Читать книгу Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун - Страница 11
9. Малик
ОглавлениеПосле своего ухода из кабинета Фарида Малик несколько часов провел в полусне, лежа на диване у себя комнате и пытаясь попасть в лимонную рощу, где он держал Царя Без Лица. Он уже хотел бросить это занятие, как вдруг, открыв глаза, оказался среди желто-зеленых деревьев и увидел, как сверху на него глядит гигантский черный змей.
Он должен был понять, что у него ничего не получится: Царь Без Лица смог сменить человеческий облик на змеиный. Это говорило о том, что к нему медленно возвращается сила. Малик боялся потерять контроль над своим разумом, но ему все же удалось дотянуться до эмоций Идира. Только до эмоций – не до мыслей и уж тем более не до магии, – но благодаря этой непрочной связи он понимал, что Царь Без Лица лжет, когда говорит, что ему ничего не известно об Обряде Обновления.
Однако и сам Идир прекрасно знал, что Малик не может вытащить из него эти сведения, не разрушив удерживающие его узы. Так что Малик оказался в тупике: он не мог надавить на злого духа, а тот не собирался по доброй воле идти ему навстречу.
Малик предпочел бы оставить переговоры с Царем Без Лица на самый крайний случай, но Фарид был непреклонен, когда давал ему это задание – его первое задание в качестве ученика улраджи. Он не мог подвести учителя, ведь не исключено, что Обряд Обновления – единственный способ избежать дальнейших чудовищных бедствий.
– Может быть, я могу что-либо тебе предложить в обмен на сведения о ритуале? – спросил Малик.
– Неужели ты, зная о том, какой катастрофой для всех участников обернулась наша предыдущая сделка, желаешь предложить мне еще одну? – Идир фыркнул. – Хорошо, есть одна вещь, в которой я нуждаюсь: свобода. Выпусти меня из этой мерзкой темницы, чтобы никогда больше мне не пришлось слушать твои глупые мыслишки, и я расскажу тебе все, что ты хочешь знать об Обряде Обновления.
– Если я тебя выпущу, ты обещаешь больше не вредить людям?
– Думаю, ты не захочешь узнать цену, которую я попрошу за то, чтобы выполнить твою просьбу.
– В таком случае нет.
Царь Без Лица, выражаясь фигурально, пожал плечами – в той мере, в какой это может сделать гигантский, привязанный к дереву змей.
– Тогда сиди и смотри, как всех, кого ты когда-либо любил, постигает ужасная кончина, которую ты мог бы предотвратить.
Малик глубоко вздохнул и напомнил себе, что в старых сказках именно так происходило общение с темным народцем. Злые духи по своей природе не желают помогать людям, они всегда извращают слова беседующего с ними человека до такой степени, что он уже не понимает, чего изначально от них хотел. Глаза Идира всматривались в деревья за спиной Малика, но он был не настолько глуп, чтобы повернуться к Царю Без Лица спиной. Очевидно же, что змей просто пытается его отвлечь.
– Пока ты не ушел, выслушай следующее: у меня к тебе есть несколько требований, выполнив которые ты сделаешь обитание в этом теле чуть более сносным для нас обоих, – сказал Идир. – Во-первых, тебе надо больше спать. Я все время чувствую себя смертельно уставшим, а я терпеть этого не могу. Во-вторых, ты должен чаще мыться. Не могу понять, отчего ты все время потеешь. Мне кажется, это нездорово для человека в таком юном возрасте…
– Я не хочу выбивать из тебя сведения силой, но, если понадобится, я это сделаю, – предупредил Малик, и на секунду ему показалось, что Царь Без Лица сейчас набросится на него, невзирая ни на какие узы. Но затем его змеиная морда приобрела пугающе спокойное выражение.
– Ты этим желаешь поразить самодовольного идиота, которого ты называешь учителем? Так вот скажи: ты сам-то веришь в то, что твоя эмоциональная связь с ним подлинна? Или она просто худо-бедно утоляет жажду любви, которую не смог дать тебе отец?
Идир попал в очень болезненную точку, и Малик заколебался. Но Идир не собирался на этом останавливаться:
– Или, возможно, тобой движет чувство вины? Тебе правда не все равно, что случится с Зираном, или просто ты таким образом успокаиваешь совесть, растревоженную твоим участием в гибели Дрисса?
Перед мысленным взором Малика промелькнуло безжизненное тело Дрисса.
– Это была трагическая случайность, – сказал он, и эти слова прозвучали неубедительно даже для его собственных ушей.
– Возможно, своими руками ты его и не толкал. Но ты и не спас его, хотя мог бы. Это, по-твоему, тоже случайность?
Воспоминание Малика о моменте смерти Дрисса потеряло четкость. В тот день в Лазурном саду он протянул Дриссу руку, но тот намеренно отказался от его помощи. Малик ничего больше не мог сделать, чтобы спасти его. Ведь так?
С лимонных деревьев начали облетать листья – это стала слабеть власть Малика над узами, удерживающими Идира. Он не убивал Дрисса. Намеренно – нет. Это совершенно точно. Потому что в ином случае…
Ухмылка Царя Без Лица стала еще шире. Малик понимал, что змею только и надо, чтобы он впал в панику. Магические путы ускользали из его рук, но в глубине нахлынувшей на него волны страха и гнева проявилась одна вещь, способная, как он думал, обезоружить злого духа.
– Ты обвиняешь меня в том, что я действую из чувства вины. Но твоя вина тяжелее моей в тысячу раз, – сказал Малик. – Это ведь не я сотни лет подряд пытался отомстить за смерть сына и в итоге так и не смог этого сделать.
Не успел Малик высказать это соображение, как подумал, что он проявляет чрезмерную жестокость: пусть Идир был чудовищем, но никакое чудовище не заслуживает того, чтобы ему бросили в лицо смерть собственного сына.
Но ему надоело, что все вокруг играют его чувствами, как хотят. Пускай теперь обосуме ощутит ту беспомощность, в которой Малик барахтается каждый день.
Он продолжил:
– Как ты считаешь, твой сын смотрит сейчас на тебя? Должен смотреть, ведь его душа где-то обитает. Как думаешь, он видит, во что ты превратился? Да, печально, что отец не только не защитил его при жизни, но и покинул после смерти.
Рев Царя Без Лица сотряс лимонную рощу. Разум обосуме застлал гнев, а к Малику вернулся контроль над магическими узами. Воспоминания злого духа всплыли на поверхность его сознания, и Малик, не думая о том, что он делает и чем это может закончиться, схватился за их край и потянул.
Ручеек река поток ручеек река поток половодье паводок межень рыба водоросли камни берег ручеек река поток ручеек река поток половодье паводок межень ручеек река поток течь течь течь течь наполняться и спадать бежать катиться струиться без остановки без конца.
Он был единственной дождевой каплей, летящей к горе Мираззат. Он был горным ручьем, торопливо бегущим в узком ущелье. Он был ревущей в предгорьях Гоньямой-рекой, он был широко разлившейся по равнине Гоньямой-рекой, текущей вперед в бесконечном цикле полноводья и засухи. Его мысли не были мыслями, потому что мысли свойственны простым существам вроде людей. Что за нужда ему была в мыслях, если он существовал целые эпохи, вздуваясь и опадая, меняя русло и прогрызая себе дорогу в камне? Он был чистым движением и мощью, он был бесконечностью, он был течением…
Нет. Нет. Малик не был ничем из этого. Эти воспоминания принадлежали не ему, но существу, так глубоко связанному с рекой Гоньямой, что он и река были единым целым. Малик еще оставался самим собой, но неизвестно, как долго этому быть, потому что граница, отделявшая его разум от разума Царя Без Лица, разрушалась.
Ручеек река поток ручеек река поток быстрина разлив рассвет закат рассвет закат – нет, надо выбираться из этого – ручеек река поток ручеек река поток излучина плес перекат рыба и лодки и сети и пойма и ручеек река поток – и сквозь это мелькание начали пробиваться образы, они всплывали и лопались, как пузыри на мелководье.
Темница без стен, без тока времени под расколотыми небесами. Человек с темными глазами и еще более темной печалью.
«Поведай мне, как оживить мертвых», – сказал Фарид, и тут пузырь лопнул.
Возник дворец – нет, не просто дворец. Серебряные колонны Ксар-Алахари, но в другое время, при другой царице. Ребенок, вырванный из этого мира рукой матери, – крик, вырвавшийся из его горла, – нет, не его, это закричал Идир, когда был убит его единственный сын. Закончилась война, возникла держава, возросла тысячелетняя ненависть.
Другой пузырь, другое воспоминание. Царица среди высоких каменных стен, перед статуей, покрытой белыми крылатыми существами, воздух дрожит от божественной силы. Снова сменилось видение, и вот он лежит на дне своей реки, вокруг него мерно колышутся водоросли. Он тянет голову вверх, к миру людей, к тому, чего никогда не может произойти. Сквозь поверхность реки на него смотрит лицо – та же царица, что и в предыдущем воспоминании, но более молодая и менее истерзанная физически и душевно.
Чего ты хочешь? – спросил Малик, но не на языке слов, а на языке омутов, порогов и набегающих на берег волн – языке магии. Глаза Баии искрятся смехом, а его сердце набухает желанием и тоской – он растерян, потому что чего можно желать, если он уже беспределен? – Ты хочешь увидеть, как падет империя Кеннуа?
Я не хочу видеть, как падет Кеннуа, – пропела она в ответ, и чего только не отдал бы он, чтобы возлечь с ней под солнцем пустыни, чтобы ощутить кожей прикосновение ее щеки. – Я хочу видеть, как Кеннуа горит.
Но он уже знал об обреченной на трагедию любви между Идиром и Баией. Можно ли как-нибудь направить течение памяти в сторону Обряда Обновления?
Но ни один рассудок не потерпит вторжения чужака, а Идир уже почувствовал непрошеное присутствие Малика. Как будто тысячи игл вонзились в его кожу, и Малик начал терять контроль над своим телом. Он сражался с разумом Идира, пытаясь ухватиться за любую мысль, которая позволила бы этот контроль вернуть.
Он подумал о сестрах, и контроль окреп. Он подумал о Фариде, о том, что этот человек – единственный, кто по-настоящему в него верит. Но этого оказалось недостаточно. Он перебрал миллион обрывочных мыслей, которые никуда не вели.
А затем – о Карине.
Воспоминания о ней стали золотым якорем, за который схватился Малик, спасаясь от бешеного натиска Царя Без Лица. Ее спокойный голос, когда она выручила его во время облавы в Зиране. Прикосновение ее тела – в первый раз, когда они танцевали зафуо, потом в некрополе, потом на крыше Храма Солнца. Тот миг, когда он попытался убить ее и их магия соприкоснулась на самом глубоком, сокровенном уровне.
Воспоминаний о Карине было немного, но их яркость, а также смутное осознание того, что, что бы ни происходило между ними, – оно еще не закончено, позволили Малику обрести полную власть над своими мыслями. И когда это произошло, он увидел ее ясный образ: она как будто встала рядом с ним, чтобы помочь ему противостоять атаке Идира. Не задумываясь, он протянул к ней руку. Их ладони соединились, и на него обрушились новые воспоминания Царя Без Лица.
Для проведения Обряда Воскрешения требуются четыре элемента…
Они были Гоньямой-рекой, и река смотрела на людей в одеяниях с капюшонами, стоявших вокруг мертвого тела. Малик не узнавал их лиц, но узнал ползущие по их коже татуировки – Улраджи Тель-Ра. Карина замерла рядом с ним.
…Лепестки цветка кровавой луны, истолченные недавно…
Воздух наполнился низким монотонным пением, и улраджи бросили в огонь темно-красный порошок – совсем как Фарид в завершающий день Солнцестоя.
…Сердце царя, извлеченное недавно…
Пение усилилось, и один из улраджи бросил в пламя красное от крови, еще бьющееся человеческое сердце.
…Тело усопшего…
Вместе они подняли труп и опустили его в огонь.
…Безраздельное владение нкра.
Пламя взметнулось вверх, стало ослепительно-белым, и из него навстречу радостным крикам вышла массивная фигура. Воспоминание изменилось. Теперь Малик и Карина видели город в осаде. Небо закрывали тучи саранчи, пожирающей все на своем пути. В воздухе висел моровой запах, столь тяжелый, что даже спустя столетия Малику показалось, что он сейчас задохнется. Вдалеке раздавался рев настолько оглушительный, что невозможно было представить размеры издающего его существа.
Четыре элемента для воскрешения. Четыре элемента для обновления.
Улраджи Тель-Ра шли вперед, силой ведя за собой сопротивляющегося пленника.
…Скипетр для сотворения алтаря, освященного касанием богов…
Старший из Улраджи Тель-Ра поднял вверх зеленый скипетр, увенчанный шакальей головой. Им он начертал на земле несколько символов, из них выросли ребра кристаллической пирамиды, которая светилась, несмотря на темное, багровое небо над головой.
…Полузабытая песнь, исполненная на флейте, утраченной в прошлом…
В воздухе зазвучала тоскливая мелодия – это другой улраджи заиграл на инкрустированной золотом флейте. В груди Малика защемило, когда он увидел, как улраджи поволокли пленника к высокому берегу широкого озера.
…Псалом, произнесенный у воды, что соединяет этот мир и загробный…
Снова послышался рык невидимого зверя. Улраджи прочли псалом, и по озерной воде поплыли цветы, какие не встретишь в нашем мире.
…И душа царицы, связующая все это вместе…
Они сняли мешок с головы пленника. Это оказалась старуха с татуировками на лице и изящной, украшенной драгоценными камнями тиарой на голове. Она даже вскрикнуть не успела, как улраджи подняли ее высоко в воздух и швырнули в воду. Она пошла ко дну словно камень, не всплеснув воду ни рукой, ни ногой. Подземные толчки усилились, саранча закрыла небо, выл ветер, чудовище опять заревело, приближаясь к озеру…
И все закончилось.
Природные бедствия утихли, небо очистилось от саранчи, чудовище исчезло, как будто его и не было. Улраджи возрадовались, в самый последний момент предотвратив неминуемое уничтожение их мира. Но сердце Малика радость не посетила: он в полной мере осознал виденное и осмыслил предупреждение Сусоно.
Чтобы успешно провести Обряд Обновления, они должны будут принести в жертву царицу.
Если они этого не сделают, мир, каким они его знают, исчезнет навсегда.