Читать книгу Сибирский подкидыш. Легенда тайги - Роман Колесов - Страница 3

40 лет тому назад. В памятную, грозовую ночь.

Руки молодого Исаева тряслись, силы уходили с каждой секундой. Чернава хоть и была худая, да стройная, но с ребёнком весила поболее. Обливаясь потом, широкоплечий и мускулистый Семён стиснул зубы и взмолился, чтобы Сычиха поторопилась открыть.

Жена за шею его не держала, оттого вдвойне тяжелее было. Она безвольно обвисла на руках, горячая вся. Иногда шептала бред посиневшими губами, иногда стонала, вздрагивала.

За забором, у крыльца дома мелькнул свет лампы.

Покачивая керосинкой, Сычиха запахнулась в платок и подскочила к калитке. Подсветив лица ночных гостей и рассмотрев бледную Чернаву, знахарка быстро открыла засов и отступила назад.

Пригибаясь и еле удерживая ослабевшее тело жены, Семён в несколько широких шагов оказался у крыльца. Сбросив с себя рубаху, постелил её на доски и осторожно опустил Чернаву на полог.

– Сделай что-нибудь, Христом Богом молю! Чем хочешь отработаю, хоть в прислугу дармовую возьмешь, – тяжело дыша, хрипло проговорил он. – Худо совсем. Боюсь и дитя и её потеряю.

Несмотря на свое прозвище, Сычиха, отнюдь, не была страшной старухой. Совсем наоборот. Высокая, да статная. Волосы рыжие, будто огонь, и телом вышла хороша. Шагнув на ступени крыльца, она подняла лампу и повесила на гвоздь. Свет от керосинки закачался, освещая двор.

Запахнувшись в шаль, знахарка склонилась к лицу Чернавы и пальцами приподняла веки девушки. Чуть поглядев, тяжело вздохнула и отстранилась назад.

– Не в добрый час это дитя сделали, – покачала головой женщина. – От него и беда вся. Долго она не проживёт… – Сычиха подняла взгляд изумрудно-зеленых глаз и выжидающе посмотрела на Семёна.

Семён закрыл глаза и склонил голову. Не об этом он мечтал с женой вечерами, не такие надежды испытывал. Да и Чернава потери ребенка не переживёт, столько ждали его. Столько разговоров было. Зачахнет, иссохнет, сама руки на себя наложит.

– Ну чего смотришь?! – огрызнулся на Сычиху Семён. – Говори уже как есть. Чего надобно тебе взамен?!

Знахарка вздохнула, с тоской и жалостью глядя на парня. Она вновь склонилась над Чернавой и провела руками по её щекам.

– Ничего мне от тебя не надо, Семён, – тихо ответила Сычиха, поглаживая девушку по волосам. – А коли спасти её хочешь, так сам решить должен. Готов ли ты цену выплатить?

– Бери чего хочешь, сказал же! – рявкнул Семён. Парня трясло от бессилия, в глазах блестели слёзы. – Прямо говори, время не теряй! Ну!

– Надо будет за Красной живицей сходить. У меня таких припасов нет, – покачала головой знахарка. – Три дня пути будет на тёмный дальняк. Коли пойдешь, постараюсь жизнь в ней подержать пока, – знахарка погладила Чернаву по волосам.

– Что это за трава такая? – чуть успокоился Семён и отвернулся, стараясь не глядеть на бледное лицо жены. – Первый раз слышу.

– Обычный зверобой, только красный, – отозвалась Сычиха. – На склоне горы медной растёт. Оттого и набрался цвета такого. А вместе с цветом и силу обрёл другую. Доводилось мне такую веточку в руках держать, чудеса она творит. Руку о камень поранила, пока шла с этой веткой, на второй день раны как не бывало.

– О какой цене ты говорила? – нахмурился Семён.

– Завтра ночь на Купалу, – прошептала знахарка. – А путей обходных искать некогда, – она подняла взгляд и пристально посмотрела на парня. – Придётся тебе напрямик через лес топать, если успеть желаешь…

***

– Ну и чего дальше, а, дед? – молчание затянулось, и Лука не вытерпел, окликнул старика. – Согласился ты?

Вместо ответа дед громко захрапел и перевернулся на другой бок. Нащупав рукой тёплую, волчью шкуру, Семён натянул её на себя, укрывшись с головой.

– Вот и сказочке конец, – печально вздохнул Юрка.

– Да уж… – Лука тоже вздохнул. – Слушай, а дед этому дяденьке в очках, который заходил давеча. Он ему не эту историю рассказывал?

– А я не слышал, – пожал плечами Юра. – Он же нас нарочно с дому погнал, веток на новый плетень собрать.

– Оль, а ты? Слыхала, о чем дед с дяденькой говорили?

– Слыхала, – кивнула рыжая. Она с лёгкой улыбкой на лице перебирала пальцами волосы «подкидыша».

– Расскажи! – братья повскакивали из-за стола и обступили сестру.

– Спать ступайте, – сплетая локоны в косу, ответила Ольга. – Не могу сейчас, заснула она.

Лука и Юрка разочарованно переглянулись и побрели в дальнюю комнату.

Вскоре, закончив с косичками, Ольга осторожно выбралась из-под спящей девчушки и уложила её на скамейку. Допрыгнула до полатей, стащила вниз свое одеяло, подушку и сделала лежанку подкидыша удобной. Сама залезла на голую, теплую печку и, свернувшись в клубок, быстро заснула.

Сколько она проспала сказать трудно, но проснулась рано. На улице темень царила, огонь в топке тоже не горел. Темнота кромешная, как в любой избе по ночам. Не видно ни зги, а шорохи идут. Возня внизу, и вроде как писк какой-то.

Ольга по привычке зашептала молитву, не от страха, просто в оберег себе. Вдруг, зверь какой залез в дом.

Хлопнула спичкой, зажгла свечу и, сонно щурясь, осветила кухню. Едва глаза чуть привыкли к свету, как Оля оторопела от увиденного.

Подкидыш стояла посередь кухни почти неподвижно. В вытянутой руке белокурая девчушка держала здоровенную крысу, прямо за мохнатое горло. Серый зверь извивался и беспомощно махал лапами пытаясь вырваться, однако силы явно были неравны.

– Ты чего делаешь?! – громким шёпотом спросила Ольга, поставив свечу возле трубы.

Бесшумно спрыгнув на пол, и не скрипнув досками, она подошла к девчушке и заглянула ей в глаза. В ответ на неё смотрел все тот же наивный и чистый взгляд ребёнка. Никакой злости в нем не было, только любопытство.

– Пусти крысу, Боська это, – тихо произнесла Ольга. – Домашний он, тут в погребе живет.

Крыс громко запищал в подтверждение своей неопасности. Вспомнив, что девчушка ничего не понимает, рыжая протянула руки и взяла зверька из рук подкидыша. Отпустив несчастного крыса прочь, Ольга подобрала подол и села на пол перед девчонкой.

– Ты как его вообще поймать изловчилась, а? – рыжая взяла девчушку за руки. – Мы по первой, как Боська появился, на него всей семьей охоту устраивали. Никому не попался, подлец, а потом так и прижился. Как поймала ты его?

Девочка молчала, продолжая наивно улыбаться в ответ.

– Какая в тебе тайна? – повела огненной бровью Ольга.

– Т-т… – губы девчушки вдруг разомкнулись и еле слышно произнесли первый звук. Первый за все то время, что она пробыла у Исаевых.

Оля вздрогнула, внутри неё зажегся огонек радости и интереса.

– Тайна! – задорно полыхнув зелеными глазами, повторила рыжая. – Тайна!

– Т-тай-ня – повторила за ней девчушка.

– Тайна!

– Тайня! – улыбался подкидыш.

– Таня – подытожил из угла дед Семён.

Ольга обернулась и столкнулась взглядом со стариком. Дед, как видно, давно не спал и глядел на происходящее.

– Таней назовем девку, – тяжело закряхтев, он поднялся с лежанки, зачерпнул ковшом воды и напился. Отер рот рукавом, потом добавил. – Боську она на лету поймала. Подлец опять по столу лазал. Девка так тихо подобралась к нему, что я и сам не слышал, видал только, как тень её проползла мимо окна.

Ольга вновь обернулась к девчонке и, приоткрыв рот от изумления, оглядела ее. Ничего особенного ведь с виду. Глазищи большие только и синие как небо.

– Спать ложитесь, – махнул рукой дед, возвращаясь к лежанке. – К себе уложи ее на печку. Прижми, пусть не шумит. Выспаться надобно, завтра силки пойдем проверять. И Танюху прихватим.

– А её-то зачем? – нахмурилась Ольга. – Она ж ребёнок ещё. Вдруг шатун, или волки? Нет, не пущу.

– И спрашивать не буду, – отворачиваясь к стене, проворчал Семён. – Сказано было, что жизни её научить надо, вот и будем учить. Я покажу, как стрелять и зверя искать. А ты по весне расскажешь ей про грибы, да ягоды…

– Дед, но это же ребенок! – робко возмутилась рыжая.

– Спать, я сказал!

Приподнявшись на локте, старик пригрозил пудовым кулаком, и Ольга смирилась. Помогла Тане взобраться на печку, и сама влезла следом, прихватив одеяло с подушкой…

***

На следующее утро

Замотанная в шарфы и шкуры Танька тщетно пыталась дотянуться до своих ног. Кряхтела, переваливалась как колобок, но заправить штанину в валенок никак не могла.

– На кой черт ты её так одела? – дед вышел из избы и, увидев одежку Тани, прикрикнул на Ольгу. – Разве это охотник? Смех один. На капусту похожа, а не на человека!

Оля как стояла с большими меховыми рукавицами, так и застыла. Натянуть их на руки подкидыша она не успела.

– Мороз-то, вон, какой нынче стоит! – рыжая выдохнула пар в трескучий, февральский полдень. – И путь неблизкий, обморозится ведь.

– Лучше бы ты голову свою укутала, – проворчал старик Ольге, срывая одёжки с подкидыша. – Застудила уже как видно! – еще минута и на белокурой девчушке не осталось ничего кроме мехового жилета, да штанов с подбоем. Ну и шапка на голове.

Семён отступил на пару шагов назад, оглядел девчонку. Снял с себя пояс и подпоясал Танюху.

– Вот теперь порядок, – довольно кивнул дед и обернулся к братьям. – Лука?! Юрка?! Айда пошли! – быстро и глубоко вонзая палки в снег, старик двинулся вперед по запорошенной лыжне.

Таня повторила движения старика. Неуверенно, нелепо, будто кукла на ниточках. Покачнулась и едва не упала.

– Раз, раз, раз! – на ходу подмигнул ей Лука, двигая руками взад и вперед. – Не отставай!

Ольга уже порядком замерзла и дышала на руки, пытаясь отогреть их. Однако бросить девчонку в беде ну никак не могла. Утопая по колено в снегу, рыжая добралась до своей новой сестры и взяла её за руки вместе с палками.

– Вот так, втыкаешь палку и ногой двигаешь, – девушка подпихнула правую лыжу ногой, одновременно придерживая Таню со спины. – Потом левой, потом правой. Давай, пробуй сама.

– Вот дела! – подал голос Юрка, остановившись и глядя на сестер. – Она и ходить не умеет? Зато похлебку лопала как следует. Это она не забыла как делать!

Дед тоже остановился и молча глядел на то, как Ольга учит девчонку. Опершись на палки, глядел и ждал. Через минуту усилия рыжей увенчались успехом, и Танька хоть и медленно, но пошла вперёд. Дед одобрительно кивнул и все четверо, набирая разгон, скрылись среди стройных кедров.

Путь до нужного места у подножья горы занял около двух часов. Уже издалека Семён и братья заметили, что заяц таки попался. Лапа косого надёжно застряла в петле и ушастый прыгун тоскливо взирал на охотников ожидая своей участи.

– Сам возьму, – старик сделал останавливающий жест, и внуки сбавили ход.

Не спеша добравшись до силка, дед воткнул палки в снег и опустился на корточки возле зайца. Испуганный косой дрожал, прижимая уши к спине. Семён протянул руки и, взяв добычу за уши, высвободил из силка.

И вот в этот самый момент, заяц видать ощутил неимоверную любовь к жизни. Рванулся косой так, что в руке деда только шерсть осталась. Сверкая мощными лапками, «добыча» бросилась наутек.

– Вот паразит! – всплеснул руками старик вслед зайцу. – Надо было сразу тебя грохнуть, сволочь такая!

Таня все это время стояла позади. Наблюдала за тем, что происходит. На лице её не было обычной улыбки, взгляд стал острым и цепким, будто у хищника.

Короткими, резкими движениями девчонка сбросила с ног лыжи, откинула в сторону палки и сорвалась в погоню за косым. Перемалывая ногами глубокий снег, девчонка с бешеной скоростью пронеслась мимо деда и еще в два прыжка оказалась на пути у зайца.

Потрясенный дед Семён не мог вымолвить ни слова, только глядел молча. Скорость подкидыша была, конечно, человеческой, но явно на пределе возможностей. Такого он ещё не видал.

– Нихрена себе! – выдохнул Лука вместе с ледяным паром. – А ты говорил, что она ходить не умеет! – он толкнул брата локтем в бок.

Заяц метнулся влево и Таня вслед за ним. Как дикая кошка, будто снежный барс. Косой пошел вправо и девчонка тоже. Шапка слетела с её головы, и волосы поблёскивали в червонных лучах раннего заката.

Ещё две секунды, обманный маневр, молниеносный прыжок и рука девчонки ухватила зайца за шкирку. Почти не запыхавшись, Таня поднялась на ноги и с улыбкой показала добычу деду. А тому-то вообще не до смеха.

– Ну ты далааааа! – протянул Лука скрипя лыжами.

– Ну ты даешь, подкидыш! – подхватил и Юрка.

Наконец придя в себя, дед покачал головой и, усмехнувшись, зашагал вперёд к Татьяне.

– Молодец, девка, – одобрительно кивнул он. – Удивила!

Танька улыбнулась, кивнула, поглядела на зайца, а потом наклонилась и выпустила его на волю.

Косой еще секунду пребывал в шоке, а затем рванул наутек пуще прежнего.

– Ты чего?! – опять заорал дед. – Сдурела?! Ешкин корень!!! Лови его, лови!

– Боська! – проговорила Таня, с улыбкой показывая вслед убегающему русаку. – Боська домашний. В погребе живет!

– Да какой же это Боська, дурная?! – с горечью воскликнул старик. – Похлёбка это наша была! Суп ушастый! – дед тихо завыл и, скомкав ушанку, стянул её на лицо. – Ох ты и бедовая, ядрена корень, – глухо промычал он в шапку и сел на снег…

***

– Послушай меня, Танька, – дед так и сидел на снегу с шапкой в руках. – Заяц – это еда, а не домашний зверь. Еда! – старик изобразил руками похлёбку и ложку.

– Еда… – задумчиво кивнула девчушка, наблюдая за жестами деда.

– Еда! – повторил старый охотник и снял с плеча ружье. – Мы еду ловить, стрелять в еду. Видишь зайца – стреляй! – Семён, покряхтев, поднялся на ноги, отряхнул тулуп и показал Татьяне ружье.

– Вот тут курки взводишь, – вмешался Лука. Он и сам-то в тайге прожил всего пару месяцев, но уже кое-что узнал и торопился похвастать. – Вот тут мушка, тут прицел! Глядишь через них, и когда сходятся в одну линию, тянешь крючок…

– Крючок тянешь! – Таня прищурилась так, словно на неё снизошло озарение. – Еда!

– Верно! – поддержал Юрка. – Видишь добычу, наводишь ружье и стреляешь. Заяц брык! И падает, – паренёк изобразил косого, упавшего к верху лапами. – А потом едим его, – он тоже помахал руками, изображая, как ест из миски.

Таня нерешительно протянула руки и взяла ружье из рук деда. Конечно, оно было великовато для девчушки, но удержать его и даже прицелиться она смогла, взяв приклад подмышку. Однако, едва Танька опустила палец на спусковой крючок, как дед ружье у неё отнял.

– Впустую не стреляй, распугаешь зверьё, – буркнул старик. – Сегодня лупить тебя не буду, но коли в следующий раз что учудишь, точно затрещину дам.

Девчушка хоть и слов не поняла, но угрозу в голосе услышала. Виновато опустила глаза и тяжко вздохнула.

– Домой идем! – махнул рукой старик. – Солнце садится уже, – он кивнул в сторону заката.

– С пустыми руками? – удивился Юрка.

– Нельзя в этих местах после заката шляться, – вставая на лыжи, проворчал старик. – Зимой ещё куда ни шло, а весной иль летом точно не воротишься из темени.

– А почему? – в глазах Луки блеснул огонек жадного любопытства. – Ты ведь, бывало, и с ночевой ходил.

– Это в декабре было, – отозвался дед. – Спал Он уже. Да и я не в голом лесу торчал, а у Михейки заночевал.

– Какой еще Михейка? – вмешался Юра. – Ты говорил, что тут никого кроме Никитиных и Авдотьи нет на сто вёрст.

– Михейка не человек. Но дружим с моей молодости с ним, – старик оглядел лица ребятни. – Волк это, вдовец. Один живет бобылем, давным-давно уже. Логово у него тут под горой. Коли заплутаете, или нужда заставит тут заночевать, в лесу ни в коем случае не оставайтесь. К Михейке дойдите, он по запаху поймет, что вы от меня. Логово там приметное, пещера под кривым кедром.

Братья настороженно переглянулись. А в своем ли дед уме?

– А разве волки живут по стольку лет? – робко спросил Лука. – Дикие тем более…

– Тут живут. Всё живёт. Авдотье, вон, уже под двести лет, – проворчал Семён. – Ну чего встали?! Идти пора домой говорю, темнеет.

Юрка помог Тане встать на лыжи, принес ей палки, которые та бросила перед погоней, и все четверо двинулись в обратный путь. Всю дорогу Лука засыпал деда вопросами, просил и умолял рассказать про логово у кривого кедра, про поход к Медной горе и бабушку пропавшую.

В конце концов, дед сломался, и клятвенно пообещал рассказ продолжить после ужина.

***

Громко топая и отряхивая снег с валенок, Семён поднялся по крыльцу и вошёл в дом. Ольга сидела на полу у печки и фасовала высохшие травы по маленьким, деревянным кадушкам.

– Ну, чем порадуете? – улыбнулась рыжая. Огонь от топки придавал её волосам и бровям почти пылающий вид.

– Нечем порадовать, – отозвался дед, бросая шапку на гвоздь и поставив ружье у порога. – Танька дурная, зайца отпустила. Грей остатки похлёбки, поедим чего осталось и с утра опять пойдем.

– Юрка! – Ольга окликнула брата, который еще не успел войти в дом. – Прихвати там котелок, под крыльцом стоит.

Котелок вскоре оказался на печке. Похлёбки в нем было от силы миски на полторы. Всем по паре ложек. Но Оля за день хлеб испекла, так что надежда на ужин всё-таки оставалась.

– Гляди вот, чего ты наделала! – усевшись за стол, проворчал дед, открыв крышку котелка и с тоской поглядев внутрь. – Дурная твоя башка, будем теперь крохи собирать… – продолжил он, обращаясь к Тане. – Садись уж, чего встала там? Есть поди хочешь тоже…

Русая девчушка всё ещё стояла у порога, виновато опустив взгляд.

– Поняла, для чего заяц нужен? – Лука указал в котелок и взял со стола ложку. – Заяц -то вот он. Тут! Еда! – паренёк зачерпнул похлебку и поднес ложку ко рту. Однако съесть ее не успел.

Логическая цепочка объяснений, которые пришлось выслушать в лесу, слова «заяц», «еда», и ложка в руках сделали свое дело. Пытаясь исправить свой проступок, Танька схватила ружье и прицелилась в котелок.

Лицо её озарила счастливая улыбка.

– Еда! Заяц Стрелять! – обрадованно сообщила она и дернула спусковой крючок.

По счастью дед Семен уже при первых её криках сообразил, что дело плохо и успел шарахнуться в сторону. А вот братьям повезло куда меньше. Струя пламени из ствола ударила в котелок и горячие брызги похлёбки вместе с паром и кусками картошки полетели в стороны. Вопли Луки и Юрки слились в единый мат.

Кухня моментально наполнилась пороховым дымом, от грохота у всех заложило уши. Звон чугунного котелка всё ещё гудел будто колокол.

– Етить твою мать! – дед вскочил с пола и грохнул кулаками по столу. – Выгоню тебя к чертовой матери отседова! Не надо мне подкупа никакого, к черту все это! Собирай вещи и уматывай!

Таня молчала и растерянно глядела, искренне не понимая, что опять сделала не так.

– Убирайся отсюда, я тебе сказал! – вновь закричал старик и выхватил ружье из рук девчонки. – Чудо-юдо! Чего зыркаешь? Уходи сказал! ВОН из моего дома!

– Дедушка, прости её, – Ольга подскочила к порогу и заслонила Таню собой. – Она ведь как лучше хотела! Прости…

Лука и Юрка стянули с себя испачканные похлебкой рубахи и молча поглядели на Таньку. Размазывая суп по лицу, переглянулись меж собой и лишь пожали плечами.

– Дедушка… прости её, – подала тихий голос Таня, вышагнув из-за спины Ольги. – Дедушка прости её… – повторила она, поднимая взгляд и посмотрев в лицо старика.

Семён хоть и суровым был, а под таким взглядом и он не выдержал, отвернулся.

– Дай ей тряпку, – буркнул он после минуты молчания. – Научи уборку делать, может будет польза хоть какая-то.

– А если она порешит нас ночью?! – подал голос Юрка, выковыривая куски картошки из своих патлов. – Ружья надо спрятать тогда вовсе.

– И ножи, – подтвердил Лука.

Спорить никто и не стал.

Убрали всю опасную утварь от греха подальше. С уборкой Татьяна и Ольга справились быстро, кухня маленькая была. После поели свежего, пресного хлеба и расселись кто куда. Несмотря на всё случившееся, братья надеялись услышать продолжение истории.

Дед повздыхал, поворчал и продолжил рассказ…

***

40 лет тому назад

– Если хочешь, чтобы жила твоя Чернава и ребенок, то поторопись Семён… – во дворе поднялся ветер. Керосинка со скрипом закачалась, а вместе с ней и свет. – Домой беги, возьми чего надо в дорогу и сюда воротись, скажу ещё чего-то напоследок.

Горячо покивав головой, парень бегом бросился к своей повозке, распряг лошадь и, намотав уздечку, пришпорил кобылу. Ветер только усиливался, раскачивая вокруг верхушки деревьев, заставляя их трещать и гнуться.

Ещё один протяжный стон жены донёсся до ушей парня вместе с ураганом, прежде чем он скрылся за поворот.

До избы своей добрался быстро, лошадь фыркала, покрылась мылом, Семён её сразу к овсу поставил. Сам он забежал внутрь дома. Схватил ружьё, порох, краюху хлеба и кисет с табаком. Уже на пороге остановился снова и снял с иконостаса Богородицу, спрятав её под рубаху.

– Спаси и Сохрани… – прошептал Семён, выбегая наружу. Гроза набирала силу, покрывая сибирское небо паутиной из молний. Перекинув ногу через круп, парень потянул узду влево и с трудом отвел кобылу от овса.

Пришпорил её снова.

Деревья вокруг затрещали, вскоре брызнули первые капли дождя, быстро перерастая в ливень. Семён в отчаянии хлестанул кобылу несколько раз, в сердце все больше рос страх за жену и ребёнка.

И сердце старенькой Бурки не выдержало. Ноги лошади подогнулись на полном ходу, пропахав коленями грязь, она упала на размокшую дорогу и, прокатившись кубарем, едва не задавила седока. Отлетев на обочину, Семён врезался рёбрами в сосну.

Не обращая внимания на боль, парень вскочил и вернулся к Бурке. Дыхания в той уже не было. Семён зажмурился, вздохнул и провёл ладонью по морде верной коняги. Склонился, поцеловал ее в лоб и, подхватив снаряжение, пустился бегом через непогоду. Хромая и спотыкаясь, он все же добрался обратно, до дома Сычихи.

– Шибко любишь жену? – прищурилась рыжая знахарка, осматривая раненного, запыхавшегося и покрытого грязью Семёна.

Тот не ответил, только горячо дышал и хватал воздух ртом, будто рыба. Руками Семён повис на частоколе и с болью глядел на супругу. Чернава, укрытая от дождя навесом, все ещё не приходила в себя, шептала и бредила.

– Говори, не томи! – сбивчиво дыша, поторопил Семён. – Чего мне ещё знать надо в дорогу?!

Та вздохнула и сбросила с плеч промокшую шаль.

– Самое главное, я тебе вот что скажу, – произнесла она, и вместе с голосом среди туч затрещал раскат грома. – Если жену любишь, если ребенка хочешь спасти, то запомни. Коли попадется тебе цветущий папоротник в ночь на Купалу… – она склонилась вперед, в глазах блеснул зелёный огонь.

– Так вот чего ты хочешь?! – горько усмехнулся Семён, силясь перекричать гром и ветер. – Я мог бы и сам догадаться!

– Если увидишь цветок этот… – перебила его знахарка. – Стороной обходи, иначе сгинешь на той поляне. И помощи никакой не принесешь Чернаве своей. Про жену думай, про ребенка. Какие бы искушения и страхи не встретились тебе в том лесу, от всего беги. Не говори ни с кем, на окрики не оборачивайся.

– Всю эту чушь я уже слышал от стариков! Лучше дельное чего посоветуй, – нахмурился Семён. – А коли зайду на такую поляну, так пробегу и не замечу.

– Не пробежишь. Запомни другое, – покачала головой знахарка. – Если это предание правду говорит, то цветок тот светится. Не ярко, не как в сказках, но сияние имеет. Может, как сверчок блестит, а может, как огонек болотный. Но увидеть ты должен издалека, даже в непогоду. Увидеть, и обойти далеко.

– Я в байки не верю. Сколько тут живу, никаких чудес не видывал, только слухи вокруг! – пробасил Семён. – За Красной живицей дойду и вернусь на шестой день сюда, жди. И если Чернаву живой не застану…

Снова грянул гром.

– Не стоит угрожать мне, Семёнушка, – жестом прервала его знахарка. – Её жизнь сейчас в моих руках. Так что торопись, времени не теряй. Беги с Богом…

Спорить парень больше не стал. Бросил последний взгляд на жену, перекрестился и бегом рванул в стену ливня, расплёскивая сапогами грязь…

***

Цепляясь руками за камни и коренья, Семён взобрался на очередной склон и упал на четвереньки.

Сплюнув дождевую воду в сторону, он пристально огляделся по сторонам.

Полуразмытый водой муравейник под корнями уходил пологой стороной назад к югу. С обратной стороны ствола зеленел мох. Взяв путь на север, Семён зарычал от напряжения и, поднявшись снова, бросился напролом через кустарник.

Ещё не меньше часа прошло в беспрестанном беге.

Буря не унималась, только нарастала, всё сильнее раскачивая стволы и частенько обрушивая ветхий сухостой берёз. Перепрыгивая через бурелом и проползая под упавшими корягами, Семён, стиснув зубы, двигался вперёд.

Однако, всё чаще его взгляд скользил в сторону.

Может, чудилось среди бури, среди колыхания ветвей и шума дождя. Но какое-то неуловимое, неестественное движение преследовало его попятам. Это ощущение чужого присутствия нарастало с каждой секундой.

Наконец нервы парня сдали, и он остановился. Вцепившись пальцами в икону под рубахой, Семён прошептал молитву и резко обернулся вправо.

Поодаль, среди стройных, блестящих от влаги стволов стояла тень.

Его собственная, черная тень в точности повторяющая силуэт, вместе с котомкой и с ружьем. И все бы ничего, и не было бы никакого страха, если бы не один момент. Никакой тени там и быть не могло, на пустом-то месте.

Да и света не было почти, только редкий блеск молний. Небо трещало, вспыхивало белым, а тень не менялась, не удлинялась и не исчезала даже при самом слабом свете.

«…не разговаривай, не оборачивайся…» – зазвучал в памяти шёпот Сычихи. – Коли чего увидишь – мимо проходи.

– Ну, до Купалы мы еще не дожили, стало быть и бояться нечего! – проворчал Семён и вновь бросился в бег по бурелому.

Через сотню шагов он не выдержал и опять поглядел вправо. Тень никуда не делась, разве что стала гораздо ближе. Обрела четкие очертания, и, казалось, почернела ещё больше.

Несколько раз глубоко вдохнув, парень сорвал с плеча ружьё и достал из котомки порох. Заботливо прикрывая кисет от дождя, щедро всыпал под боек, и закинул в ствол пригоршню дроби.

Тень повторила все его движения в точности.

Прикрывая рукой курок и порох, Семён поднял ружье наперевес одной правой и взял тень на прицел.

Тень прицелилась в ответ. И теперь, парень готов был поклясться, что слышал чужое дыхание…

Небо треснуло сеткой молний и за спиной парня ослепительно полыхнуло.

Семен обернулся, и как раз вовремя. Сбитый молнией ствол сосны валился прямиком на него. Парень отскочил в сторону, и через секунду дерево рухнуло, удушливо зашипев опаленной хвоей.

Быстро опомнившись, Семён снова поднял ружьё и обернулся в поисках тени. Она исчезла. Однако вместо черноты, взгляд его наткнулся на светлый силуэт. Древний старик в холщовой рубахе. Волосы перехвачены тесёмкой на старый манер.

Только вот с лицом деда этого было что-то не так. Больно уж рот широкий, раза в два больше обычного будет. Борода густая, пышная, глаза посажены глубоко. И глядит хмуро, исподлобья.

– Ты кто?! – смывая ладонью воду с лица, рявкнул Семён. – Откуда взялся тут?

– Это же ты ко мне пришел, молодец. С тебя и спрос! – пробасил старик из темноты. Затем протянул руку за спину и невесть откуда выгреб полную пригоршню ягод. Открыв широкую пасть, всыпал в неё землянику и принялся угрюмо пережёвывать. Видно было и зубы его, редкие и крупные, будто у коня.

Молодой охотник поглядел на него пару секунд, а затем отмахнулся.

– Нет у меня времени, с тобой в загадки играть. – Семён ружье разряжать не стал, закинул его на плечо и перелез через дымящуюся сосну. С другой стороны остановился и махнул рукой. – Домой иди, нечего в такую бурю тут делать!

Дед продолжал пережёвывать землянику, закидывая в рот одну пригоршню за другой.

– Нехорошо ты поступаешь, Семён, – громко ответил старик, сверкнув черной пастью, набитой ягодами. – Не вежливо. Проучить тебя надобно!

– Себя проучи, старый! – проворчал охотник и, перепахивая грязь, двинулся вверх, по пологому склону.

До корней дотянуться оставалось совсем чуть-чуть, когда сапог соскользнул, и Семён снова скатился к подножию холма. Мутные потоки воды захлестнули охотника, и скинули еще глубже, прямо в овраг.

В последний момент парень успел ухватиться рукой за голый, черный корень и, перехватываясь, упрямо вылез наверх. Упал на спину, оглядывая содранные в кровь ладони и выплевывая грязь изо рта. Обернулся.

Проклятый старик так и не шелохнулся, стоял там же, за дымящимся стволом упавшей сосны.

Семён уронил голову затылком в грязь и поглядел на пасмурное небо. Чёрные верхушки деревьев, будто лапы, закачались над ним под порывом ветра.

– Я ведь много не прошу, молодец! – голос деда прозвучал по-доброму, звонко даже. Он мигом оказался совсем рядом, по другую сторону оврага. – Облик я позабыл человечий, людей не видал давно. С трудом вспомнил, как люд выглядит, увидал тебя, так обрадовался. Парой слов перекинуться, поговорить, чайку попить. Большего и не прошу. Посиди со стариком, не убудет у тебя…

Семён поднялся на четвереньки и, цепляясь за травы, встал во весь рост. Поправил котомку на плече, ремень от ружья перекинул накрест и угрюмо поглядел на вершину склона.

– Не знаю, кто ты таков, отшельник ли, или блаженный… – не оборачиваясь проговорил парень. – Только помочь ничем не могу. Жена у меня при смерти, тороплюсь, – он опять вцепился ободранными руками в корни и подтянул себя наверх, а затем, кряхтя от напряжения, прокричал сквозь дождь. – Коли успею живицу достать, вернусь, посижу с тобой! А сейчас прощай, в путь пора мне!

Очередной раскат грома встрянул землю, молния подсветила мокрую листву бледными отблесками.

– Нет у тебя пути, Семен, – прозвучал зычный, утробный голос за спиной парня. Да такой гулкий и жуткий, что молодой охотник вздрогнул и покрылся ознобом. Цепляясь за корень, Семён попытался обернуться, но не смог, а голос продолжил. – Не в добрый час твое дитя зачато, и родиться ему не суждено. А путь твой здесь никогда не закончится. ВЕЧНО СКИТАТЬСЯ БУДЕШЬ! – последние слова вместе с громом пролетели над лесом, перекрывая даже шум бури.

Кровь в груди вскипела от страха, и Семён, лихорадочно цепляясь за грязь и осоку, буквально взлетел наверх.

Тяжело и хрипло дыша, парень обернулся к месту, где только что стоял старик.

Однако, теперь, вместо седого, бородатого отшельника среди непогоды сидел заяц. Маленький, серый, промокший под дождем. Уши его стелились по спине, глаза блестели двумя чёрными опалами.

Поглядев на Семёна несколько мгновений, косой в два прыжка исчез среди зарослей…

***

– Хватит на сегодня, – буркнул дед и отвернулся к стене. – Спать ложитесь. И свет притушите!

Братья разочарованно вздохнули, поднялись и побрели в темноту избы, к своей дальней комнате.

– Давай тоже ложиться, – Ольга указала Таньке на печку. – Влезай и к стене прижимайся. Я с краю лягу, а то бухнешься вниз с непривычки-то.

Девчушка послушно кивнула и в два прыжка залезла наверх. Ольга погасила лампу, на ощупь взобралась следом. Обняла названную сестру, прижала к себе, и они обе вскоре заснули.

На этот раз ночь обошлась без происшествий.

Наутро, пока дед и братья готовились в поход, Оля сварила гречки. Никаких запасов из мяса не было, бульон она сливать не стала. Добавила горсть пряностей из своих запасов. Так и похлебали впустую.

Ближе к полудню дед с братьями встал на лыжи и, взяв новое направление, ушли на охоту. Таньку и Ольгу дома оставили, наказав к вечеру снова испечь хлеб.

Сестры затопили печь снова, и Ольга, поставив шайку на пол, принялась замешивать тесто. Танька сидела рядом, хлопала глазами и глядела на действия рыжей. Руки Оли двигались туда, обратно, перемешивали, перекатывали под пристальным взглядом белокурой девчушки.

– Ты на деда-то не злись… – продолжая замешивать, вдруг произнесла Ольга. – Добрым человеком его, конечно, не назовешь, но и плохим тоже, – она утёрла пот со лба тыльной стороной ладони. Но все равно оставила белую, мучную полосу на лице. – Он ведь сорок лет тут один прожил, и мы вот на голову ему свалились. Конечно, злится…

– Добрым, – подала голос Танька с чистой, искренней улыбкой на лице.

– Не задалась жизнь у семьи нашей, – улыбнувшись в ответ, продолжила Ольга. – Отец наш, Борис Семеныч, дедов сын, и мамка Таисия Николаевна, погибли в том году. Очень странно это случилось, не бывает так. Машина, говорят, их перевернулась. А как она перевернётся, если медленные они, машины эти? – рыжая тяжело вздохнула и разогнула уставшую спину.

– Странно, – повторила Татьяна то слово, что запомнилось ей больше других.

– Лука, вон, учился на отлично. Первым школяром был у нас, – отдохнув, заговорила Ольга. – Учителя на него радовались. Да и Юрка в учениках у мастера ходил, тоже хвалили его. И теперь всё псу под хвост. Дикарями живём. Но это все лучше, чем приют детский…

– Лука, – произнесла Танька, упёрла палец в кончик своего носа и смешно приплющила его к лицу.

– Да, да! – засмеялась Ольга. – Курносый который. Вот он умный… А любопытный, ужас просто! Однажды, помню, мы выехали…

Договорить она не успела, оборвалась на полуслове.

Без звона колокольчиков к калитке поползли тени от запряжённых коней. Несколько незнакомых, вооруженных мужчин быстро спрыгнули с саней, молча миновали двор и, скрипя снегом, поднялись на крыльцо.

– А ну-ка тихо! – прошелестела Ольга, и прижала палец к губам.

Танька поняла с полуслова. Кивнула и, попятившись, спряталась за старый, дедовский тулуп.

Через секунду изба содрогнулась от ударов кулаком в дверь…