Читать книгу На краю вечера - Роман Шишков - Страница 20

Мать вынашивала его на рассвете,

В прохладной тени чёрного солнца,

Под пение птиц с девичьими лицами,

За горой, означающей: вечное никогда.

Прозвучала капель, и он, словно подснежник,

Пророс через нетронутую плеву вчерашнего дня;

Как ярко кипела вода, когда его в третий раз

Окунали с головой в хрусталь горного ручья!

В ту пору в его груди расцвела мутная слеза,

Нанизнная на невидимую нить; сквозь неё

Он пытался всмотреться в смерть, но видел

Только неясную чужеродность своего отражения.

Шли годы; всё чаще его заставали спящим

Под сенью орешника, закутанным

В своё одинокое детство; в такие моменты

Лицо его было покрыто зелёной оторопью.

Многим позже в душистом поле раздался зной;

Нередко, когда всё вокруг бодрствовало и цвело,

Он, допьяна напившись беззаботных взоров нимф,

Срывался и падал себе на чело зрелым плодом.

Однажды он умывался в знакомом ручье, сложив ладони

Безнадёжной милостыней или неначавшейся молитвой,

И ненароком выловил красную звезду, омыв ею глаза;

Сам он был так же красен снаружи, но внутри него

Стрекотали мёртвые кости и всяческие нечистоты.

Едва лишь веки его иссохли непроницательностью,

Он обнаружил свою прозрачную поступь у стен города,

Затем – в переулке, в коридоре, в бедной коморке.

Его виски налились хрусталём холодного пота,

А сердце его расхохоталось едкой смолью,

Когда капля крови показалась на губах невинной

Шлюхи, что сладостно стонала под его кинжалом.

Сколько лет прошло с тех пор? уже помрачены

Ядовитыми дождями очертания холмов, выцветшее

Поле проветрено синевой уходящего рассудка,

А на размытом горизонте отпечатана сонливость.

Он разбито стоял у подножья горы, мечтал разглядеть

Сединность дум своих на вершине, но немощность

Его истёртых ног не позволяла ему вознестись;

Опавшие листья расплескались по небу закатом.

Тем временем из ока его вырвалась красная слезинка,

Скатилась по морщинистой щеке и умерла на губах.

Тогда кинжал, из ниоткуда оказавшийся у него

В руке, неосознанным движением бросился в сторону

Его руинного лица, поочерёдно ужалив оба глаза,

Которые тут же выплакались навзрыд вместе с кровью;

Опустевшие глазницы стали истоком багряного ручья,

Что и унёс нечистое тело на север, в чёрные чертоги.

Мать вынашивает его в грязном и промёрзшем

Лоне, под присмотром серебряного бельма,

Наперекор стенанию западного ветра,

Созвучно чёрному полёту ворона.

Его онемевшие ноги простираются на восток,

А разрушенная голова его пьёт отголоски

Закатной страны, что усыпана холодом

Замогильного уклада; заложный воспитанник

Прогоревшей звезды – как чутко он спит

В глубине перекрёстка, он – впервые узнавший

Самого себя. Иной раз, когда исконные снега

Растапливают кромку темноты, и минута затмения

Орошает меркуриальным светом его покинутые

Покои, он выныривает из окоёма сновидений,

Где заледенелый ручей, соскальзывая с горы,

Роняет хрустальную каплю на его впалую грудь.