Читать книгу Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун - Страница 2

Пожалуйста, обратите внимание: в этой книге есть описания самоповреждений, физического и эмоционального насилия, приступов тревоги и паники, мыслей о самоубийстве. Я старалась касаться этих тем со всей возможной деликатностью, но, если они тем не менее вызывают у вас сильную негативную реакцию, будьте осторожны при чтении.

Итак, ты пришел за еще одним рассказом о юноше и девушке, о принцессе и скитальце, о завенджи и улраджи – да, я знаю, что случилось с ними дальше. Я расскажу об этом, когда придет время, обещаю.

Однако вначале позволь мне перенести тебя в ту ночь, которая не имеет к ним никакого отношения, зато прямо связана с другим мальчиком. Той ночью он впервые услышал, как кричит его приемная мать…

Схватки начались у султанши Зирана прямо на заседании Совета. Визири так жарко спорили о том, как сохранить зерно во время предстоящего сезона дождей, что обратили внимание на царицу только тогда, когда она согнулась от боли, а по ее алому одеянию расползлось кровавое пятно.

Прибежали дворцовые повитухи и отвели султаншу в родильную комнату. Вскоре в Ксар-Алахари прибыли все семь Верховных Жриц – каждая со знаками благословения богов: священными травами для воскурения и освященными маслами для помазания новорожденного члена царской семьи.

Во время четвертого приступа схваток султанша начала кричать.

– Неужели матери всегда так кричат при родах? – прошептала старшая дочь царицы, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери крику. Восьмилетняя девочка мало чем могла помочь повитухам, поэтому принцессу Ханане оставили сторожить дверь. Это задание она выполняла со всей серьезностью, и воины, которые на самом деле охраняли родильную комнату, ни одним взглядом не давали ей усомниться в том, что она делает нужное дело. Однако теперь, после нескольких часов, проведенных у двери, радостное волнение от того, что у нее скоро появится братик или сестричка, сменилось растерянностью: Ханане не ожидала, что произвести на свет нового человека настолько тяжело.

Принцесса вздрогнула, когда до нее в очередной раз донеслись сквозь дверь низкие протяжные стоны и беспокойные, быстрые перешептывания.

– Кажется, она умирает.

– Умирающие стонут совсем по-другому, – сказал мальчик, стоявший рядом с принцессой все это время. Фарид – сирота на попечении у царицы, который повсюду следовал за Ханане, словно вторая тень, – был склонен к подобным мрачным высказываниям. Он появился в Ксар-Алахари почти год назад, после того как при нападении разбойников были убиты его сановные родители, а он выжил – единственный из всей семьи. И по сей день голос его оставался тихим и невыразительным, а взгляд темным и тусклым – гораздо темнее и тусклее, чем должен быть у десятилетнего ребенка.

Этот взгляд переместился со встревоженного лица Ханане на небо за балконным окном. На горизонте клубились черные тучи, в них вспыхивали белые зигзаги молний – невиданное в это время года зрелище.

– Уж я-то знаю, – добавил он.

Из родильной комнаты снова донесся крик. Ханане прислушалась, широко раскрыв глаза. Прошло еще несколько томительных минут, и дверь наконец открылась, но в проеме стояла не ее среброволосая мать с младенцем на руках – это был царь.

– Баба! – Ханане подбежала к отцу. Фарид, как обычно, не отставал от нее. – Все закончилось? Мой братик родился?

– Еще нет. – Царь вздохнул и потер глаза, вокруг которых наливалась синева. – И мы ведь еще не знаем, кто родится, мальчик или девочка. Возможно, у тебя будет сестричка.

– Нет, братик. Я это точно знаю, – безапелляционно заявила она, и король при виде ее детской непосредственности улыбнулся впервые за несколько дней. Однако улыбка эта сразу угасла – снова раздались крики султанши. Ротик Ханане искривился, взгляд заметался между отцом и дверью в родильную комнату.

– С-с ними же все будет хорошо, да? – спросила она отца. В воздухе между ними, казалось, материализовались и замерцали души не переживших роды младенцев. Если и этот не выживет, то мертворожденных братьев и сестер у Ханане будет уже четверо. Она давала им имена, которые знал только Фарид, – если бы она рассказала об этом родителям, то причинила бы им сильную боль.

– Конечно, – сказал царь – и сказал совершенно искренне, потому что сердце не позволяло ему помыслить о каком-либо ином исходе. Небо расколола пополам ослепительная молния, и после долгого мгновения тишины до дворца докатились низкие раскаты грома. В эту минуту служители Храма Ветра, без сомнения, бросились лихорадочно расшифровывать это послание Сантрофи, Ветром Рожденного, небесного покровителя всех, кто принадлежит к Сизигии Ветра.

Царь бросил взгляд на окно, за которым бушевала буря, сказал что-то так тихо, что ни Ханане, ни Фарид его не расслышали, и присел на корточки, не обращая внимания на взгляды стражников, которые были изумлены его намерением, умалявшим, по их мнению, его царское достоинство. Он распахнул руки для объятия, и хотя Ханане и Фарид уже приближались к тому возрасту, когда такая ласка могла показаться им слишком детской, они с благодарностью прижались к нему.

– Твоей матери доводилось превозмогать тягости и похуже. В этот раз она тоже все преодолеет, и у тебя появится младший братик или сестренка. Ты будешь с ним играть.

– Даже если не появится, у тебя всегда буду я, – сказал Фарид.

Ханане улыбнулась ему.

– Да. У меня всегда будешь ты.

Царю стало не по себе при виде того, как просветлело лицо сироты после слов Ханане, но он не поддался тревоге. Когда Фарид только появился в Ксар-Алахари, он больше походил на призрака, чем на живого мальчика: он был так замкнут в себе, что можно было часами находиться с ним в одной комнате и позабыть, что он там вообще есть. Благодаря Ханане он начал выглядывать из своего панциря, и это дорогого стоило. И кроме того, разве не каждому родителю хочется, чтобы его дети дружили, как Ханане с Фаридом?

Царь собрался было сказать что-то еще, но его прервали крики звавших его повитух. Он вскочил на ноги и бросился в родильную комнату. Прежде чем за ним закрылась дверь, принцесса успела заметить мечущихся по комнате женщин, покрытое потом лицо матери и ворох окровавленных тряпок. Ханане бросило в дрожь, Фарид потянулся, чтобы успокоить ее, но она оттолкнула его и сложила руки в молитве. Она родилась под покровительством Сизигии Солнца и молилась Львице Гьяте о том, чтобы ее братик или сестренка, – конечно, лучше бы братик – родился здоровым и веселым и всегда играл с ней, даже когда ей не хотелось бы делиться с ним игрушками или сладостями.

Жрицы говорили, что боги более охотно вознаграждают просителей, если те предлагают взамен какую-то жертву, поэтому она пообещала:

– Я готова отдать тебе все-все, что ты только захочешь, если они будут жить.

Не успела она договорить, как алебастровые стены дворца сотряслись от оглушительного громового раската. Принцесса открыла глаза и вдруг увидела чудо: на долю мгновения – столько времени занял бы взлет бабочки или последний вздох – все дождевые капли повисли в воздухе, словно тысячи маленьких жемчужин. Ханане воскликнула: «Фарид, смотри», – но, когда он обернулся к балкону, там уже шел обычный дождь.

Пройдут годы, и этот вечер превратится в смутное воспоминание и займет свое место в длинном ряду детских впечатлений принцессы. Но в это мгновение она верила – верой высокой, как гора, и широкой, как море, – что боги услышали ее мольбу и ответили на нее. Не прошло и минуты, как дворец огласился младенческим криком, и Ханане, сразу позабыв о Львице Гьяте и о том, что она дала ей обет, бросилась в родильную комнату, к только что пришедшей в мир сестре.