Читать книгу Лекарство - Родион Вишняков - Страница 6

Российская Федерация. Городская клиническая больница.

Мониторы станции слежения за боксами реанимационного отделения, расположенные на стене ординаторской, высвечивались в темноте помещения разноцветными огоньками цифр. Отмечали показатели ЭКГ, пульса, давления и сатурации больных, находящихся сейчас на интенсивной терапии. Им вторил экран небольшого телевизора – очередным эпизодом дешевого отечественного сериала про криминальные разборки. Кто-то из предыдущей смены включил, а новая смена забыла выключить, когда круговорот ежедневных событий оставил в голове только мысли и действия, касающиеся исполнения своих обязанностей.

Катя Холодова включила погашенный санитаркой после вечерней уборки свет и, пройдя за один из рабочих столов, устало опустилась на стул. Стоящий напротив монитор компьютера, переведенный в режим ожидания, своей плоской черной поверхностью скудно отражал все то, что располагалось перед ним. Сейчас в нем можно было разглядеть усталое лицо, обрамленное коротко подстриженными волосами, выкрашенными в черный цвет, который надежно скрывал седину.

И это всего лишь в тридцать лет.

Надо менять эту чертову работу. Хотя сейчас в ней больше говорит усталость, чем здравый рассудок. Надо отдохнуть и со следующей смены можно начинать заново. Да и куда она уйдет? В бизнес, что ли, как советовали по телевизору? Она в нем вообще ничего не смыслит. По экономике у нее еще в школе была еле натянутая тройка. Да и, к тому же, чтобы заняться бизнесом, пусть и малым, должен быть хоть какой-то стартовый капитал. Без него никуда.

Чтобы начать делать деньги, нужны эти же самые деньги. Замкнутый круг, разорвать который может только кредит в банке, который, опять же, ей никто не даст из-за ипотеки, которую она старается погасить, вкалывая на двух работах. Да и не хочет она расставаться со званием врача. Все-таки эта должность все еще имеет хоть какую-то значимость в глазах старшего поколения. И она столько лет шла через тернии к звезде своей детской мечты…

Жаль только, что детским мечтам не суждено полностью сбыться. Реальность, как это часто бывает, оказалась на порядок страшнее.

Нет. К черту! Уходить она никуда не будет. Нужно просто немного перевести дух. Или выпить кофе. Или хотя бы снять уже эти линзы.

В голове вновь промелькнула мысль о том, что неплохо бы наконец смириться и перейти на очки. Но она к ним уже так привыкла. А очки портят весь образ, старят на добрый десяток лет.

Взгляд покрасневших глаз непроизвольно остановился на станции слежения. Один из транслирующих показатели мониторов выделялся на фоне других своей чернотой. Еще десять минут назад, когда Катя была в одном из блоков, этот темный провал высвечивал прямые линии и цифры, близкие к нулю. А затем сестры отключили больную от монитора, после того, как проводимые почти час реанимационные мероприятия не дали никакого эффекта.

Диагноз для патологоанатомов был уже сформулирован в голове, и с ним вопросов возникнуть не могло. Полисегментарная, двухсторонняя пневмония – воспаление, охватившее почти всю поверхность легких. Отсутствие ответа на начатую антибактериальную терапию. Имеющиеся в больнице антибиотики не смогли или, может быть, не успели оказать должного действия. Как следствие – развитие инфекционно-токсического шока. Отек легких. Остановка. Реанимация. Смерть…

Да, здесь вопросов не было никаких. Разве что только один: почему именно эта больная и почему именно в ее смену?!

Катя залпом допила остывший кофе и, пройдя в угол комнаты, включила электрический чайник. Может быть, хоть на этот раз ей удастся выпить горячего, а не возвращаться к этим отвратительным холодным помоям. Рядом на диване лежала стопка историй болезни. Некоторые совсем еще тонкие – тех, кто только вступил в свою битву со смертью. Некоторые уже довольно увесистые, толстые, с потрепанными краями титульных листов, с ежедневно, а иногда и ежечасно меняющейся динамикой всевозможных анализов, с подклеенными протоколами трансфузии крови и плазмы, с дневниками дежурных смен, отмечающих каждый день как веху в непрекращающейся борьбе жизни и смерти – естественного этапа жизни против естественного выбора живого существа. Здесь можно было бы вернуться к теме, которую Катя поднимала вчера в разговоре с одной из своих знакомых. Только психически сломанные или просто больные люди хотят расстаться со своей жизнью добровольно. Каждый из людей, будучи в здравом уме и трезвой памяти, будет делать все, что в его силах, а иногда и превосходя свои возможности, для того, чтобы жить. Это инстинкт. Это отчетливо видно на операционном столе или в боксе, когда тело, подключенное к аппарату ИВЛ, управляется, вопреки отключенному сознанию, только рефлексами – древними, эволюционно закрепленными и, стало быть, самыми лучшими и правильными.

Но свалившаяся вчера на голову Кати старая знакомая, три месяца назад родившая второго сына и превосходящая Холодову разве что в этом единственном показателе, с полной уверенностью считала, что понимает в жизни куда больше Кати, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте и отсутствие какого-нибудь образования, кроме обязательного школьного. Всеобъемлющее познание вселенной с рождением второго ребенка приняло поистине огромные масштабы, оставляя для «конструктивного» диалога в качестве участников дискуссий только посетителей форумов мам и всевозможных доморощенных знахарей, яростно доказывающих, что любая прививка незамедлительно вызывает у ребенка модный в последнее время диагноз – аутизм.

В общем, мнение Холодовой по заданному ей вопросу было игнорировано. Как и мнение, высказанное несколько лет назад о том, что не стоит везти грудного ребенка зимой в жаркие страны. Перестроенный на зимний период иммунитет, оказавшийся в резко изменившейся обстановке, непременно даст сбой. Это аукнется, конечно, не сразу, а по прошествии многих лет – в виде различных аутоиммунных заболеваний. И какими же смешными выглядят доводы тех, кто говорит, что «мои знакомые уже третий год с маленьким ездят, и ничего не происходит». В том-то и дело, что ничего не произойдет. Не произойдет сразу же. Ребенок не умрет мгновенной смертью в самолете или при посадке в аэропорту какого-нибудь Египта. Но отсроченные последствия подобной глупости будут суровыми и неумолимыми.

– В эфире экстренный выпуск. – Тревожная музыка сменилась голосом диктора, и Холодова бросила взгляд на телевизор. – Как стало известно нашему корреспонденту из официальных источников, власти республики через несколько часов после катастрофы заявили, что обнаруженные бортовые самописцы будут переданы в Межгосударственный авиационный комитет. Согласно заявлению разведки Соединенных Штатов, сделанному сразу после катастрофы, лайнер рухнул на землю вследствие попадания в него ракетой класса «земля – воздух». На специально созванном брифинге администрацией США было заявлено, что самолет был сбит по ошибке. Пока еще нет точных данных, но, как заверили военные эксперты, боевая часть ракеты была взорвана у носовой части самолета, рядом с кабиной пилотов, в результате чего лайнер стал распадаться в воздухе. Часть самолета оторвалась и упала почти сразу же, оставшаяся продолжила лететь еще порядка пятнадцати километров…

Почему даже музыкальная заставка новостей теперь отличается нагнетающей тревожностью? Заранее готовит зрителей к тому, что ничего хорошего они не увидят?

Катя была еще маленькая, когда империя под названием Советский Союз перестала существовать, оставив о себе память только в зеленой корочке свидетельства о рождении, да еще в графе «Place of birth – USSR». Тогдашние выпуски новостей Холодова помнила смутно, но различия в характере музыкальных заставок ощутить могла.

– …И, как стало известно только что, Голландия согласилась взять на себя ведущую роль в расследовании обстоятельств катастрофы в сотрудничестве с ООН и ИКАО, особо подчеркивая, что главную линию своих действий направит на выяснение фактов, нежели на определение вины.

Чайник закипел, и Катя, налив горячей воды в кружку, с наслаждением отпила исходящий паром сладкий напиток. И пусть говорят, что питье кипятка вызывает малигнизацию слизистой пищевода и вообще очень вредно. Работать сутками в отечественной медицине без кофе – вот что по-настоящему вредно. Когда после полуночи работающий на повышенных оборотах, без остановки, мозг начинает сдавать, без допинга нельзя никак.

А еще надо писать. И в первую очередь – о том, что произошло, пока еще голова помнит все детали. Нельзя ничего откладывать даже на полчаса. Потому что через полчаса или в любую минуту может начаться все, что угодно. Вплоть до захвата сотрудников отделения в заложники всякими мутными криминальными элементами. Бывало и такое.

Взгляд упал на верхнюю историю в возвышающейся на диване стопке. Как раз та, с которой и надо начать. Больная Кобзева.

Стандартная мелодия известной фирмы, выпускающей телефоны, заставила Холодову тихо выругаться. Звонок телефона в рабочее время, как правило, означал сигнал к действию, что априори расценивалось мозгом как что-то весьма плохое, поскольку за телефонным звонком обычно следовала экстренная или весьма неприятная ситуация.

По крайней мере, так всегда было с местным телефоном. С мобильником всегда имелся небольшой шанс на то, что тебе повезет и это будет звонок от родителей или еще от кого-нибудь, кто принесет тебе только положительные эмоции.

Рука достала из бокового кармана хирургички телефон. Вспыхнувшее на экране изображение мгновенно обработал мозг. Сердце стукнуло чуть сильнее, чем следовало бы, и губы издали тихий вздох.

Звонил Тойво.

Ее неожиданный знакомый, с которым Катя совершенно случайно встретилась чуть более года назад.

Его настоящее имя было Антон. Улыбчивый, обладающий каким-то внутренним стержнем спокойствия и уверенности, он сразу привлек ее внимание. И Катя была бы совсем не против уделять ему свое внимание и дальше, если бы в процессе общения не поняла, что для нее в сердце и душе Тойво просто-напросто не было свободного места.

Антон принадлежал полностью только трем вещам: матери, Ире и океану. Последовательность тут не имела никакой роли. На первое место, как он сам говорил, можно было смело ставить любой из трех пунктов. Ситуация от этого нисколько не поменялась бы, так как он и сам не мог расставить приоритеты и уже давным-давно отказался от этой глупой и несущественной затеи.

Любовь к бесконечной и непокорной водной стихии возникла у него в восемь лет, когда родители, отмечая двадцатилетие брачного союза, решили отправиться на курорт и взять с собой позднего и потому особенно долгожданного ребенка. Накопленных за два года сбережений едва хватило на самый дешевый отель и безумно дорогой девятичасовой перелет на юг континента.

И в тот момент, когда стоявших на белом песке маленьких босых ног ребенка коснулась теплая, пенящаяся волна прилива, он почувствовал всей глубиной своей чистой души, что расстилающаяся перед ним до самого горизонта бесконечно могущественная и бесконечно непознанная живая мощь приняла его как друга, позволив прикоснуться к себе и столь же нежно и ласково ответив ему.

И в этот момент, глядя, как по волнующейся поверхности пробегают яркие блестки отражения заходящего за горизонт красного солнца, и слушая крики пролетающих над головой птиц, мальчик понял, что отныне и навсегда хочет связать свою дальнейшую жизнь с этим неведанным и прекрасным созданием. Постараться стать его малой частью. Постараться, хоть чуть-чуть прикоснувшись к самой поверхности несоизмеримой глубины, понять и донести до других всю восхитительную красоту, понятую им сейчас.

Впрочем, радость от новых ощущений и открытий вскоре прошла, сменившись траурным цветом красных гвоздик и черных лент венков от близких, родных, знакомых и коллег по работе, сопровождаемых тяжелым, теплым запахом ладана и напевной молитвы батюшки в церкви.

Повлияло ли долгое пребывание под сильными солнечными лучами на островах, или же это было всего лишь стечение обстоятельств, но через несколько месяцев после прилета домой отца Антона было уже не узнать. Он высох, потерял в весе почти два десятка килограммов, его лицо осунулось, приобрело землистый цвет. Поздно обнаруженная меланома уже доделывала свое страшное дело, пустив множественные метастазы в печень, легкие, мозг…

Отец сгорел за шесть месяцев. Мать, казавшаяся вечно молодой и жизнерадостной, после похорон состарилась буквально за сутки. Она больше не вышла замуж и даже ни разу не встречалась ни с одним из представителей сильного пола. Отдала всю свою любовь, которую раньше делила между двумя родными мужчинами, сыну. И получила в ответ от него столько же любви, тепла и заботы.

По прошествии многих лет, уже связав свою жизнь с прекрасной девушкой Ирой, Антон неоднократно вспоминал принятое мамой решение и чувствовал безмерную благодарность за то, что она так и не впустила в дом никого из чужих мужчин, ни словом, ни жестом не омрачая память об отце, который в глазах сына навсегда остался единственной любовью матери.

После окончания школы болеющий океаном ребенок прикладывал все усилия для того, чтобы занять место в рядах вооруженных сил российского флота. Но совершенно неожиданно был забракован медицинской комиссией. Старая бабушка-врач, раздев парня до трусов и осмотрев его, заявила, что в армию он не пойдет. И на резонный вопрос ответила, что с псориазом юноше там делать нечего.

Обнаруженное аутоиммунное заболевание, диагностированное по одной-единственной специфической бляшке, появившейся на коже бедра, поставило жирный крест на планах мальчишки связать свою жизнь с по-настоящему мужской профессией.

После нескольких дней депрессии и отчаяния, когда поток эмоций схлынул и разум под влиянием матери вернул себе доминирующую позицию, Антон принял решение остаться верным своей детской мечте, но идти к ней с диаметрально противоположной стороны. Бороздить просторы могущественной стихии на одном из военных кораблей можно было только возле границ своей страны, лишь изредка получая приказ отправляться к чужим берегам. Поэтому, если он хочет в дальнейшем иметь возможность посещать водные поверхности в любой точке мира, ему лучше выбрать профессию океанолога. Страстное увлечение водной стихией будет неоспоримой поддержкой в будущей работе, давая силы и волю никогда не сворачивать с выбранного велением сердца пути.

Сбор документов постарались не затягивать. Подав сыну идею о поступлении в Калининградский Институт океанологии РАН, мать понимала, что добровольно отпускает от себя единственного родного и любимого человека, как минимум, на несколько лет, если не навсегда. Будет ли у Антона возможность приезжать через такое расстояние после сдачи сессий? Все это, в общем, было уже не так важно, и вскоре Людмила Сергеевна, сдерживая слезы и улыбаясь, уже махала рукой сыну на таможне аэропорта перед посадкой на рейс, отправляющийся на маленький клочок русской земли в бывший город Кенигсберг.

В конце концов, есть сотовая связь и интернет. Увидеть, а уж тем более услышать сына в двадцать первом веке – не проблема. Надо отметить, что Антон находил время ежедневно писать смс или созваниваться с матерью. За все годы обучения он делился с ней своими неудачами и успехами. В том числе и знакомством с замечательной девушкой Ирой.

Будучи на пару лет старше, Ирина уже работала в одной частной фирме, позволяющей ей в столь ранние годы быть вполне независимой от родителей. Впрочем, это обстоятельство никак не сказывалось на ее прошлой жизни. Мать и отец не торопились предлагать дочери обустроить собственный быт, наслаждаясь свободными часами и днями, проводимыми в тесном семейном кругу. Когда же, после полугода общения и свиданий, было принято решение об официальной регистрации их чувств, Ирина первой предложила съехать от родителей на съемную квартиру.

– Я нашла очень дешевый вариант, – с энтузиазмом говорила она, сидя утром на родительской кухне и помешивая ложечкой чай. – Маленькая однушка. Будет, конечно, тяжело, но мы справимся. Зарплаты и твоей стипендии, по идее, должно хватить. В крайнем случае, возьму подработку. Тем более что скоро учеба твоя закончится. Двум хозяйкам на одной кухне не место. И вообще, так будет лучше, в первую очередь – для тебя.

С этим доводом трудно было не согласиться, и с того времени молодая ячейка общества начала обустраивать свой собственный быт, привнося в него сформированные за время холостяцких лет правила и добавляя к ним новые, создаваемые совместно.

Одной из таких вот старых привычек было неукоснительное правило Антона ежедневно писать или звонить матери. С этой его привычкой поддерживать ежедневную связь с Людмилой Сергеевной и было связано появление прозвища, ставшего вторым именем Антона. Все началось с того, что во время очередных летних каникул он по совету Иры решил ознакомиться с советской фантастикой. Девушка порекомендовала ему одну книгу, произведшую на нее саму весьма сильное впечатление. Переселив несколько скучное, по его мнению, начало, Антон проглотил произведение за один присест, перелистнув последнюю страницу уже глубокой ночью, когда лежащая рядом Ира тихо сопела, уткнувшись в его плечо. И еще долго он лежал, уставившись в потолок и переваривая то, что сейчас прочитал, пока пробегающие полоски света на потолке и стенах, оставляемые проезжающими за окном редкими автомобилями, не стали бледнеть на фоне рано светлеющего летнего неба. В голове почему-то пронеслось короткое воспоминание еще дошкольного периода, когда он точно так же наблюдал за пробегающими полосами от фар машин, в углу на разобранном диване спали родители, а рядом с ним, возле изголовья стояла коробка с подарком, купленным не по какому-то поводу, а просто так. И в ней лежало то, о чем он давно мечтал: пластмассовая лошадка с маленькой тележкой.

На следующее утро Антон, к удивлению Иры, сменил имя и фамилию на своей страничке в социальной сети, переименовав себя в Тойво Глумова. На удивленный вопрос девушки студент ответил, что уж больно ему понравился этот персонаж книги. А в дальнейшем на аватарке появился остающийся бессменным уже много лет рисунок: человек, читающий на борту космического корабля. Антон называл ее «футуризм позднего СССР».

Встреча же Антона и Кати была весьма неожиданной, иначе не назовешь. Правду говорят, что хоть Земля и круглая, а люди встречаются буквально за поворотом. И иногда нежданные повороты судьбы преподносят такие вот сюрпризы.

Тогда, еще будучи ординатором второго года обучения, Катя прилетела в Калининград по заданию заведующего больницей, которого вышестоящее руководство обязало отправить в наметившуюся командировку кого-то из своих сотрудников. До начала Балтийского медицинского конгресса с международным участием оставалось еще полдня. Получив ключ и закинув в номер сумку, Катя вышла на проходящий рядом проспект, раздумывая над тем, как бы убить оставшееся время. Мобильный интернет показывал, что неподалеку находится один из городских кинотеатров. За неимением лучшей идеи, выбор был сделан без долгого раздумья.

И вот там, возле кассы, Катя увидела своего бывшего однокурсника, рядом с которым стоял Тойво. Знакомство продолжилось за совместным просмотром и позже, во время дороги по городу. Вскоре друг Кати по универу, сославшись на возникшие дела, оставил мило беседующую пару наедине. Тогда-то, неспешно шагая от центра города к одной из его окраин, Катя и узнала историю Тойво – теперь уже сотрудника кафедры института, прерываемую короткими повествованиями о местах, мимо которых они проходили, – о центральной площади города с расположенным на ней недостроенным Домом Советов, о разрушенном Королевском замке Тевтонского ордена, острове Иммануила Канта – бывшей советской каменоломни, Кафедральном соборе, выполненном в стиле кирпичной готики, и необыкновенно красивом здании музея Мирового океана.

То случайное знакомство и единственная прогулка, овеянная романтизмом древних зданий, надолго запала в душу молодым людям. Возможно, еще и потому, что Холодова была из родного города Тойво, в котором оставалась его мама. И их обмен телефонами, контактами в социальных сетях и теплая дружественная переписка, длящаяся все это время, была теперь как нельзя кстати – после событий, произошедших на днях.

– Алло.

– Привет, Катя!

– Привет, Тойво. – Несмотря на ощущение тяжести, сопровождающее начатый разговор, Холодова улыбнулась. – Рада слышать тебя, мой друг.

– Взаимно, очень рад! Жаль, что при таких обстоятельствах. – В голосе Тойво слышалась теплая нотка улыбки. – Какие новости?

– Очень плохо слышно тебя, – соврала Катя, надеясь этой ложью оттянуть время еще хоть чуть-чуть. «Не трусь. Никто, кроме тебя, не сделает этого. Ты одна. Смирись и сделай то, что нужно», – пронеслось в голове, а с губ уже слетали слова: – Ты где сейчас? Очень шумно.

– Я в аэропорту. Скоро посадка.

– Куда летишь?

– Сначала в район Мексиканского залива. Дальше – к Большому пятну.

– Международная экспедиция?

– Судя по увиливанию от разговора, дела обстоят намного хуже, чем я предполагал.

– Антон…

– Катя, скажи так, как есть. Я смогу все понять и пережить.

– Ты прав. – Голос подвел Хлопову, дрогнув на этих словах, чему она была только рада. Это послужит дополнительным поводом не вести диалог открыто. – Все намного хуже, чем ты надеешься. Потому что надежда тоже умерла.

В трубке повисла долгая пауза.

Катя закрыла глаза.

«Почему он мне не чужой?!»

– Антон…

– Все хорошо, – глухо ответил он. – Я справлюсь. Не переживай. Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что это именно ты. Я знаю тебя и верю, что ты делала все, что можешь. Мне пора. До встречи.

– До встречи, мой друг. Пиши.

Приятный, бархатистый голос Антона с шумом аэропорта на заднем фоне оборвался, сменившись коротким сигналом оконченного диалога.

Холодова положила телефон на стол и какое-то время молчала, глядя на погасший экран. Хотелось написать ему. Позвонить еще раз и снова услышать его голос. Но сейчас это будет лишним: Антону надо дать время.

Антон Кобзев выключил телефон и небрежно отбросил его на шершавую поверхность столика небольшой кафешки аэропорта. Где-то в глубине подсознания всплыла смутная фраза о том, что боги, лишая людей любви, испытывают, тем самым, своих подопечных на прочность. Выбирают самых достойных.

Но чем? Чем он так отличился перед богами всех языческих пантеонов и мировых конфессий вместе взятых?!

– А как он называется?

– Индийский. – Теплая мамина рука сжимает ладошку маленького Антона.

– А это самый большой океан?

– Нет. Самый большой – это Тихий.

– А его так назвали, потому что он самый спокойный?

– Нет. Он самый неспокойный, и на нем чаще всего бывают бури. Но в тот день, когда его исследовали, он был очень тихий, поэтому его так и назвали…

– До сих пор не могу понять.

– Чего ты понять не можешь? – Горячие спросонья руки ложатся на плечи и, проскальзывая вперед, скрещиваются на груди. Стоящая позади него Ира нежно прижимается.

– Смотрю на себя в зеркало и удивляюсь: что ты во мне такого нашла?

– А тебе и не надо понимать. Просто я тебя люблю.

– И я тебя люблю…

– Катя, скажи так, как есть. Я смогу все понять и пережить.

– Ты прав. Все намного хуже, чем ты надеешься. Потому что надежда тоже умерла…

Он открыл глаза.

Три дня назад очередной звонок маме принес неутешительную весть: женщина попала в больницу с воспалением легких. И, если бы не Катя, работающая в той же самой ГКБ, Антон, наверное, сошел бы с ума от переживаний. Его, уже собиравшегося вылетать к матери, остановила Холодова, принеся неутешительную новость о переводе Людмилы Сергеевны Кобзевой в отделение реанимации и интенсивной терапии в связи с резким ухудшением состояния.

– Сейчас ты ей ничем не поможешь, – резонно заметила девушка. – Будешь только еще больше волноваться.

– Тогда я буду тебе звонить.

– Конечно.

Антон вздохнул. Сегодняшний день стал продолжением начавшегося вчера кошмара, буквально за несколько часов перевернувшего все то, что он успел накопить в жизни и чем дорожил. Сидевшее внутри аутоиммунное заболевание, помимо медленного и неумолимого повреждения суставов, нанесло еще один удар. Неощутимый и подлый, приведший в конечном итоге к бесплодию. Вырабатываемые организмом антитела атаковали собственные половые клетки, делая их бесполезными. Обнаруженная год назад проблема так и осталась неразрешенной. Ни медикаментозная терапия, ни попытки искусственного оплодотворения так ни к чему и не привели. Отношения с мечтающей о ребенке женой день ото дня становились все хуже и хуже. И вчера Тойво вернулся с работы в пустую квартиру, ставшую безумно чужой и тихой. Стены, мебель, казавшиеся раньше обычными и знакомыми вещи теперь как будто излучали тоску, делая нахождение среди них невыносимым.

Теперь у него осталась только одна любовь, которую он сможет потерять, лишь расставшись с жизнью.

Смартфон пискнул сигналом пришедших оповещений. Тойво мотнул головой, отвлекаясь от своих мыслей. Стоило проверить почту и входящие сообщения перед тем, как он поднимется на борт и переведет телефон в полетный режим.

«Микробиология на орбите. На МКС найдены бактерии, устойчивые к антибиотикам. Пока речь не идет об опасных для человека экземплярах, но это – тревожный знак. Кто знает, что может быть дальше».

«Швейцарский миллиардер Хансйорг Висс выделит 1 миллиард долларов на запуск компании, цель которой – к 2030 году сберечь, как минимум, тридцать процентов планеты в нетронутом виде».

«Майкл Брумберг пожертвует пятьсот миллионов долларов США на экологическую энергию. Он хочет добиться закрытия всех угольных электростанций в Америке к 2030 году. „От этого зависит наша жизнь, и жизнь наших детей“ – говорит он».

«Миллиардер Ричард Брэнсон пообещал 3 миллиона долларов любому, кто сможет найти экологическую замену кондиционерам. По расчетам экологов, из-за них глобальная температура может повыситься на 0,5° C уже к концу столетия».

«Счетная палата РФ заявила, что 8,4 миллиарда рублей, выделенных на программу по охране Байкала, потрачены впустую. Более того, за 3 года „охраны“ экологическая обстановка в районе озера стала еще хуже».

Ничего интересного. Очередные экологические пугалки для малосведущих. Все незначительные новости, как правило, преувеличенны, а вот по-настоящему катастрофические события осознанно замалчиваются или принижаются. Бактерии на МКС и кондиционеры с потеплением вскоре перестанут всех пугать, потому что несут в себе весьма отдаленные последствия. А вот заметка про Байкал… Как там написано? «Стало еще хуже» – и все? Не просто хуже, а неописуемо хуже! Настолько, что старейшему пресноводному озеру на планете, являющемуся еще и объектом всемирного природного наследия ЮНЕСКО, совсем скоро будет причинен непоправимый ущерб. Еще немного – и точка невозврата будет не просто пройдена, а перепрыгнута с разбега. Хотя проблема Байкала воспринимается им, наверное, наиболее остро потому, что это все-таки его родная страна. Но огромное древнее озеро – это еще не самый плохой вариант. Есть места и похуже.

Большое мусорное пятно в Тихом океане, к которому Тойво собирается отправиться в составе небольшой международной экспедиции. Оно продолжает расти, и сейчас его площадь равна полутора миллионам квадратных километров.

Он вздохнул.

Непоправимая экологическая катастрофа, которая может в самом ближайшем будущем привести к ужасающим последствиям. Но всем просто плевать. Для восстановления баланса делается очень и очень мало.

Нет, безусловно, что-то делается. Всегда что-то делается. Только вот достаточно ли этого для кардинальных изменений? Ну, разработал в четырнадцатом году голландец Слэт систему очистки автономными платформами. А дальше что? Их явно недостаточно. Огромный мусорный остров формируется из отходов, производимых Северной Америкой и странами Азии. Если учесть, что большинство крупнейших производителей пластика находятся в Соединенных Штатах и Канаде, не стоит рассчитывать на снижение объема продукции. Американцам проще вывезти на хранение часть своего мусора в Азию, откуда он, собственно, и попадает через пресные водоемы в акваторию океана.

Только за один год весь этот плавающий мусор нанес невосполнимый ущерб двумстам пятидесяти биологическим видам.

Пластик едят многие животные. Ведь в океане жизненный цикл многих видов его обитателей зависит от течений, в том числе в зоне кормежки, куда этими самыми течениями ежедневно приносятся новые порции отходов. В 2010 году в океан попало двенадцать миллионов метрических тонн пластика. И основная проблема даже не в том, что кто-то ест не перевариваемый пластик. Плавая на поверхности воды, в отличие от отходов, подверженных биоразложению, пластик под действием ультрафиолета лишь длительно распадается на все более и более мелкие части и впитывает токсические вещества, список которых устрашает одними только названиями. Многие из них действуют в организмах морских обитателей как гормоны, нарушая естественный фон и приводя, в конечном итоге, к бесплодию. Практически у восьмидесяти процентов мертвых птенцов темноспинных альбатросов находят кусочки пластика в кишечнике. Соответственно, схожие цифры можно ожидать и у выживших особей. Но в итоге все очень печально, так как те, кто не подавился, не смогут оставить потомство.

И если бы все ограничивалось только водой! Профессор нью-йоркского университета Шерри Мейсон утверждает, что пластик уже повсюду: в воздухе, в морепродуктах, в пиве, в соли, которую использует человек. Исследования двенадцати видов соли из продуктовых магазинов разных стран мира показали, что каждый человек съедает более шестиста пластиковых частиц в год. И чем все это может обернуться в будущем, остается огромным открытым вопросом.

Антон проверил почту. Последнее неоткрытое письмо с прикрепленным файлом было направлено из канцелярии института. Он собирался уже выключить телефон, когда на экране вспыхнула иконка входящего смс от Холодовой.

Кобзев убрал телефон во внутренний карман куртки. Прощай, Катя. Сейчас, когда он стал свободным, он мог бы продолжить общение с этой красивой и умной девушкой. Но зачем портить жизнь еще одному дорогому ему человеку?

Встав из-за столика, Антон закинул на плечо дорожную сумку и направился в сторону зоны посадки.

Несколькими днями позже. Предположительно Североамериканский континент. Закрытый канал связи

– Как прошли поисковые работы на месте катастрофы?

– На следующий день после крушения получившая согласие от обеих конфликтующих сторон в этой зоне мониторинговая миссия ОБСЕ не смогла сразу же приступить к исполнению своих обязанностей в полном масштабе. Организованные группы со стороны обоих военных лагерей создавали затрудняющие условия. В итоге доступ к обломкам был ограничен. За это время первые обнаруженные останки пятидесяти людей уже убрали в мешки и погрузили в вагоны-рефрижераторы. К последнему дню поисковых работ отчетом ОБСЕ задокументировано наличие еще порядка двадцати тел, находящихся под обломками самолета. Сегодня завершается первая фаза поисковых работ.

– Меня не интересуют детали. Что по существу?

– В связи с большим процентом ожогов и множественными повреждениями, затрудняющими идентификацию личности до момента проведения генетической экспертизы, мы ориентировались только по антропометрическим данным. Отобранные три тела по документам были направлены с первой партией в рефрижераторы. В настоящее время они отправлены спецрейсом на базу. Все документы, подтверждающие наличие на борту указанного человека, подчищены из системы. Таким образом, само существование господина Шульца теперь будет стоять под вопросом.

– Что стало с увезенной им информацией?

– Предположительно, документы сгорели во время катастрофы. Самый тщательный обыск нашими людьми результатов не принес.

– Стало быть, у вас нет полной уверенности в том, что информация все-таки не ускользнула от наших партнеров и в настоящее время документами не владеет кто-нибудь на стороне…