Читать книгу Небо после бури - Саба Тахир - Страница 3

Сказительница прочно завладела вниманием посетителей постоялого двора «Укайя». На улицах Адисы завывает зимний ветер, дребезжат ставни, и Кочевница тоже дрожит всем телом. Она поет о женщине, которая сражается с мстительным джинном за жизнь своего возлюбленного. Даже те, кто влил в себя по несколько кружек эля, не сводят с нее глаз.

Из своего угла я наблюдаю за кеханни, размышляя о том, каково это: быть такой, как она. Предлагать свой дар рассказчицы незнакомым людям, вместо того, чтобы подозревать всех и каждого в намерении тебя убить.

Мысль об убийстве заставляет меня снова обвести зал пристальным взглядом и нащупать под плащом кинжал.

– Если натянешь капюшон еще ниже, – шепчет Муса из Адисы мне на ухо, – люди примут тебя за джинна.

Книжник небрежно развалился на стуле справа от меня. Дарин, мой брат, сидит напротив. Мы выбрали стол у запотевшего окна, и тепло от очага сюда не доходит.

Я не вытаскиваю оружие из ножен. Однако моя кожа зудит: чутье говорит мне, что за мной наблюдает враг. Однако взгляды всех присутствующих устремлены на кеханни.

– Перестань хвататься за нож, аапан.

Это слово из языка Мореходов означает «сестренка», и Муса произносит его с тем же раздражением, что иногда слышится в голосе Дарина. Пчеловод, – Мусу знают под этим именем – старше нас с братом, ему двадцать восемь. Возможно поэтому он с особым удовольствием раздает нам указания.

– Хозяйка – наш друг, – успокаивает меня он. – Никакой опасности нет. Расслабься. В любом случае, мы ничего не сможем предпринять, пока не вернется Кровавый Сорокопут.

Вокруг нас Мореходы, Книжники, и всего человек пять Кочевников. Но когда кеханни заканчивает свою историю, стекла дрожат от оглушительных аплодисментов. Шум застигает меня врасплох, и я снова вцепляюсь в кинжал.

Муса убирает мою руку с оружия.

– Ты вытащила Элиаса Витуриуса из Блэклифа, спалила тюрьму Кауф, приняла роды у супруги Императора Меченосцев в самый разгар битвы, ты встречалась лицом к лицу с Князем Тьмы уж не знаю сколько раз, – говорит он. – И ты подпрыгиваешь на месте от громкого звука? Я считал тебя бесстрашной, аапан.

– Оставь ее, Муса, – вмешивается Дарин. – Лучше быть нервным, чем мертвым. Кровавый Сорокопут согласилась бы со мной.

– Кровавый Сорокопут – Маска, – возражает Муса. – Подозрительность у них в крови. – Книжник выжидающе смотрит на дверь, и лицо его становится серьезным. – Она уже должна была вернуться.

Это так странно – волноваться за Сорокопута. Еще несколько месяцев назад я считала, что буду ненавидеть ее до самой смерти. Но потом карконские варвары во главе с волшебником Гримарром осадили Антиум, и Керис Витурия предала свой город. Тысячи Меченосцев и Книжников, включая меня, Сорокопута и ее новорожденного племянника, Императора, бежали в Дельфиниум. Сестра Сорокопута, Ливия, регент при малолетнем Императоре Закариасе, освободила всех рабов-Книжников.

И каким-то образом во время всех этих событий мы с Сорокопутом стали союзницами.

Хозяйка, молодая Книжница, ровесница Мусы, появляется на пороге кухни с подносом в руках. Она уверенно направляется к нам, и до меня доносится чертовски соблазнительный аромат тушеной тыквы и чесночных лепешек.

– Муса, дорогой. – Женщина расставляет на столе еду, и я внезапно понимаю, что умираю с голоду. – Вы не останетесь еще на ночь?

– Извини, Хайна. – Он бросает ей золотую марку, и она проворно ловит монету. – Это за ночлег.

– Хватит с лихвой. – Хайна прячет деньги в карман. – Никла снова подняла налоги для Книжников. На прошлой неделе хлебная лавка Найлы разорилась – нечем было платить.

– Мы лишились самого надежного союзника. – Муса говорит о старом короле Ирманде, который болеет уже много недель. – Дальше будет только хуже.

– Ты же был женат на принцессе, – напоминает Хайна. – Может, ты с ней поговоришь?

Книжник криво усмехается, глядя ей в лицо.

– Только если ты хочешь, чтобы налоги еще повысили.

Хайна уходит, а Муса пододвигает к себе блюдо с тушеными овощами. Дарин хватается за тарелку с жареной бамией, на которой еще шипит масло.

– Ты же час назад сгрыз четыре початка кукурузы, – недовольно говорю я, сражаясь за корзинку с хлебом.

И в тот момент, когда она оказывается в моих руках, входная дверь распахивается. В зал врывается снежный вихрь, а на пороге возникает высокая стройная женщина. Блестящие светлые волосы заплетены в косу и уложены точно корона, но их почти полностью скрывает капюшон. На нагрудной пластине мелькает изображение птицы с раскрытым в крике клювом, но женщина запахивает плащ и широкими шагами направляется к нашему столу.

– Пахнет невероятно. – Кровавый Сорокопут Империи Меченосцев усаживается напротив Мусы и забирает у него блюдо. Заметив, как вытянулось его лицо, она пожимает плечами. – Сначала дамы. Это касается и тебя, кузнец.

Тарелка Дарина скользит в мою сторону, и я буквально вгрызаюсь в еду.

– Ну? – обращается к Сорокопуту Муса. – Эта сверкающая птичка на твоих доспехах помогла получить аудиенцию у короля?

В прозрачных серых глазах Кровавого Сорокопута вспыхивают зловещие огоньки.

– Твоя жена, – начинает она, – это просто заноза в…

– Бывшая жена, – перебивает ее Муса.

Когда-то они с принцессой обожали друг друга. Но это прошло. Надеждам на вечную любовь не суждено было сбыться.

И это горькое чувство мне знакомо не понаслышке.

Элиас Витуриус снова вторгается в мое сознание, хотя я закрылась от мыслей о нем. Я вижу его сейчас таким, как в нашу последнюю встречу на границе Земель Ожидания: отстраненным и одновременно настороженным: «В конце концов, все мы – недолгие гости в жизнях друг друга. И ты скоро забудешь, что я заходил в гости в твою жизнь».

– Что сказала принцесса? – допытывается Дарин, и я возвращаюсь в реальность.

– Ничего не сказала. Ее распорядитель передал, что принцесса выслушает мою просьбу, когда здоровье короля Ирманда улучшится.

Женщина-Меченосец сердито смотрит на Мусу, словно в аудиенции ей отказал именно он.

– Эта чертова Керис Витурия засела в Серре и рубит головы всем послам, которых отправляет туда Никла. У Мореходов нет других союзников в Империи. Почему она отказывается увидеться со мной?

– Я бы и сам не прочь это выяснить, – бормочет Муса, и около его уха вспыхивает искорка, переливающаяся всеми цветами радуги – крошечные крылатые создания, шпионящие на Мусу, явились на его зов. – У меня есть глаза и уши по всей Империи, Кровавый Сорокопут, но я не в силах заглянуть в мысли Никлы.

– Я должна вернуться в Дельфиниум. – Неподвижный взгляд Сорокопута прикован к окну, за которым завывает снежная буря. – Моя семья нуждается во мне.

На ее обычно бесстрастном лице застыло выражение беспокойства, и меж бровями обозначились морщины. После нашего бегства из Антиума прошло уже пять месяцев. За это время Кровавый Сорокопут предотвратила дюжину покушений на жизнь юного Императора Закариаса. У младенца полно врагов: и карконские варвары, и союзники Керис с юга. И я знаю, что они не отступятся.

– Вообще-то, именно этого мы и ожидали, – подытоживает Дарин. – Итак, решено?

Мы с Кровавым Сорокопутом киваем, но Муса недовольно кашляет.

– Я понимаю, что Сорокопуту необходимо поговорить с принцессой. Но я хотел бы при свидетелях заявить, что считаю ваш план слишком рискованным.

– У Лайи не бывает других планов – только безумные и смертельно опасные, – фыркает Дарин.

– А где твоя тень, Меченосец? – Муса озирается в поисках Авитаса Харпера, словно Маска может материализоваться рядом с нами. – Какое ужасное задание ты дала бедняге на этот раз?

– Харпер занят. – Сорокопут напрягается всем телом, но продолжает есть. – О нем не беспокойся.

Дарин поднимается из-за стола.

– У меня есть еще одно дело в кузнице. Встретимся у городских ворот, Лайя. Удачи вам всем.

Я смотрю ему вслед, и беспокойство снова одолевает меня. Пока я находилась на землях Империи, брат по моей просьбе оставался здесь, в Маринне. Мы встретились неделю назад, когда Сорокопут, Авитас и я вернулись в Адису. И вот теперь мы расстаемся снова. Всего на несколько часов, Лайя. С ним все будет в порядке.

Муса кивает на тарелку Дарина.

– Ешь, аапан, – ласково говорит он. – Глядишь, и настроение улучшится. Я прикажу феям приглядывать за твоим братом. Увидимся у северо-восточных ворот. После седьмого колокола. – Он замолкает и озабоченно хмурится. – Будьте осторожны.

Когда Муса скрывается за дверью, Кровавый Сорокопут пренебрежительно усмехается.

– Маске нечего бояться местных стражников.

Возразить на это нечего. Я сама видела, как Сорокопут чуть ли не в одиночку сдержала армию карконских варваров, чтобы тысячи Меченосцев и Книжников могли покинуть Антиум. Немного нашлось бы Мореходов, которые смогли бы справиться с обычным воином-Маской. И ни одному не под силу одолеть Кровавого Сорокопута.

Сорокопут поднимается в свою комнату, чтобы переодеться, и я впервые за очень долгое время остаюсь одна. Где-то в городе звонит колокол. Пять часов. Зимой солнце садится рано, под натиском штормового ветра громыхают и стонут крыши. Я размышляю о словах Мусы и, наблюдая за полупьяными посетителями кабака, пытаюсь подавить ощущение чужого взгляда на своей коже. «Я считал тебя бесстрашной женщиной».

Когда он это сказал, я чуть не рассмеялась ему в лицо. «Страх будет твоим врагом, если ты сама это позволишь». Когда-то я услышала эти слова от кузнеца Спиро Телумана. Бывают дни, когда я без труда следую этому совету. Но бывает и так, когда их бремя становится невыносимым.

Конечно же, я совершила все то, о чем говорил Муса. Но сначала оставила Дарина в лапах у Маски. Моя подруга Иззи погибла по моей вине. Я сбежала от Князя Тьмы, но невольно помогла джинну освободить его народ. Я спасла ребенка Императрицы, но позволила собственной матери принести себя в жертву, чтобы мы с Кровавым Сорокопутом выжили.

Даже теперь, спустя много месяцев, я вижу маму во сне. Она целится из лука в карконских головорезов – седые волосы развеваются, глаза на изуродованном шрамами лице горят ненавистью. Она не знала, что такое страх.

Но я – не моя мать. И страхи терзают не только меня. Дарин никогда не говорит о том ужасе, что ему пришлось пережить в тюрьме Кауф. И Сорокопут не говорит о том дне, когда Император Маркус казнил ее родителей и сестру. Или о том, что она чувствовала, покидая Антиум и хорошо понимая, что сотворят захватчики с ее народом.

«Бесстрашная». Нет, никто из нас не является бесстрашным. «Злосчастный» – это слово подходит больше.

Заметив на лестнице Кровавого Сорокопута, которая уже спускается ко мне, я тоже встаю. На ней темно-серое платье дворцовой прислужницы, туго перетянутое поясом, и плащ такого же унылого цвета – эта одежда делает ее неузнаваемой. Даже для меня.

– Прекрати пялиться. – Сорокопут заправляет прядь волос под темный платок, скрывающий ее косы, и подталкивает меня к двери. – Не привлекай внимания. Идем. Мы опаздываем.

– Сколько у тебя клинков под юбкой?

– Пять… нет, погоди… – Она переминается с ноги на ногу. – Семь.

Мы выходим на заметенную снегом улицу и оказываемся в толпе прохожих. Ветер обжигает мне лицо, и, пока я шарю в карманах в поисках перчаток, пальцы мгновенно немеют.

– Семь клинков, – усмехаюсь я. – И ты даже не подумала прихватить перчатки?

– Здесь тепло, не то что в Антиуме. – Взгляд Сорокопута падает на кинжал, торчащий у меня за поясом. – А потом я не пользуюсь отравленным оружием.

– Но если бы ты пользовалась, тебе бы не понадобилось столько ножей. Возможно.

Она ухмыляется в ответ.

– Удачи тебе, Лайя.

– Сорокопут, не убей там кого-нибудь.

Она растворяется в толпе, подобно призраку – четырнадцать лет боевой подготовки научили ее казаться незаметной, не хуже меня. Я приседаю, делая вид, что завязываю шнурок на ботинке. Мгновение – и меня уже нет.

Выстроенный на нескольких уровнях город с его домами, выкрашенными в яркие радостные цвета, очарователен при свете дня. Но по ночам Адиса просто ослепительна. Фонари кочевников висят почти на каждом доме, их многоцветные огоньки сияют даже во время снежной бури. На окнах – декоративные решетки, и льющийся сквозь них золотой свет рисует на снегу невероятные узоры.

Постоялый двор «Укайя» расположился на одной из верхних террас, откуда открывается вид на залив Фари, омывающий северо-западную часть города, и на залив Афтаб – на северо-востоке. Там, среди гигантских дрэйфующих льдин, всплывают на поверхность и снова погружаются в черную воду киты. В центре города покрытый копотью шпиль Великой Библиотеки пронзает небо своим острием. Шпиль все же уцелел – когда я в последний раз была здесь, то видела, как его пожирает пламя.

Однако сейчас в центре моего внимания жители Адисы. Несмотря на пронизывающий северный ветер, Мореходы разодеты, как на праздник. Костюмы из красной, синей и пурпурной шерстяной ткани расшиты пресноводным жемчугом и крошечными зеркальцами. Просторные плащи оторочены мехом и украшены богатой золотой вышивкой.

Возможно однажды это место станет для меня домом. Большинство Мореходов не разделяют предрассудков Никлы. Возможно, и я когда-нибудь смогу носить красивые платья, жить в доме с розово-голубыми стенами и зеленой крышей. Буду веселиться вместе с друзьями, стану целительницей. Встречу красивого Морехода и буду отвешивать затрещины Дарину и Мусе, если те вздумают меня дразнить.

Я пытаюсь удержать эту красивую картинку перед глазами. Но я не хочу жить в Маринне. Я хочу вернуться в пустыню, где под черным небом будут звучать истории Кочевников. Я хочу подолгу, не отрываясь, смотреть в светло-серые глаза и видеть в них любовь и еще тот проблеск свирепой пылкости, по которым я так тоскую. Я хочу узнать, что он сказал мне на садейском языке, когда мы танцевали на Лунном Фестивале в Серре, полтора года назад.

Я хочу, чтобы Элиас Витуриус вернулся ко мне.

Прекрати, Лайя. Книжники и Меченосцы Дельфиниума рассчитывают на меня. Муса решил, что Никла просто не хочет встречаться с Сорокопутом, и мы придумали, как заставить принцессу ее выслушать. Но план сработает только в том случае, если я проберусь во дворец.

Направляясь в центр города, я слышу обрывки разговоров. Горожане обсуждают нападения на отдаленные деревни. Говорят о чудовищах, рыскающих по округе.

– Я слышал, в одном селении сто человек убили.

– Полк моего племянника отправился в поход несколько недель назад, и до сих пор от них ни слуху, ни духу.

– Это просто болтовня…

Но это не пустая болтовня. Феи Мусы вернулись сегодня утром с новостями. У меня сжимается сердце, когда я думаю о сожженных дотла приграничных селениях, о безжалостно казненных жителях.

Улицы становятся узкими, фонари попадаются все реже. Я слышу за спиной звон монет и резко оборачиваюсь, но никого не вижу. Я ускоряю шаг, и вот уже ворота дворца. Они инкрустированы ониксом и перламутром, отливающим лунным светом под розоватым ночным небом. «Не приближайся к этим треклятым воротам, – предупреждал меня Муса. – Их охраняют йадуна, невидимость не спасет тебя от этих ведьм».

Колдуньи-йадуна живут в неизведанных землях, лежащих за Великими Пустынями, в тысячах миль к западу от Адисы. Несколько колдуний состоят на службе у королевской семьи Мореходов. Встреча с ними означает тюрьму – или смерть.

К счастью, во дворце имеется черный вход – и не один – для горничных, курьеров и садовников, которые обслуживают громадное здание. Их охраняют не йадуна, а обычные воины, и для меня не составляет никакого труда проскользнуть мимо них.

Однако, оказавшись внутри, я снова слышу этот звук – позвякивающих монет.

Дворец имеет форму буквы «П», во внутреннем пространстве разбит огромный ухоженный сад. Коридоры настолько широкие, что легко разъедутся две повозки, а каменные потолки – такой высоты, что я не могу рассмотреть фрески, которыми они расписаны.

И повсюду зеркала. Завернув за угол, я случайно бросаю взгляд в одно из них и успеваю заметить ярко-синее одеяние и блеск золотых монет. У меня учащается пульс. Йадуна? Но отражение исчезает слишком быстро.

Я возвращаюсь обратно – туда, где исчезла фигура. Коридор пуст, если не считать двух дежурных стражников. Я говорю себе, что разберусь со своим преследователем, кем бы он там ни был, когда окажусь с ним лицом к лицу. Сейчас мне нужно проникнуть в тронный зал.

«Каждый вечер, после шестого колокола, – рассказывал Муса, – принцесса покидает тронный зал и направляется в парадную столовую. Зайди через южный аванзал. Положи клинок на трон и уходи. Как только стражники увидят оружие, Никлу уведут в ее покои».

Никто не пострадает, Никла окажется там, где нам нужно, и Кровавый Сорокопут обратится к ней со своей просьбой.

Аванзал – небольшая комната, в воздухе висит слабый запах затхлости, пота и женских духов, но, как и обещал Муса, здесь никого нет. Я беззвучно просачиваюсь в приоткрытую дверь и оказываюсь в темном углу тронного зала.

И слышу голоса.

Первый голос – женский, звучный и разгневанный. Я всего один раз слышала, как говорит принцесса Никла, и это было несколько месяцев назад. Я не сразу ее узнаю.

Звук другого голоса заставляет меня окаменеть. Пугающе тихий, пронизанный жестокими интонациями – ошибиться невозможно. Что она делает здесь, в Адисе? Она, которая называет себя Императором Инвиктусом и Верховным Главнокомандующим Империи.

Но для меня она навсегда останется Комендантом.