Читать книгу Восхождение в бездну - С. Н. Адушев - Страница 13

Лето. Застава Тир-Харот. Утро.

Второе утро в Тир-Харот ещё жарче первого. Кажется, что дождей здесь не бывает. Солнце только появилось на горизонте, а пекло уже стоит сильное.

Люциан распахнул дверь из дома, и его тут же обволокло душным жаром. Снаружи земля раскалена до недопустимого предела, воздух над ней плавится восходящим потоком. Прикрытый только коричневым домино, он ступил за порог, с собой взял лишь двуручный пернач своего кровника. Всю ночь ему не давали покоя слова генерала Небироса, в голове мусолил их и пережёвывал до внятной каши. В них он чётко расслышал вызов, теперь не скрыть этой обиды чести паладина. Взвинченный негодованием, он стремительно направляется на встречу с генералом. Не замечая по пути людей, которые прячутся от жары под навесами домов. Адреналин пульсирует в его жилах, пальцы до боли сжимают рукоять уже раскалённого под солнечным светом пернача. Домино колышется от торопливой ходьбы, капюшон слетел, и белые волосы струятся волнами в потоке встречного ветра.

Люциан прошёл ещё один дом и вышел к Арене. Сложенная из ровных брёвен полукругом к стене, она не обладает большими размерами, но для военной заставы вполне сносна. Свежая, ещё не утратившая запах древесины, высотой в два этажа, Арена только-только доходит до верхнего края стены, где виднеется растянутый по стене навес с лучшими местами, и там в тени ждёт его генерал Небирос. Он узнал его по голосу, точнее сказать, по смеху, что запоем звучит сверху. Он смеётся над представлением, которое уже давно идёт по центру Арены. В окружении стен кто-то бьётся и, видимо, делает это достаточно неумело, если это так забавляет зрителей. Люциан рассеянно остановился у Арены, пытаясь сообразить, где вход, но к нему тут же подбежал вспотевший стражник лет четырнадцати и, поклонившись, обратился.

– Генерал Небирос уже ждёт Вас, прошу, следуйте за мной, – не дожидаясь ответа, он развернулся и направился вдоль деревянной стены. Люциан удивился столь распространённой здесь важности молодых стражей, но всё же пошёл следом, сославшись на формальность.

Рассматривая ладность постройки, он прошёл совсем немного, и в деревянной стене встретились крепкие ворота. Запертые брусом снаружи, ворота выглядят неприступно, так, чтобы никто не вышел по собственной нужде. Два потных стражника несут свой час возле них, шевеля только глазами, – лишь бы не потеть, они проводили Люциана. Обогнув стену дальше, проводник остановился возле двух лестниц, одна деревянная, ведёт на Арену, а вторая – каменная и ведёт на стену.

– Прошу, поднимайтесь, – указал на каменные ступени стражник и тут же отправился по своим делам. Сразу видно, что ему ровным счётом всё равно о последствиях, послушал его тот или нет.

– Как они здесь выдрессированы… – усмехнулся вслед уходящему стражнику Люциан и начал подниматься по каменным ступеням. С каждым шагом из Арены стали сильнее доноситься одинокие крики и рычание. Вскоре Люциану открылась вся изнанка Арены, а вместе с ней и причина смеха генерала. Под жарким палящим солнцем бегает орк, который то и дело нападает на соперника, как на загнанную дичь. Соперник же, закрывшись щитом, стоит в глубокой обороне. Меч бедолаги лежит у ног орка, похоже, со страху он метнул его вместо копья, если это так, то смех генерала Небироса полностью оправдан. На стенах трудно не заметить арбалетчиков: как говорил генерал, их пятеро. Они бдительно отслеживают ситуацию, готовые на раз спустить болты по салазкам из своих арбалетов.

– Моё почтение, генерал, – громко произнёс Люциан, поднявшись на стену.

– О, молодой паладин! – воскликнул генерал, восседая в тени навеса в окружении особо приближённых. – Доброе утро. Как опочивали? – Люциан чувствует лицемерие, и генерал этого не скрывает. Он вообще не привык доверять людям, понимая, что у него ещё нет заслуженной репутации.

– Чудесно, – хоть и понимая двусмысленность вопроса генерала, из него будто изрыгнулась вместе со словами ответная неприязнь.

– Прошу, знакомьтесь… – от всей этой любезности Люциана замутило ещё сильнее, тошнота подступила к горлу. Генерал начал знакомство с неопрятным толстым мужиком, одетым в пёструю, как попугай, одежду с пятнами пота. – Уважаемый Сабнак, он занимается торговлей по всей Империи. У нас он проездом, лично знаком с Императором. Спроси любого во всём Алькасаба-нок-Вирион, у кого в лавке самое свежее мясо, все как один скажут: у Сабнака, – этот «уважаемый Сабнак» даже не посмотрел в сторону Люциана, будто это выше его достоинства, и продолжил ржать над представлением. – Достопочтенный житель Тир-Харот – Ваал, – генерал указал на человека, который сидел по правую руку от него. Этот мужик также мало похож на человека из «сливок общества», которые по праву должны занимать эти места. Он больше напоминал бездомного, который злоупотребляет вином: об этом говорит его неухоженный внешний вид.

– Доброго утречка, – воскликнул этот достопочтенный Ваал и потянулся к Люциану жать руку. – Мне лестно получать поздравления от паладина.

– Поздравления? – удивился Люциан и пожал его потную ладонь.

– Ох, да! – воскликнул генерал воодушевлённо. – Совсем запамятовал, у достопочтенного Ваала сегодня день рождения.

– Теперь действительно поздравляю, – Люциан улыбнулся, вконец запутавшись. Продолжая жать руку, он попытался прочесть возраст по худощавому и пыльному лицу этого достопочтенного Ваала, но безуспешно.

– Правду говоря, – прошипел вполголоса генерал молодому паладину, – у достопочтенного Ваала день рождения каждый день, по крайней мере он так думает. На заставе он ведёт дела Лупанария11, и меня это устраивает. Даже выходные не просит, он их просто не помнит, – засмеялся взахлёб генерал, хлопнув по своим коленям.

– Учту, генерал, – Люциан отпустил руку достопочтенного Ваала, а тот продолжил довольно улыбаться, будто и не слыша, как его только что обсудили.

– Присаживайся, – предложил генерал Люциану, но произнёс это так, будто не хочет этого.

– Благодарю, – сквозь зубы ответил Люциан и уселся на свободное место возле достопочтенного Ваала. Больше под навесом никого нет, хотя в его тени можно поместить ещё добрую дюжину человек.

– Вина, быть может, за меня опрокинете? – неожиданно предложил достопочтенный Ваал и протянул кувшин с вином. – Прошу, за моё здоровье, уж не обижайте старого Ваала.

– Не обижу, – Люциан по-доброму улыбнулся этому пьяному Лупертарию12 по необходимости и взял кувшин. – Будь ты, достопочтенный Ваал, – он чуть приподнял кувшин и сделал глоток. На удивление вино было прохладным, оно не успело нагреться, видимо, его только принесли. По вкусу – кислятина, но в такую жару – самое то, главное – утолить жажду.

– Буду, – усмехнулся достопочтенный Ваал и прищуренным глазом покосился на кувшин Люциана. – Какой интересный у тебя пернач, молодой паладин, именной, что ли? – он смело потянулся через Люциана к его оружию без страха и сомнений, забыв общепринятый такт.

– Я не советую трогать, – неожиданно грозно произнёс Люциан. – За такую дерзость можно лишиться жизни и достоинства, достопочтенный Ваал, даже в такой светлый день, – тот замер, как пёс, прижав уши, и тут же отдёрнул руку. Его глаза забегали, ища поддержки, упёрлись в губы генерала, но те не пошевелились. – И советую впредь не принимать мою вежливость за слабость, – Люциан неожиданно почувствовал лёгкое онемение на языке, но не придал этому значения, сделав ещё глоток кислого вина.

– А я, а я что? – посторонился достопочтенный Ваал и прижал руки к груди. – Я уже всё…

– Вот и хорошо, что мы поняли друг друга, – на лице у молодого паладина ни одна мышца не дёрнулась, но напряжение почувствовали все. Под навесом повисла тишина. Люциан перевёл внимание с наглого Лупертария на Арену, где измученный стражник неумело прикрывается щитом и отмахивается от нападок орка. Дрожащей рукой он всё пытается дотянуться до своего меча, что, сказать честно, у него явно не выходит. Видно, что молодой стражник на пределе паники, чего не скажешь об орке: он бегает по периметру, как обезьяна. Его сдерживает лишь цепь на шее, иначе выскочил бы и убежал. Но орк особо и не рвётся нападать на стража, он больше рычит на зевак, которые хаотично расселись по трибунам и ржут над зрелищем. Разный люд собрался в такую рань и продолжает подходить, видно, вскоре трибуны будут полностью заполнены.

– Ну как тебе, забавно же, скажи? – неожиданно генерал надорвал затянувшееся молчание, и молодой паладин заметил на его белых зубах яркий блик, медленный, необычный для восприятия.

– Что здесь может забавлять, генерал? – Люциан развёл руками, и пустой кубок вылетел из самопроизвольно разжатых пальцев. Кубок, сделав несколько оборотов в воздухе, упал на песок Арены. Вслед ему полетел различный хлам, что был у зевак, будто так и задумано. – Новобранец, который меч свой поднять не может? Или, быть может, зверь в лохмотьях, который, возможно, куда более человечен, чем… – он замолк, услышав, что в нём говорит вино. В глазах поплыло, он почувствовал себя нехорошо. Голова закружилась то ли от жары, то ли от кислого вина.

– Вот значит как? – усмехнулся генерал смелым словам наследника и встал с места, чем привлёк всеобщее внимание. – Так, может, паладин нам всем покажет, как нужно биться на Арене? – руки Люциана затряслись от гнева, ведь такой вызов уже не сгладить словами, а лишь кровью.

– А пусть покажет! – внезапно раздался бурлящий голос Сабнака, который оторвал свой взгляд от Арены и потянулся за куском мяса на столике перед собой. Люциан взглянул на того, и его рожа расплылась свинячим рылом у него в глазах. – А то действительно скучно стало.

– Хаять любой может, – присоединился достопочтенный Ваал к словам своих соседей, – а вот докажет ли на деле паладин, что паладин он вообще? – его голос прозвучал как писк и въелся в голову до боли.

– Спасите уже этого бедолагу с Арены, – отмахнулся Люциан и скинул с себя домино, оголив своё тело. Он крепко сжал рукоять двуручного пернача и вышел из-под навеса. Его белая кожа под лучами южного солнца начала переливаться, и трибуны взвыли изумлённым стоном.

– Уберите орка! – уже за спиной раздался голос генерала, и орка за цепь затянули в двери узников. Всё произошло так быстро, будто этого ждали изначально. Даже бедолага ушёл с Арены неожиданно уверенными шагами.

В одних сандалиях молодой паладин спрыгнул с трибуны на жёлтый песок. Пришедший люд ослепила белизна его кожи. Люциан сделал пару шагов и занял центр Арены. Он взмахнул над головой перначом, отчего тот волнительно прогудел, рассекая горячий воздух, и обрушился оголовьем вниз к ногам паладина. Подняв взгляд под навес, Люциан хотел было выкрикнуть что-то неоднозначное, но внезапно его чуть повело. Он пошатнулся, но успел поймать равновесие. Незначительное волнение посетило его сердце, но поздно: генерал поднял руку над головой, показывая два пальца. Двери узников распахнулись, и из темноты казематов на Арену вырвались два орка с цепями на шеях. Орки рычат, толкают друг друга, не обращая внимания на Люциана. Один орк ему уже знаком, он только что бился со стражником, а вот второй мощнее и матёрее первого. В глаза сразу бросается его размер и мышечная масса, даже на четвереньках он вдвое больше первого орка. Огромные лапы до земли, остатки разорванной одежды на мясистом теле и безумные красные глаза. Всё это предназначалось для охоты в Дремучих лесах и безжалостных убийств. Глаза как у голодного пса, в них только жестокость, злобный голод и никакой пощады.

Орки выбежали на солнечный свет, не видя Люциана. Солнце беспощадно ослепило их до боли, но вот первый проморгался и, разглядев паладина, не думая, бросился на него. Люциан успел не только увернуться от его выпада в сторону, но и одним размахом пернача попасть в затылок ему. Голова орка лопнула, как спелый арбуз, а туловище, подёргиваясь, пролетело дальше и кубарем покатилось под трибуну Арены. Все зрители и сам генерал Небирос замерли в удивлении. Такое зрелище они вряд ли видели, но эта была ещё не победа. Уже через секунду второй орк, впиваясь лапами в раскалённый песок, со скоростью матёрого пса мчится на Люциана. Его массивное тело вот-вот настигнет свою цель и разорвёт в клочья, но успех в бою определённо на стороне паладина. Он кувырком откатился в сторону и с таким же триумфальным взмахом вознёс пернач над своей головой. Огромный зверь под движением своей массы замешкал и не успел увернуться от сокрушительного удара. Ещё мгновение – и безжизненная туша орка распласталась у ног молодого паладина, а кровь и липкие мозги отпечатались на песке. Люциан почувствовал, как рукоять пернача будто благодарит в пальцах его за славный бой. Действительно могучее оружие досталось молодому паладину.

Трибуны взорвались громом оваций. Победителя закачало, помутнело в глазах, тело обмякло, и Люциан пал на колено. Шум с трибун перешёл в гул и устремился прямиком в мозг, буравя его насквозь. Будто в последний раз, Люциан вскинул взгляд под навес, где сидит недовольный генерал Небирос Красный. Со злой гримасой на лице тот поднял руку над головой, показывая три пальца. Двери узников распахнулись, и на Арену выбежали три разъярённых орка. Уже привыкшие к дневному свету, они незамедлительно рванули на Люциана. Их ведёт запах крови двух тел побеждённых сородичей, которые так и остались лежать на раскалённом песке и уже стали поджариваться, отчего появился запах копчёного мяса. Сам же паладин хотел было поднять пернач и дать отпор, но не смог оторвать его от песка – оголовье словно пустило корни и проросло в песок. Дело было не в том, что пернач стал невыносимо тяжёлым, а в том, что паладин стал несоизмеримо слаб. От бессилия Люциан рухнул на песок. Время в его глазах замедлило ход. Безумные звери мирно плывут, чтобы забрать его жизнь, поднимая столбы пыли своими лапами. Налитые кровью глаза орков неподвижно смотрят прямиком в глаза Люциана, он же в свою очередь не понимает, чем или кем повержен. Его тело не в состоянии бороться, только широко раскрытые глаза излучают страх. Но страшна не смерть, куда страшнее умереть и быть забытым, уйти, так и не совершив ничего, за что бы его помнили потомки, уйти, не оставив после себя след, кроме того, что остался на песке Арены забытой военной заставы Тир-Харот.

Он лежит на песке, поверженный, не в силах промолвить ни слова, только в мыслях взывает к справедливости. Перед глазами вся жизнь пролетела, все ошибки, всё то, что мог совершить, но теперь всё кончено. Перед глазами проскользнул и остался образ дочери Императора, лицо прекрасной Лилит. У неё он просил прощения о том, что не вернётся, что так глупо и бесцельно пал, так и не вкусив её сладких губ. Прощальные мысли молодого паладина разорвал гул толпы с трибун Арены. Перед его лицом в песок воткнулся болт арбалета, и натиск орков перегородил красный плащ эрелима. Он, как ветер, взвился перед ним и накрыл волной кровавых струй из тел орков. Глаза молодого паладина на фоне этой кровавой картины сами собой закрылись, погрузив его во мрак и холод забвения наедине с самим собой.