Читать книгу Твари распада - Роман Игоревич Сидоркин - Страница 15

Одна нога стояла на высокой металлической ступеньке, навстречу из нутра машины тянулась рука улыбающегося солдатика в зелёной форме, как вдруг раздался адский вой сирены.

Где они ещё такую нашли?

В моей памяти хорошо отпечаталось резко посерьёзневшее лицо солдатика. В нём как будто переключился режим: он стал серьёзным, взгляд перебежал на экраны внутри БМП.

Несколько секунд ничего не происходило, я стоял одной ногой на верхней ступеньке, второй – на нижней: приучил себя с детства через одну перешагивать. Воздух рвала сирена, завывая, мне показалось, прямо в ушах – настолько громким был звук. По лицу стекали капли начинающегося холодного дождя.

Страха пока что не было – я испытывал облегчение от того, что мне не придётся сейчас выступать.

В машине зашипело, из рации понёсся лающий голос. Солдат выслушал, потом бледный повернулся обратно к экранам и неожиданно, резкими движениями стал дёргать выключатели, отчего гасли экраны и лампы приборов. Он выскочил наружу, чуть не налетев на меня, тут он, как будто обо мне вспомнил, быстро посмотрел мне в глаза и шёпотом сказал:

– Они идут.

Я охуел на месте. Ещё вчера мы с Жанной удирали от этих существ из заброшенного завода, хотя казалось, что это было в прошлой жизни, и вот это снова повторяется. Ощущение безопасности, которое появилось по прибытии в лагерь, дотянулось корнями до привычки к домашнему комфорту, а теперь эти корни безжалостно выдирались, заставляя переживать потерю чувства безопасности заново.

Я спохватился: девочки не было рядом. До меня стало доходить, что за суматоха происходила около моста, когда мы с ней разминулись.

Меня заносило на поворотах: дождь и ступни сотен людей превращали траву в подобие отстойника, куда сваливают коровье дерьмо, только здесь не было запаха.

Я добежал до того места, где дорога, идущая прямо от моста, упиралась в зелёную палатку нашего самопального штаба.

– Матерь божья! – закричал человек рядом и прислонил руку козырьком ко лбу, как будто не дождь, а яркое солнце лилось ему в глаза.

Он смотрел в направлении моста. Там, когда волна звука сирены затихала, раздавались хлопающие звуки. Выстрелы. Я ничего не увидел.

– Это вы философ?! – вырвался голос из уплотняющейся пелены дождя.

– Да.

– Вас приказано сопроводить до БМП.

– Я только что оттуда. Со мной была девочка, без неё я не вернусь.

Парень не стал спорить: он был шокирован происходящим.

О точке сбора на случай, если разминёмся, мы с Жанной не условились, но я решил, что с наибольшей вероятностью она будет в палатке Василия, если не найдёт родителей, конечно. Я снова побежал по жидкой грязи, по которой пока что просто нервозно носились люди, мечась от своих стоянок к соседям в надежде узнать, что происходит.

Когда я оказался на приблизительном месте расположения палатки, вдруг стало ясно, что в изменившихся погодных условиях найти её практически невозможно. Всё изменилось: цвета, построение других палаток: некоторые из них были полусобраны, некоторые просто валялись, раздавленные мечущимися людьми. Люди, пока ещё не поняв, что происходит, постоянно путались под ногами, что ещё больше осложняло поиски.

– Блядь, она должна быть где-то здесь! – с яростью выкрикнул я.

Мне ничего не оставалось, кроме как начать заглядывать под каждый полог, ища Василия и его семью.

Белая тканевая часть палатки теперь была обтянута зелёным непромокаемым тентом, так что её было не узнать.

– Что там?! – едва увидев меня, спросила хозяйка.

– Мертвецы идут, – коротко сказал я – Нужно сниматься с места и уходить.

Я увидел Жанну в углу. Она плакала.

– Но… Нам ведь должны сказать что-то, объявить… Нас должны проинструктировать…

– Они и пенсии с зарплатами и свободный рынок нам должны! – как-то невпопад высказался Василий.

– Там сейчас заправляют обычные офицеры, не связанные с Генштабом, у них не больше информации, чем у остального лагеря, – сказал я.

– Ну а что эти офицеры, не могли заранее продумать такой вариант и дать людям инструкции?!

Я не стал ввязываться в спор. Планирование всегда было слабой стороной нашей нации.

Жанна продолжала плакать. У неё было слишком мало времени, чтобы пролистать весь журнал, но ей достало сил бросить его и прийти сюда, оставив вопрос о смерти родителей открытым. В лагере было меньше трёх тысяч человек, а в городе было больше пяти с половиной миллионов – шансы, что её родители или бабушка выжили стремились к нулю, и она оставила это, чтобы спастись от наступающей, реальной опасности.

– Идём, – сказал я, держа рюкзак за лямки, готовясь выйти.

Жанна подняла глаза. Василий встал, и его семья, не говоря ни слова, стала собираться. Мы с Жанной вышли, больше с этими людьми мы не встречались. Возможно, стоило позвать их с собой, но едва ли они уместились бы в машине. По крайне мере, все вместе.

Я взял Жанну за руку, она посмотрела на меня и перевела взгляд на вскипающую в мареве дождя панику.

– Бежим, – скомандовал я.

Как мне нравится командовать!

Едва мы выбежали на перпендикулярную улицу, ведущую прямо к штабу и к мосту, как на нас обрушился поток людей.

Наконец до них дошло.

На мосту, который с этой позиции, просматривался почти во всю длину, копошилась какая-то шевелящаяся масса. Я сначала решил, что это дождь вдалеке сливается в единую, как это принято говорить у литераторов, стену, но нет – это было худшее.

Это были мёртвые.

«!!!»

– Что там?

По голосу чувствовалось, что она знает ответ, но надеется, что пронесёт, что это какое-то подкрепление или новые беженцы.

– Ты знаешь, что это, – ответил я.

Мы побежали. Самое прискорбное, что нам как раз и надо было бежать в сторону моста, чтобы добраться до стоянки.

Бежать по грязевой каше было всё равно, что бежать по беговой дорожке: сил уходит много, а с места сдвигаешься как-то не очень. Перед нами пронёсся здоровый мужик, от него разило потом. Чтобы не врезаться, мы резко затормозили, но инерция несла нас вперёд по размокшей земле почти с той же скоростью. Этот мужик невольно открыл нам более удобный способ перемещения по этой каше: скольжение.

Мы разбегались и скользили, разбегались и скользили, разбегались и скользили. Мост и штаб были с противоположных боков от нас, когда Жанна, попытавшись начать скольжение, споткнулась и инерция утянула её лицом в грязь. Вперёд и вниз. Она шлёпнулась лицом в мокрую землю. Видимо ноги упёрлись в твёрдую породу, когда она стала скользить. Я тоже упал. Я помог ей подняться и поднял голову в направлении моста и дальше – реки, идущей параллельно проспекту, по которому мы только что проскользили. Мертвяки выбрали не мост. Точнее, они вообще ничего не выбирали – они просто шли. Мост оказался лишь физическим телом на их пути и это тело не мешало маршу смерти. Но основная масса мертвецов шла через воду. Почему-то было гораздо страшнее смотреть на то, как догнившие до костей трупы медленно выбираются из воды, та стекает по их гладким бледно-зелёно-синим тушам на разорванную одежду. Жуткие болтающиеся женские груди с чёрными сосками раскачиваются и бьются о бока. Они не бегут. Они уже не такие быстрые, как в первые дни – до того, как жара сожгла их тела, но они идут.

Время в таких ситуациях течёт как-то странно. Вроде эти дохляки шли медленно, но вот они уже на границе лагеря, вот сметают первые ряды палаток, вот наваливаются своей массой и пожинают, как огромной косой, ближайшую к реке часть лагеря.

Я посмотрел на девочку. Она как завороженная смотрела на зрелище смерти.

Я закричал. Не ей, а скорее себе.

– Бежим, ёбтвоюмать!

Мы рванули изо всех сил и оба упали. Не люблю чувствовать себя идиотом – злость захлестнула меня с головой.

Таким же странным образом: скользя, мы добрались до стоянки. Всё было на месте, кроме машины с приборами. Наверное, её убрали сразу из-за критической важности оборудования внутри.

Пастбище «Тигров» было на том же месте, только их колёса на четверть ушли в размокшую землю. Шум ливня занимал почти всё пространство в сознании, так что казалось, что всё это не настоящее, какая-то смешная, ироничная декорация.

Потом всё вокруг засверкало. Я так отупел от всего происходящего, что сияние представилось мне Небесным светом.

– Солнце, – сказала Жанна.

Я скорее почувствовал, чем услышал это слово.

Сверху сквозь разрыв в тучах, светило круглое жёлтое солнце, оно приятно грело мне лицо, когда я, зажмурясь, смотрел на него. От лица приятные лучики тепла через шею, доходя до спинного мозга, расходились по всему телу.

– Дор-р-р-рогу! – заорали сзади.

К нам через толпу пробирались офицеры, окружённые отрядом солдат с автоматами. Часть из них имела примерно такие же как у нас бледные лица, но другая сохраняла на лице сосредоточенную сухость, морща складки на лбу и в углах губ.

– Хорошо, что вы здесь, – сказал генерал – сейчас вы сядете в эту машину и уедете отсюда. На вас серьёзная задача: построить общество так, чтобы они сами делали, что нужно, но слушались офицеров при острых ситуациях, понятно?!

– Понятно, – слабо сказал я.

– Так, садитесь. Остальные за мной!

– Товарищ генерал! Поезжайте вы, мы задержим этих исчадий.

– Вы говно из жопы задержать не можете! За мной, я говорю!

Было странно наблюдать как этот сухой, невысокий, пожилой человек приказывает людям, которые гораздо сильнее его физически, и как они его слушаются. В тот момент он излучал силу, почти физически ощущаемую на расстоянии. Я попытался ухватить это, вложить в себя, как я вкладывал знания из книг.

Едва он и группа офицеров и солдат ушли, как из кузова БМП показался майор Коненков. Он прищурился в направлении только что ушедших, и в этот же момент сбоку от него появилось очертание человека. Оно напоминало нас, как летучая мышь напоминает орла – примерно так можно описать дальнее общее сходство ходячего трупа и человеческого тела.

– Берегитесь! – первой сориентировалась Жанна.

Ему повезло: мертвец был медлительным.

Когда мы оказались в машине, майор повернул маленький рычажок, нажал на кнопку и двигатель заревел.

– А как вас зовут? – чтобы выпустить трескучее напряжение внутри спросил я.

– Юрий Александрович, – ответил майор – а вас?

– …

Гулкий удар в бронестекло боковой двери прервал меня.

Сбоку внешний мир оказался закрыт чёрно-зелёной кляксой, разлетевшейся по стеклу.

Майор невнятно прорычал ругательство, затем сорвал рацию и стал кричать:

– Всем, кто слышит меня, говорит майор Коненков, уходите из лагеря. Уходите на чём можете: пешком, на машинах, велосипедах, водных лыжах, берите с собой как можно больше людей, уводите всех подальше. Ваша задача уйти как можно дальше отсюда!

Он бросил рацию каким-то беспомощным жестом, затем ударил по приборной панели.

– Протрепались, бляха-муха. А я ведь говорил. И ты ведь говорил, да? – он повернулся ко мне, как бы ища поддержки.

– Говорил.

Он дёрнул ручку передач, нажал на педаль, машина поехала задним ходом, сминая толпы уже добравшихся сюда троглодитов.

Это было как-то… Необычно. Они пришли сюда чуть ли не всем городом. В городе они набегали, только получив сигнал через сохранившиеся органы чувств, как животные. Но на том берегу реки не было всей этой орды, чтобы увидеть нас – они пришли сюда и пришли разом. Это было нашествие. Что-то бросило весь поднявшийся из мёртвых город на нас.

Удары о внешнюю сторону кузова стали настолько частыми, что это стало похоже на крупный град. Воя сирены и дождя в машине слышно почти не было – только удары и иногда хруст ломаемых колёсами костей.

Машина пятилась задом уже секунд десять, мы вполне могли ехать и по живым, по крайней мере мы уже точно въехали в зону обитаемых палаток, судя по этим самым палатками, мелькавшим в просветах стёкол, забрызганных спёкшимися мозгами.

Вдруг машина резко встала. Я испугался: подумал, что двигатель заглох. Нет – майор переключал передачу. Мы начали двигаться вперёд, разворачиваясь.

Я думал, такое бывает только в фильмах, но ирония судьбы видимо решила явить себя в своей красе здесь и сейчас. В совсем узкий просвет на грязном стекле я увидел голову с торчащим снизу позвоночником. Это был тот солдатик, который улыбаясь, протягивал мне руку, чтобы помочь войти в БМП, прежде чем включили сирену.

Мощные дворники разгребли грязную жижу на лобовом стекле, и майор пустил машину вперёд.

Мы ехали довольно быстро, но всё равно можно было рассмотреть творящийся вокруг ад.

Всюду, сколько хватало глаз, была колышущаяся орда мёртвых. Некоторые очень медленно, некоторые быстрее, заполняя собой пространство, предназначенное для живых. Отравляя своим гноем растёкшуюся от дождя землю, они ползли, карабкаясь, цепляясь за то, что осталось им от настоящей жизни, пытаясь утолить свой неутолимый голод, предназначенный только чтобы создать себе подобных, они захлёстывали живое поле людей, делая его кладбищем. Только это не было нормальным кладбищем, где покойники спокойно гниют в своих последних домах. Это был пир. Да даже не пир – торжество смерти. Мёртвые рождали мёртвых. И вот уже те, кто только что бежал от мертвецов, если количество укусов было не слишком велико, чтобы повредить двигательные мышцы, теперь несутся за живыми в поисках новой плоти, чтобы посеять в ней смерть.

Мы поравнялись с беременной, с трудом бежавшей по коричневой жиже. Коненков остановился, чтобы втянуть её в машину. Новообращённый со скоростью бешеной собаки сбил её, они проскользили по инерции несколько метров, но даже во время этого скольжения он с нервной скоростью драл её на куски, женщина визжала, а потом замолкла. Мы могли только наблюдать.

Затем, невероятно, он остановился. Повернул её, что было немыслимо, нетипично для их поведения и принялся вгрызаться в раздутый беременностью живот, погружая свою ужасную ободранную голову всё глубже в чрево.

Майор резко ударил по педали газа – машина перемолола колёсами обоих. Я ударился головой о жёсткое сиденье.

Позади на поле что-то загрохотало. Это видимо была пушка БМП. Но что может эта пушка против мёртвой орды?