянется мне в верности, но тайком доносит ей обо всех моих планах? Имей в виду эти подозрения, когда поближе познакомишься с бароном Матюреном.

Я тщательно слежу за тем, чтобы на моем лице не отразилось никаких чувств. Эта новая низость необычна даже для него: обрекать собственную дочь на разврат ради политических выгод!

– С этим толстяком, у которого подбородков не сосчитать? Да я из него все секреты вытяну, даже особенно близко не знакомясь, – легкомысленным тоном произношу я.

Д’Альбрэ наклоняется вперед, черная борода встает дыбом.

– Ты что, отказываться вздумала?

– Нет, конечно, – отвечаю я.

Мое сердце колотится в панике – я отлично знаю, что бывает с теми, кто пытается сказать графу «нет».

Д’Альбрэ склоняет голову на сторону:

– Только не говори мне, что тебя одолевают девические колебания. Всем тут известно, что это вранье.

Эти слова звучат словно пощечина, и мой разум, шатаясь, пускается в бег по длинному коридору, полному жутких воспоминаний. Они таковы, что в глазах темнеет, но рассудку, по счастью, удается оправиться.

– Всего лишь хочу заметить, – говорю я, – что добыть необходимые вам сведения можно множеством способов.

Такой ответ удовлетворяет графа, и он вновь откидывается в кресле.

– За ужином сядешь с ним рядом.

Он собирается дать мне дальнейшие распоряжения, но тут приходит дворецкий. Он приводит гонца, грязного и усталого после дальней дороги. Д’Альбрэ сразу машет рукой, выгоняя и меня, и капитана де Люра.

– Оставьте нас, – приказывает он, и де Люр ведет меня к выходу.

Бессильное отчаяние бушует во мне, но я не даю ему воли. Пусть даже д’Альбрэ почти во всеуслышание объявил, что я замарана и недостойна его покровительства, сейчас не время паниковать. Я обхватываю ладонью запястье с пристегнутыми ножнами, черпая силы из хранимого там послания, и торопливо удаляюсь к себе.

В спальне я обнаруживаю Тефани и Жаметту. Они не находят себе места и при виде меня испытывают невероятное облегчение. Это не мешает мне против всякой логики возложить на них вину за свои новые горести.

– Ванну! – коротко приказываю я. – Немедленно!

Они принимаются за работу, я же, ускользнув в гардеробную, наконец-то вытаскиваю письмо. Дрожащими руками разворачиваю маленький свиток, держа над отверстием нужника, чтобы никто не нашел крупинок черного воска и не использовал их как улику против меня. Очень надеюсь, что в записке содержатся указания, которых я так жду.

Послание, естественно, зашифровано. Сдерживая нетерпение, я выстраиваю нужную последовательность букв, но, поскольку ни чернил, ни пергамента у меня под рукой нет, расшифровка занимает слишком долгое время.

– Госпожа? – окликают меня. – Ванна готова! Вам плохо?

– Нет, – обрываю я взволнованные расспросы Тефани. – И будет совсем хорошо, если меня оставят в покое!

– Простите, госпожа, – кротко извиняется фрейлина, и я возвращаюсь к письму.

Дражайшая дочь наша,

мы полагаем, что государь д’Альбрэ взял в плен барона де Вароха. Между тем, если герцогиня надеется созвать войско для борьбы против д’Альбрэ и французов, без Варохского Чудища ей никак не обойтись. Засим повелеваем тебе выяснить, действительно ли он еще жив, и, если сведения верны, найти способ вернуть ему свободу и как можно скорее переправить его в Ренн.

Настоятельница Этьенна де Фруассар

Я не в силах поверить собственным глазам. Меня бросает сперва в жар, потом в холод. Переворачиваю записку: быть может, я что-нибудь пропустила? Потом заново расшифровываю ее… Нет, текст все тот же самый. И приказа убить д’Альбрэ в нем по-прежнему нет.

Недоверие сменяется таким гневом, что у меня воздух в легких сгорает. Она же обещала, что я стану орудием божественного возмездия! Что д’Альбрэ получит воздаяние от руки собственной дочери!

Только это обещание помешало мне расхохотаться аббатисе в лицо, когда она объявила о решении вернуть меня в дом графа. Только это обещание сподвигло меня удвоить усилия, дабы в последние недели перед отъездом из монастыря изучить как можно больше смертоносных искусств.

Более того, ее обещание придавало смысл всему, что мне довелось вытерпеть и выстрадать. Не будь у меня за спиной божественной воли, кем бы я чувствовала себя? Беспомощной жертвой! И что же теперь?

Гнев растекается по моим жилам таким могучим темным приливом, что я почти задыхаюсь.

Я уйду из монастыря. Она не вынудит меня остаться. Безвылазно сидя на своем островке, аббатиса даже не узнает, что я от нее ушла.

А вот д’Альбрэ узнает.

У него очень длинные руки, и он разыщет меня в любом уголке Франции или Бретани. Безопасности нет нигде – разве только за стенами Ренна, а если д’Альбрэ решит напасть на город, ее не будет и там.

То есть я должна сидеть тихо, точно безмозглый крольчонок. Будущее простирается передо мной, уходя в угрюмую бесконечность. Обитель обманула меня. А д’Альбрэ скоро сделает меня шлюхой – для того лишь, чтобы заманить в ловушку очередного врага.

Нет уж! Я комкаю записку в кулаке и роняю ее в отверстие отхожего места. Нет!

Я выхожу из гардеробной и, не обращая внимания на встревоженные взгляды фрейлин, сбрасываю одежду еще прежде, чем они успевают подскочить мне на помощь.

И весь следующий час яростно соскребаю с себя их грязные замыслы – и моего отца, и аббатисы…

Понятия не имею, как я переживу сегодняшний ужин. Я только и думаю: многим ли известно, какую роль уготовил мне д’Альбрэ? Еще поневоле гадаю, к кому он приставит меня в следующий раз. К недоумку-маршалу Рье? К Рожье Блэйну, немногословному и серьезному?

Войдя в трапезную, я тотчас ощущаю на себе взгляд д’Альбрэ. Холодный и мертвый, точно мясо у него на тарелке. Я высоко несу голову и болтаю с Тефани о какой-то чепухе. Приблизившись к возвышению, приседаю в поклоне. Улыбка у меня жутко ненастоящая. Однако д’Альбрэ слишком занят собственными мрачными размышлениями. Он жестом отправляет меня туда, где сидит Матюрен.

Я иду к столу барона, гадая, как можно убить монстра вроде д’Альбрэ, с его-то почти нечеловеческой силой и такой же хитростью? И осуществимо ли это вообще, раз уж сам Бог Смерти до сих пор не пожелал на него указать?

Как мне подобраться к нему? Как добиться, чтобы он не заподозрил худого? И особенно если учесть, что я не смогу – нет, ни за что! – воспользоваться искусством обольщения, которое так хорошо мне дается?

Я подсаживаюсь к барону, и глаза у него загораются.

– Судьба нынче благосклонна ко мне, юная госпожа! Чему обязан честью составить вам общество?

Меня подмывает хорошенько встряхнуть его, предупреждая, что это никакая не честь, а едва ли не бдение у смертного одра… но нельзя. Я с напускной скромностью улыбаюсь ему.

– Это мне повезло, господин мой, – говорю я ему.

Беру кубок с вином и выпиваю сразу половину. Если мне повезет, барон и дальше будет увлеченно рассматривать мою грудь, а потому не поймет, что я вынуждена напиться допьяна, чтобы выдерживать его драгоценную компанию.

– Вы уже отошли от сегодняшней охоты? – спрашивает барон.

Неожиданный вопрос едва не заставляет меня поперхнуться вином.

– Отошла, господин мой? – Мне требуется изрядное усилие воли, чтобы в голосе не прозвенело презрение. – Охота совсем не показалась мне утомительной.

Он пожимает плечами.

– А вот бароны Вьенн и Жюльер просто изнемогли, – говорит он. – Оба извинились, что не смогут прийти к ужину, и сразу легли в постель.

– Видимо, я больше привыкла к тяготам, чем они.

– Я тоже, – кивает он. – У меня только кровь разогрелась!

Совершенно ясно, что он имеет в виду. Что ж, оно и к лучшему: мне не составит труда обвести вокруг пальца этого тупого гусака.

Мое внимание привлекает смех, доносящийся с другой стороны стола. Жаметта виснет на Юлиане, точно блоха на собаке. Чувствуя мой взгляд, Юлиан вскидывает глаза. Он насмешливо улыбается мне и поднимает кубок. Я невольно спрашиваю себя: неужели знает? Знает, какой службы потребовал от меня наш отец? Должно быть, что-то подозревает; ему отлично известно, до какой степени я не люблю напыщенных шутов вроде Матюрена.

Жаметта между тем замечает, что Юлиан перестал уделять ей внимание, и прослеживает за его взглядом. Ее глаза суживаются… а я замечаю, что у нее новая брошь – золотой солнечный диск с лучами и большим рубином посредине. Какую из моих тайн она выведала, чтобы заполучить эту вещицу?