Читать книгу Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун - Страница 3

В сверкающем дворце из алебастра и серебра, на высоком холме в сердце золотой пустыни, лежал мальчик. А в этом мальчике росло дерево.

Из всей рощи это дерево было самым большим и высоким, в его пышной кроне желтели крупные яркие лимоны. Оно было ненастоящим, как и вся роща, где оно росло, но Малика это ничуть не заботило. Долгие годы он считал, что его разум – это пустырь, где не приживается ничего, кроме полученных в детстве травм; но если он может создать нечто прекрасное и полное жизни, то, может быть, он не так уж бесплоден, как ему казалось.

Да, лимонная роща была прекрасна, и она была бы идеальной, если бы не плененный там змей.

– Глупец, мальчишка! – взревел Царь Без Лица, и в его голосе слышались громовые раскаты и грохот разбивающихся о берег волн, темное колдовство и еще более темная одержимость местью. Извиваясь, он старался ослабить веревки, которыми он был привязан к дереву в самом сердце рощи. – Тебе не удастся держать меня здесь вечно.

Малик вздрогнул, ощутив внутри своего существа всю силу гнева обосуме. Давным-давно Царя Без Лица почитали во всей пустыне Оджубай. Его знали как Эве, и он был олицетворением реки Гоньямы – в те времена еще полноводной. На вершине своего могущества он мог сокрушать и строить заново целые царства.

А сейчас его захватил в плен обычный мальчишка, который ничего не смыслит в колдовстве. Унизительность положения приводила Царя Без Лица в еще большую ярость.

Царь Без Лица снова забился в веревках, и это отозвалось нестерпимой болью во всех уголках сознания Малика. Его как будто разрывало надвое изнутри. Он рухнул на колени и стиснул зубы, чтобы не закричать. Все это не по-настоящему. Как только он проснется, все закончится.

Во время сна власть человека над собственным разумом ослабевает, и поэтому Царь Без Лица пытается сбежать, когда Малик спит. На Малика обрушилась волна боли, и он напомнил себе, что случится, если обосуме вдруг вырвется на свободу. Этот злой дух носил еще одно имя: Идир. Когда-то, много веков назад, он был возлюбленным царицы Баии Алахари, а теперь он так сильно ненавидит Зиран, что, даже если хотя бы малая часть его силы прорвется сквозь путы, он без сожаления сотрет весь город с лица земли и убьет всех, кто дорог Малику.

Причиной его ненависти была несправедливая обида, нанесенная ему за тысячу лет до рождения всех, кто жил сейчас в Зиране: Баия Алахари предала Идира ради того, чтобы избавиться от тирании предков Малика – Улраджи Тель-Ра.

Малик не сожалел о том, что пленил духа внутри собственного разума, – но, помоги ему Великая Мать, как же это было больно.

– Как ты смеешь сравнивать себя с прежними улраджи? – сказал Идир, и хотя Малик делил с ним свой разум уже почти пять дней, он все равно вздрогнул от неожиданности, когда тот прочитал его мысли. – Твой слабенький дар – только малая частица их сил, и даже они на пике своего могущества не смогли бы удерживать меня в плену долгое время.

Еще одна волна магической мощи Царя Без Лица ударила изнутри в череп Малика. Она обжигала, словно раскаленное железо. Это должно было его разбудить и хотя бы на время отсрочить изматывающую борьбу с обосуме, но Малик продолжал спать. Любопытно, бьется ли он сейчас в конвульсиях или спокойно лежит в постели и на его лице не дрожит ни один мускул? Если Идир сейчас убьет его и завладеет его телом, кто-нибудь об этом вообще узнает?

– Это был умный ход – поймать меня в ловушку, – прошипел Идир, – но ты не учел одну вещь. – Ты можешь проникнуть в мое сознание, оно открыто перед тобой, – но и у тебя нет никакой защиты против меня. Я знаю о каждом движении, каждом повороте твоих мыслей, я могу добраться до самых темных углов твоего разума, даже туда, куда сам ты не осмеливаешься заглянуть. – Плененный Царь Без Лица вынужден был оставаться в человеческом обличье, но о его настоящем облике напоминали змеиные глаза, сверлившие Малика с древней, тысячелетней ненавистью. – Вот откуда я знаю, что тебе не хватит сил на то, чтобы держать меня здесь вечно.

В животе у Малика зашевелились слишком знакомые ему щупальца паники. В конце концов, разве можно противопоставить его поверхностные познания в улраджийской магии духу, которого когда-то почитали как божество? Да, он умеет плести сказы, но как это может помочь ему в противостоянии обосуме? Эта борьба требует нечеловеческих сил, а он всего лишь человек – маленький, слабый, жалкий. Он не выдержит этой борьбы, он не должен был бросать вызов обосуме, он только оттягивает неизбежное, он…

Нет. Нет.

Малик понимал, что, если крутящийся водоворот паники втянет его, он в конце концов, как последний трус, запросит у Идира пощады. По крайней мере, так поступил бы тот Малик, каким он был в прошлом.

Но тот Малик умер в последний день Солнцестоя, когда вонзил кинжал себе в сердце. А новый Малик, хотя и не обладал силами божества, все же не был таким беспомощным.

– А мне и не обязательно быть сильным, – сказал Малик и заставил себя встать на ноги, хотя каждая частичка его тела взвыла от боли. Он вспомнил всегдашние успокаивающие слова бабушки, и они наполнили его существо, прогнав боль и неуверенность.

Дыши. Будь здесь. Будь сейчас.

Малик поднял голову и решительно встретил пристальный, испытующий взгляд Царя Без Лица.

– Мне достаточно быть просто сильнее тебя.

Дух и раньше был зол, но это не шло ни в какое сравнение с тем взрывом гнева, который вызвали слова Малика. От ярости Царя Без Лица задрожала вся лимонная роща. Чтобы не упасть, Малик схватился за ближайшее дерево, но отдернул руки – кора дерева налилась нестерпимым жаром. Земля под ногами превратилась в пепел, потом провалилась, и Малик стал падать вниз, в такие глубины своего разума, откуда не было пути назад. Он всеми силами старался остановить стремительное падение в разверзшуюся под ним бездну, всеми силами пытался проснуться – и не мог.

А затем сквозь клубящийся хаос пробился луч золотого света: единственная нить нкра, стихии, из которой проистекала вся магия на свете. Не зная, куда ведет эта нить, Малик ухватился за нее – потому что ухватиться было больше не за что. Он ощутил аромат теплой земли после весеннего дождя.

Так пахнет Карина.

Не успел он это подумать, как снова полетел вниз, в скрытую область своего разума, быстро отдаляясь от лимонной рощи и запертого в ней Царя Без Лица.

Вдруг чувство падения исчезло. Малик медленно открыл глаза и увидел, что окружен пышной зеленой растительностью.

Все вокруг было словно затянуто легкой дымкой, указывавшей на то, что он так и не смог проснуться, но это не помешало Малику поразиться богатству флоры зеленого мира: нигде в Оджубае не найти было ничего подобного. В воздухе разносились гортанные крики турако и звенел детский смех. Малик перевел взгляд и увидел несколько приземистых построек из саманного кирпича, украшенных спиралевидными узорами, которые он не мог отнести ни к одной из известных ему культур. Он видел это место впервые, но все же у него возникло странное ощущение, что оно ему не чужое.

Стало ясно, откуда доносится детский смех: мимо Малика пробежали две девочки. Он не мог различить их лиц: они были смазаны, словно краски, смешавшиеся на палитре художника.

– Кхену, быстрее! Старейшины заставят нас колоть дрова, если мы опоздаем! – крикнула девочка постарше. Малика она как будто вовсе не заметила.

– Бегу! – крикнула девочка помладше – Кхену.

Ее быстрые птичьи движения напомнили Малику о его сестре Наде. Не пробежав и десяти шагов, Кхену запнулась о пересекавший тропу корень дерева и шлепнулась прямо в грязь. Она тут же разревелась, и девочка постарше, недовольно вздохнув, вернулась по тропе, чтобы ей помочь.

– Ну что ты за улраджи, если по любому поводу льешь слезы? – шутливо сказала она и посадила Кхену себе на спину. Малик удивленно вскинул брови: неужели эта кроха – улраджи? Тогда, наверное, он сейчас внутри воспоминания о далеком прошлом, потому что только в древние времена можно было свободно говорить о принадлежности к этому племени колдунов. Но чье это было воспоминание – его или Царя Без Лица?

Малик шагнул было к девочкам, но снова почувствовал аромат дождя и замер. Он обернулся, и его бросило в жар, не имевший никакого отношения к магии: рядом с ним стояла Карина.

Ее взор был устремлен на уходящих в джунгли девочек, и это позволило Малику какое-то мгновение просто любоваться ею. Она ничуть не изменилась за те несколько дней, что прошли после ее безумного, сопровождаемого бурей побега из Зирана. В ее янтарных глазах застыла настороженность, серебристые локоны спрятаны под зеленым платком. Только когда девочки исчезли в зеленой листве, она взглянула в его сторону. Ее взгляд скользнул по его лицу, на миг задержался на губах, и, хотя Малик понимал, что это всего лишь сон, огонь, разлившийся по его жилам, стал еще жарче. Он тут же вспомнил тот последний раз, когда они были вдвоем.

Прошло пять дней с тех пор, как они поцеловались на крыше Храма Солнца. Этот поцелуй поверг его душу в смятение.

Пять дней с тех пор, как он попытался убить ее, чтобы спасти свою младшую сестру.

Пять дней с тех пор, как Карина под рев урагана и вспышки молний исчезла из Зирана, а ее старшая сестра восстала из мертвых.

Такой короткий срок, а мир, каким они его знали, перевернулся с ног на голову. Малику столько нужно было ей сказать, извинения и объяснения теснились на языке. Он сделал шаг к ней, а когда увидел, что она не отстранилась, – еще один.

– Карина… – начал он, и тут ее кулак с размаху врезался ему в челюсть.

– Малик? Малик!

Малик распахнул веки. Грудь залила боль – кто-то тряс его за плечо. Мгновенно включились инстинкты, отточенные годами внезапных стычек с отцом. Чернильно-черная татуировка, обыкновенно обхватывавшая его плечо, скользнула в ладонь и превратилась в кинжал с черным клинком и золотой рукоятью. Свободной рукой Малик ухватил нападавшего за рубаху и приставил кинжал ему к горлу. Тот рванулся, но высвободиться ему не удалось.

– Малик, это же я! Убери кинжал! – вскричал он, и Малик одновременно осознал две вещи: что он вцепился мертвой хваткой в свою старшую сестру Лейлу и что к его собственной шее прижато массивное лезвие копья.

– Отпустите ее, – сказал Страж. Сквозь высокий звон в ушах Малик слышал оглушительные удары собственного сердца. Он тут же отпустил Лейлу. Отметина забралась обратно под кожу. Он закрыл лицо ладонями, стараясь отдышаться.

Дыши. Будь здесь. Будь сейчас.

Он явно уже не находился внутри своего разума. Не сражался с Идиром за власть над своим телом. Не был во сне о далеком прошлом, где видел Карину. И не был спрятавшимся в углу мальчишкой, который молится всем богам, чтобы отец его в этот раз не нашел, хоть бы не нашел.

Он, с самого окончания Солнцестоя, лежит в больнице Ксар-Алахари. С его сестрами все хорошо. С ним относительно тоже, хотя это может быстро измениться, если Страж вдруг решит чуть сильнее надавить копьем на его шею.

Лейла взглянула на замершего под копьем Малика и резко сказала Стражу:

– Уберите оружие, вы его пугаете!

Если бы в Обуре, их родном городе, какой-нибудь эшранец позволил бы себе обратиться в подобном тоне к элитному зиранскому воину, его бы в лучшем случае наказали палками, а в худшем – казнили. Как видно, по сравнению с прошлыми временами их положение сильно укрепилось, потому что Страж только пристально посмотрел на Малика, затем кивнул и возвратился на свой пост в углу палаты. Лейла щелкнула языком и тихо произнесла несколько успокоительных слов, но Малик заметил, что она по-прежнему держит руки перед собой, как будто опасается, что он может в любой момент напасть на нее.

– Прости, пожалуйста, – хрипло сказал он.

– Не извиняйся. Не надо было тебя так резко будить. – Она скрестила руки на груди. – Все хорошо. Ничего страшного не произошло.

Но могло произойти. Поэтому в палате и находился Страж: не для того, чтобы защищать Малика от кого бы то ни было, а чтобы защищать кого бы то ни было от Малика. Вряд ли можно было осуждать Фарида и Совет за то, что они желали быть готовыми на случай, если Идир вдруг освободится, но это не означало, что Малику нравилось пребывать под круглосуточным наблюдением.

– Это был Царь Без Лица? – спросила Лейла. – Он пытается вырваться?

Пальцы Стража крепче сжали древко копья – только по этому незаметному движению можно было догадаться, что он их вообще слышал. У него через плечо была красно-серебряная перевязь – наверное, знак отличия либо принадлежности к определенной категории войск.

– Вроде того… – сказал Малик и, заметив обеспокоенный взгляд старшей сестры, тут же добавил: – Но у него ничего не получается, так что беспокоиться не о чем!

Чтобы удостовериться в этом, он обратил взор внутрь себя и попробовал на прочность преграду, отделявшую его от Идира. Стена держала хорошо, боль, мучившая его во сне, исчезла.

В отличие от Малика, Лейла не была улраджи, поэтому она не вполне понимала, что произошло, когда он впустил Царя Без Лица в свое тело. За те дни, что прошли после Солнцестоя, он не раз замечал, что Лейла смотрит на него так, будто ждет, когда злой дух разорвет Малика изнутри, освободится и переубивает всех вокруг.

И это было не так уж невероятно, как показало только что произошедшее.

Но им не придется долго тревожиться о том, что Идир вырвется на свободу, потому что именно сегодня Малик должен был начать обучаться магии улраджи. Под руководством Фарида он научится управлять магическими силами и сделает свой разум крепче, так что Царь Без Лица ни за что не сбежит.

Взгляд Малика упал на Надю: она мирно сопела на кровати подле него. Это хорошо: после возвращения из мира духов она вообще не смыкала глаз. Он первый раз с того момента видел ее спящей. Он подоткнул одеяло ей под подбородок, и она тихонько вздохнула.

Все, через что прошел Малик, все, чем он пожертвовал, – все искупал этот вздох. Вся пережитая им боль была не напрасной, потому что ему удалось вернуть свою сестру.

– Он больше никогда не причинит нам зла, – поклялся Малик, и в голове у него тут же вспыхнула боль.

Это мы еще посмотрим, маленький улраджи, – прошипел Идир. – Даже в наикрепчайшей стене можно найти слабое место.

Малика охватило нестерпимое желание расцарапать ногтями предплечье – старая привычка, появившаяся еще в детстве из-за того, что бурлящая в нем магия не находила выхода.

Но вместо этого он щелкнул плетеным каучуковым браслетом – тем самым, что подарил ему Тунде во время Солнцестоя.

Это все еще его разум. Он по-прежнему сильнее Царя Без Лица.

Наверное, на его лице появилась гримаса боли, потому что Лейла схватила его за запястье одной рукой, а другой дотронулась до кровоподтека, красовавшегося у него чуть ниже губ.

– А это откуда?

Отличный вопрос. Малик не знал, как рассказать Лейле о странном сне, где появилась Карина, не упоминая о том, что незадолго перед тем Царь Без Лица чуть не освободился из заточения.

И кроме того, он не хотел признаваться, что видел Карину во сне, – ведь в тот последний раз, когда они были наедине, он вонзил кинжал ей в сердце. И хотя он не сожалел об этом – на кону была жизнь Нади, – чувство вины, видимо, все же засело в нем, иначе с чего бы ему представлять в сновидении, как принцесса на него нападает.

Однако ее присутствие казалось таким осязаемым. Будто если он протянет руку, то сможет коснуться ее. А что, если… нет, такого не может быть. Он прекрасно умел ткать иллюзии, но никакая магия не может превратить сон в реальность.

– У меня был кошмар, и я прикусил губу, – сказал он. По-другому и быть не могло. Он случайно нанес себе травму во сне, а его измученный ум вообразил, будто Карина его ударила. Так и было, тут и думать нечего.

Чем больше Малик размышлял о Карине, о маленькой девочке-улраджи, о странно знакомом месте, которое он видел во сне, тем сильнее запутывались его мысли. Хотя он знал, что ему следует как можно лучше отдохнуть перед первым днем занятий с Фаридом, он еще долго просто сидел рядом с опять заснувшей Лейлой. Соседство Царя Без Лица было легче переносить в состоянии бодрствования, и Малик то прислушивался к дыханию сестры, то обращал внимание на ароматы трав, развешанных в палате от темного народца, то старался не замечать щекотки от перемещающейся по спине Отметины – все что угодно, лишь бы не думать о предстоящем дне и о том, каких усилий может потребовать от него обучение магическому искусству улраджи.

В таком положении и застал его Фарид, когда, чуть рассвело, вошел в больничную палату.

– Я не думал, что ты уже проснулся, – сказал наставник Малика. Выглядел он, как всегда, безупречно: волосы зачесаны в сторону волосок к волоску, фигуру облекал наичистейший, без единой складки кафтан, на лице нет и следа усталости, несмотря на то смятение, которое ему и всему Зирану пришлось пережить за те дни, что прошли с окончания Солнцестоя. Приблизившись к кровати, он даже не взглянул на замершего на своем посту Стража. «Интересно, каково это – всю жизнь не ведать страха перед вооруженными людьми?» – подумал Малик.

– Тебе хорошо спалось?

– Да, – соврал Малик. Лейла проснулась и мгновенно села на кровати. Как только она увидела Фарида, сонное выражение на ее лице сменилось настороженностью.

– Сегодня вы наконец перестанете держать его под замком? – резко спросила она, и Малик почувствовал, как краска приливает к лицу.

Он любил сестру всем сердцем, но сейчас ему стало стыдно за нее. Разве можно так грубо говорить с тем, кто к ним добр?

– Этот человек в один и тот же день воскресил мертвую девушку и устроил государственный переворот, – зло сказала она, когда Малик заявил, что собирается стать учеником Фарида. – Мы не знаем, на что он способен.

Но они также не знали, на что способен сам Малик, и именно поэтому ему необходимо пройти обучение у Фарида.

Бывший дворцовый камергер ответил на ледяной взгляд Лейлы кроткой улыбкой.

– Именно так. Я подготовил для вас троих новые покои, уверен, вы найдете их более предпочтительными, чем больничная палата. Если сегодня все пройдет хорошо, к вечеру мы вас в них переселим.

Малик не мог поверить своим ушам: личные комнаты для него и его сестер здесь, во дворце! Они и мечтать о таком не смели… погодите-ка.

– Что значит «если сегодня все пройдет хорошо»? – Малик, совершив над собой усилие, отстранился от сестер – он хотел выглядеть перед своим новым учителем сильным и уверенным в себе.

– Я объясню, когда придет время. Пойдем со мной – пока один. Сестры смогут присоединиться к тебе позже, – сказал Фарид. Оглянувшись на Лейлу, которая нахмурила брови, Малик последовал за ним. Недосып тут же дал о себе знать, но Малик справился с волной слабости и постарался не отстать от шедшего быстрым шагом учителя. – Но сперва еще кое-то, – добавил Фарид. – Тебе нужна другая одежда. Принцесса желает тебя видеть.