Читать книгу Дом хрустальный на горе… - Рунов Владимир Викторович - Страница 7

Мурату Ахеджаку в ту пору было всего четыре года, но он, в подробностях, знал ту историю по рассказам. Впоследствии не раз высоко оценивал огромные усилия, с помощью которых была прекращена вековая напасть – опустошительные паводки. Двенадцатикилометровая плотина, возведённая через несколько лет после приезда Брежнева и Косыгина, стала непреодолимой преградой на пути стихии, возродив в густо населённой Прикубанской низменности гарантированное умиротворение.

– Меня тогда вывезли! – говорил Мурат. – Поэтому реального наводнения я ни разу не видел, но родители говорили, что это был сплошной кошмар.

После той встречи, что состоялась с Явлинским, у нас несколько раз была возможность дружеского общения, и однажды, заговорив о своём ауле, он вдруг как-то очень уж сердечно сказал:

– Знаешь, что такое в Псейтуке весна?..

И тогда я понял, почему он такой, совсем не похожий на человека, собирающегося делать политическую карьеру, где часто лучше бы подзабыть о романтических сердцебиениях при воспоминаниях о беззаботной юности, особенно когда вхождение в неё совпадало с неповторимой кубанской весной.

Знал ли я её? Не только знал, но и помню всю жизнь, всякий раз с нетерпением ожидая, как вдруг после не очень длинной, но всегда слякотной зимы однажды ранним утром открываешь глаза и видишь, как сквозь стёкла, ещё вчера залепленные мокрым снегом, вдруг врывается ослепительная голубизна бездонного неба.

Вот и распахнулось оно, это волшебное «окно», за которым в который раз просыпается новая, всякий раз неповторимая южная весна, волнующая всё сущее и живое. Ещё вчера серые, словно мёртвые, ветви сада начинают отдавать зеленью, почки набухли и вот-вот «выстрелят» острыми стрелами первых листочков. Медленно, как в загадочном, полном драматургических тайн театре, поднимается туманный занавес, открывая бесконечные дали, на самом краю которых, далеко за горизонтом, брезжат сказочные сверкающие миражи. Это вершины Западного Кавказа, покрытые вечными льдами, которые в ту пору достижимы, кажется, с любого расстояния.

Так бывает только ранней весной, когда воздух уже свободен от всяких морозных примесей и неправдоподобно чист, чист до оглушающего звона. А вокруг уже все декорации изменились, словно и не было той слякотной тоски и придавленности. Река за тополиной аллеей шумит совсем по-другому, угрожающе-весело, внезапно птичий гам возникает вроде как из ниоткуда. А далеко в поле уже стучат тракторные пускачи, предрекая близкий сев. Озимое поле изумрудно сверкает, каждый стебелёк там – словно чисто вымытый, а на просыхающей огородной борозде суетятся скворцы, проверяя, всё ли тут на месте, не изменилось ли что-то за время их отсутствия…

Казбек Ахеджак с первенцем. Февраль 1963 г.

Мурат родился воистину в удачное время – на исходе суток, бархатной ночью, в самой середине лета, когда Краснодар похож на единую благоухающую цветущую клумбу, прикрытую от жары прохладными кронами деревьев. Город был раза в три меньше, чем сейчас, но именно это обстоятельство позволяло ему сохранять уютное таинство старых улиц, в глубине которых и располагался тот самый родильный дом, куда доставили молодую учительницу Луизу Ахеджак…

Смешно сказать сегодня, но в те времена попасть из Псейтука в краевой центр проще всего было по реке, то есть через Кубань. Тогда как раз стояла пора летнего половодья, да и плавсредства проще не придумаешь, чем плоскодонная лодка, на которой жители аула, демонстрируя отчаянную решимость, пускались в довольно рискованное путешествие. Зато время пути сокращалось намного, полчаса страха, и вот он – город! Взволнованный Казбек усадил беременную жену на хлипкую скамейку, прижал её покрепче к себе и скомандовал охрипшим голосом дюжему гребцу:

– Давай!..

Луиза потом призналась, что весь путь преодолела, вслушиваясь в журчание реки с закрытыми глазами – уж больно страшно было. Не за себя, за будущего ребёнка! Но и он, видать, что-то уже почувствовал, притих, хотя обычно вёл себя излишне энергично. Это и взволновало молодых родителей, подтолкнув к столь рискованному путешествию. И как потом выяснилось – не зря!..

«И вот гляжу я в пространство и вижу, как солнечный лучик весело играет с белоснежной шторой. Она колышется от прикосновений утреннего бриза, отбрасывая на казённые стены послеродовой палаты замысловатых зайчиков, – вспоминает она в своих записях. – Осознание того, что я уже мама, ещё не стало доминирующим, но в сердце поселилось уже что-то совершенно новое, абсолютно до того непостижимое. Оно с нарастающей силой охватывает всё моё существо – ведь я уже знаю, что у меня мальчик. Тогда не было предварительного определения пола будущего ребёнка, и для родителей появление его на свет всегда оставалось сюрпризом. Но мы с мужем почему-то твёрдо были уверены, что наш первенец будет обязательно мальчишкой. Почему – не знаю, но так было. Пока он только мелькнул передо мной, маленький розовый комочек, а сейчас я жду, когда мне его принесут. В палату заглянула нянечка и, окинув покровительственным взором нескольких счастливых, разрешившихся от бремени мам, вдруг остановила потеплевший взгляд на мне и говорит:

– А твой – красавец писаный!..

Держу его на руках и ещё не осознаю в полной мере, что трудности уже позади (а первые роды – всегда неизвестность и предполагаемые сложности), и пытаюсь в маленьком, ещё неотрывном от меня существе разглядеть своё и его будущее. Мне тогда казалось, что жизнь моего малыша будет наверняка более счастливая, чем наша. Он никогда не узнает, что такое война, потеря близких, голод, холод. Всё, что пережили мы, дети войны, уже точно никогда не вернётся на нашу многострадальную землю.

Что поделаешь, человеку всегда хочется мечтать о лёгкой и праздничной жизни, в которой хорошо всем, но прежде всего – детям, ведь именно их благополучие определяет социальную гармонию общества, а в конечном итоге – и всей страны.

А как я ещё могла думать, если за окнами стоит такой благословенный летний день, сквозь шторы доносится лёгкий шум прекрасного южного города, а на крыльце роддома переминается растерянный счастливый муж, ещё не верящий, что его первенец – мальчик! По его мнению, обязательно будет джигит!.. А „джигит“ этот пока сладко посапывает у меня на руках, такой желанный мальчишка, с мордашкой, словно выписанной рукой вдохновенного художника…»