Читать книгу Саша и Лара - Саша Ч - Страница 8

В последнее время в семье Волковых обстановка становилась все нервознее. Диме тяжелее давалось общение с матерью: все-таки трудный у нее был характер. Он пытался сохранять спокойствие, тренировал свою защиту, но когда ее атаки становились особенно агрессивными, не выдерживала ни одна броня; он тоже срывался. Причина ее обострения была ему ясна, – она и сама на это постоянно намекала. За последний месяц мать, она же Софья Михайловна, приняла более двадцати родов. На всю больницу пришлось около пятидесяти младенцев. В Спящих Холмах давно не было такого бума. Казалось бы, всех это должно только радовать, но нет…

Она огорчалась из-за этого потому, что каждый новый младенец, которого она вынимала из теплой матери, кричал лишь о том, что он мог бы быть ее внуком! Или внучкой… Именно поэтому Диме и доставалось, – единственному сыну, который, к своим тридцати двум, еще не обзавелся семьей и детьми.

Они жили вместе, хотя уже очень давно устали друг от друга. Их разговоры повторялись изо дня в день. Обыкновенные ссоры, которые начинались с того, что Софья Михайловна пыталась уколоть сына – как бы невзначай. Как правило, он старался не отвечать. Тогда Софья Михайловна продолжала упражняться в остроумии, накаляя обстановку. Постепенно она раскачивала Диму, и тогда их разговор переходил в ругань. Хотя, иногда она «проигрывала» – Дима мог с равнодушным лицом (и пламенем внутри) молча выйти из дома. Когда он возвращался, они почти всегда мирились, но хватало их ненадолго. Стоило Софье Михайловне принять очередные роды – и Диму ждала очередная сцена.

Как ни странно, Дима понимал свою мать; более того – не противился ей (в том смысле, что он сознавал критическую необходимость семьи), но, несмотря на все попытки, тайная комната судьбы не торопилась расширяться. Он уже и сам, этот верзила с кудрявой шевелюрой, давно стал считать себя, как выражаются, непутевым человеком.

Они молча ужинали. Дима наслаждался этим молчанием, полагая, что оно продлится недолго. Так и вышло.

– Знаешь, о чем я сегодня подумала? – бодро спросила Софья Михайловна, поправив седую прядь (она принципиально не пользовалась красящими средствами для волос, поскольку считала, что естественная старость выглядит благороднее искусственной молодости; и, как ни странно, ее утонченный образ – а ведь она была простой акушеркой – только подтверждал, что эта теория действительно работает).

– Мама, давай не будем ссориться… – устало попросил Дима.

Она фыркнула, но тут же вернулась к мысли, потому как на лице снова появилась интригующая улыбка.

– Давай снова с Катенькой попробуем? – Глазки ее бегали, уголки рта подрагивали.

– Ты же сама говорила, что от мертвого больше пользы, чем от нее! – возмутился Дима, невольно ударив вилкой по тарелке с овощным рагу, которое давно не вызывало у него того аппетита, с которым он по-детски просил мать о добавке. (Он все чаще в последнее время замечал – не без грусти, – что мать стала утрачивать свои волшебные способности по части приготовлений, причем резко и быстро.)

– Ну! Сердилась – да смирилась… – поспешила успокоить она, правда, с недовольным кривлянием в голосе. – Я ее сегодня видела, забегала к нам в кабинет. Ой, как похорошела, Димка!

– Наверное, нашла кого-нибудь, – предположил он, равнодушно, сухо.

– Нет. Я спросила ее об этом.

– Господи, мама! Надо мной уже и так вся больница смеется. Мне лишний раз зайти туда стыдно! – Дима покраснел, под левым глазом задергалось веко.

– Ну конечно! Прямо все о тебе и говорят!

– Про Катьку – забудь, – грозно проговорил он.

– Почему это? – поинтересовалась Софья Михайловна с иронией в голосе.

– Потому что она сумасшедшая.

– Значит, подходит тебе.

Дима промолчал.

Катька была не первой медсестрой, с которой Софья Михайловна познакомила сына. Но – как и в предыдущих случаях – любовь раскололась на первой кочке. Собственно, и любви-то никакой не было, – в это верила только Софья Михайловна (а если и не верила, то пыталась убедить в этом сына, чтобы он не торопился с расставанием).

– Ладно, – вздохнула она, – к нам скоро санитарочу молоденькую принимают. Правда, у нее уже ребенок есть…

– Только попробуй! – Дима отбросил вилку и злобным взглядом уставился на мать.

– Да что здесь такого? – спокойно спросила она, своим недоумением пытаясь то ли разозлить сына, то ли, наоборот, успокоить, показывая ничтожность его опасений. (Диме, уже заведенному, показалось, что все-таки – первое.)

– Про меня уже скоро начнут в твоей больнице анекдоты сочинять! – кричал он. – Прекрати, прошу тебя, – добавил он уже спокойнее, хотя спокойствие это многого ему стоило.

– Тогда сам ищи, – обиделась Софья Михайловна.

– Вот и найду.

– Вот и найду. Ага, как же…

Дима поразился тому, что его недавний голод пропал за пару минут, хотя он еще толком и не ел. И это награда за такой тяжелый день! Ведь он сегодня с самого утра за рулем, без обеда. Сначала увез храпящего следователя в другой город, потом с двумя пошляками-оперативниками возился, а к вечеру начальник соскучился по своей любовнице: пришлось гнать к дешевой гостинице (благо, долго ждать начальника не приходилось).

Однако Софья Михайловна стала лишать сына простых домашних радостей. Дима недавно поймал себя на мысли о том, что его жизнь подчинилась неутешительной формуле: домой – как на работу, и на работу – как домой. Он бы мог съехать от матери, – он даже хотел этого, но понимал, что мирно отпустить сына Софья Михайловна способна лишь в том случае, если он отправится к новой семье: из своих объятий она была готова выпустить его лишь в другие объятия; в противном случае – его переезд еще больше расстроил бы мать: а какой смысл, сказала бы она, покидать меня ради одиночества? Но самое главное – Дима знал, что мать станет беспокоиться о нем еще больше.

– Сходи в бар, – вдруг предложила она, когда Дима, успокоившись, длинной рукой потянулся за своей вилкой, – может, там с кем-нибудь познакомишься. Прямо сейчас. Зачем тебе дома сидеть со старой матерью?

– Я футбол сегодня смотрю, – хмуро ответил Дима, снова принявшись за рагу.

– Там и посмотришь.

Дима ничего не стал отвечать.

– Сдался тебе этот футбол, – не унималась Софья Михайловна.

– Наша сборная играет. – Он наивно полагал, что это станет для нее аргументом…

Софья Михайловна рассмеялась.

– Да ты скорее девку завалишь, чем они выиграют.

Дима нахмурился. Мать продолжала смеяться, уж больно была довольна своей шуткой.

– Был бы жив отец – он бы от тебя точно ушел… Другую бы себе нашел.

Но эта стрела нисколько ее не пробила.

– Ага, да я бы его тогда сама убила.

Она расхохоталась еще громче. Дима снова психанул. Он уже собрался покинуть ее, но тут он заметил движение в окне: к ним приближался Саша.

– Что это ты там такое увидел? – озабоченно спросила мать, вид из окна которой был недоступен.

– Это Саша. Странно…

В дверь позвонили.

Софья Михайловна вопросительно посмотрела на сына.

– Саша Чернов, – пояснил он.

Она недовольно развела руками… Ее нелюбовь к этой семье родилась в бытовой ссоре: «этот чертов пижон» (то есть Чернов-старший) завел привычку – носить мусор в чужой бак, после того как заполнит свой. На глазах Софьи Михайловны это случалось нечасто, и первое время она прощала эту соседскую наглость (это были еще те времена, когда Черновы жили полной семьей). Но однажды Софья Михайловна, случайно заметив из окна «очередное свинство», не выдержала и выбежала к нему, чтобы устроить громкую сцену… Конечно, паразиты в ее душе захватили и невинный образ маленького Саши, который был сыном главного врага на улице.

– Давненько я, кстати, его папашу не видела… – сказала она.

– Саша говорит, что у него дела в другом городе.

– А чего это ты с ним дружбу водишь? – настороженно спросила она.

В дверь позвонили еще раз.

– Да мы просто общаемся. Как соседи. – Дима встал из-за стола.

– Как можно просто общаться с ребенком? Сколько ему – лет десять?

– Ему четырнадцать.

– Ах, тогда это все меняет.

Перед тем как Дима вышел из дома, Софья Михайловна успела спросить – со своей вечной иронией, которую она, впрочем, любила прятать за маской искреннего недоумения, потому как это еще больше обезоруживало объект насмешки:

– Сынок, успокой меня, – ведь я не воспитала педофила?

– Господи, с тобой невозможно разговаривать!

Саша пришел за помощью. Он очень надеялся на Диму, хотя Лара сказала, что он вряд ли на это пойдет. Еще она добавила, что это очередная безумная идея. Но ничего лучше Саша не придумал.

Дима сразу заметил, что Саша пришел с чем-то важным. Он был задумчив и тревожен; Дима не видел его таким раньше. Церемониться не было времени (если с Димой не получится – то нужно искать другие варианты), поэтому Саша сразу – прежде чем Дима успел открыть рот – заявил:

– Мне нужна твоя помощь.

Дима знал, что запускать Сашу – плохая идея: в клетке был тигр (точнее – тигрица), поэтому проводил его к старым качелям во дворе, откуда был виден и дом Черновых. Это были двойные качели, которые совсем молодой – сорок лет назад – отец Димы сделал для него и его «сестренки», что так и осталась в другой, более счастливой жизни, которую когда-то загадали себе молодожены. Перед тем как они уселись на потемневшие дощечки, Дима успел поймать недовольный силуэт в окне. Он еще раз подумал о том, что ее характер становился все тяжелее. Потом его вниманием завладел Саша.

Если их отношения и можно было назвать дружбой, то лишь с приставкой: соседская дружба. На самом же деле – между ними могла бы, как ни странно, возникнуть более крепкая связь, но они старались не обременять друг друга своими проблемами, поскольку считали, что при такой разнице в возрасте передать смысл этих самых проблем практически невозможно, более того – был риск оказаться в некомфортном положении, когда твои переживания и вовсе могут показаться смехотворными, раздутыми. Но сегодня Саша как раз и появился здесь для того, чтобы отменить привычное положение вещей.

Дима почти сразу возник в мыслях Саши, после того как Лара успокоилась в его объятиях и они стали искать выходы из новой ловушки. Саша шел на риск, потому что обманывать Диму он не собирался (эта часть немного тревожила Лару), но он понимал, что это, возможно, единственный шанс притянуть удачу.

Саша рассказал ему обо всем… О его знакомстве с Ларой, о ее горе, о том, как она пришла к нему, напуганная до смерти. О том, как они похоронили бабулю в саду и как они собираются жить вместе в большом старом особняке. Рассказал о большой любви, которая связала их с Ларой. Он волновался, когда рассказывал все это, хотя иногда улыбался и даже усмехался. Дима же перестал соображать на половине истории… Сначала он принял это за розыгрыш. Он очень надеялся, что все это окажется именно дурацкой детской шуткой. Но: во-первых, он знал Сашу, который был взрослее такого юмора; во-вторых, невозможно было так точно подделать те чувства, что раскачивали Сашу в разные стороны: от любви и нежности – до истерики и отчаяния. Правда, истерика овладевала скорее Димой.

Когда Саша закончил, первое, что Дима захотел сделать, это спросить: «Причем здесь я?» Но он вдруг проглотил слова, – глубоко сидящее сострадание, которое даже в такой момент, когда мысли падают с полок, смогло уберечь его от перспективы бесконечного стыда. Однако он все равно был возмущен. Его покой нарушили, ведь он теперь не мог сидеть сложа руки.

– Господи, Саша… – наконец сказал он, потирая влажный лоб такой же влажной ладонью.

– Мне больше не к кому идти. – Это звучало бы как оправдание, если бы не решительная интонация, в которой даже был некоторый вызов.

Саша еще не сказал ему о самом главном – о том, что Лару могут оставить на второй год и что директриса ждет ее бабулю. Но Дима был так растерян, что Саша решил дать ему пару минут на то, чтобы прийти в себя.

Дима встал с качелей.

– Саша, нужно срочно действовать.

Тут Диме почудился свет озарения.

– Ну конечно! Ты ведь пришел ко мне, потому что я работаю в полиции. Ты напуган и не знаешь, что делать… Ты понял, что вы с этой девочкой совершили ошибку. Я помогу тебе, Саша, не переживай. Нам нужно хорошенько продумать вашу речь, ваши показания. Чтобы смягчить последствия. У нас там есть несколько нормальных парней, – думаю, пойдут навстречу.

Саша робко улыбнулся.

– Дима, я здесь не поэтому…

– Ты же сказал, тебе нужна моя помощь? – удивился Дима.

– Все верно. Просто я еще не закончил, – аккуратно пояснил Саша.

– Не понимаю.

Несмотря на то, что Саша подобрал все слова заранее, возбуждение Димы смутило его, – нужен был более аккуратный подход; Саша замялся. Диме это не понравилось, он нахмурился.

– В чем дело, Саша?

– Дело в том, что бабулю Лары вызвала директриса, – Лару хотят оставить на второй год. Если встреча пройдет удачно – возможно, получится этого избежать.

Дима изменился в лице: он смотрел на Сашу как на сумасшедшего, с опаской и волнением.

– Саша, мне кажется, мы не слышим друг друга… Пока не случилось ничего страшного… Господи, о чем я говорю! Вы ведь закопали старуху в саду! Страшное уже случилось. В общем, нужно попытаться все исправить. Нужно идти в полицию.

Саша терпеливо выслушал Диму, а потом ответил:

– Мы с Ларой не пойдем в полицию, как ты этого еще не понял… Я пришел к тебе за другой помощью.

Дима вопросительно посмотрел на него.

– Директриса ждет бабулю Лары, – сказал Саша. – Еще есть надежда, что Лару не оставят на второй год.

– О какой надежде ты говоришь? Какую именно она ждет бабулю? Ту, которую вы закопали? Или у этой твоей девочки есть еще одна?

– Да нет у нее больше никого. Кроме меня. Понимаешь, Дима, вообще никого!

– И все-таки – я тебя не понимаю. О какой помощи ты говоришь?

– Притворись родственником Лары. Ее дядей, например. Всего разок. Для директрисы.

Тут Дима онемел. Его лицо лишилось всякой эмоции. Теперь у него не было сомнений в том, что Саша свихнулся. Он стал отходить только через минуту, когда ребенок, сидящий перед ним на качелях, мягко спросил его:

– Так что, ты поможешь нам?

– Нет, Саша, – сразу ответил Дима. – Ни за что.

– Ладно, что-нибудь придумаю, – на вдохе проговорил Саша.

Он встал с качелей, но Дима не торопился его отпускать.

– Неужели ты думаешь, что теперь я спокойно вернусь домой и продолжу свой ужин?

Саша равнодушно пожал плечами.

– Я пойду в полицию. Если вы сами этого не сделаете, – пригрозил Дима.

– Никуда ты не пойдешь, – спокойно сказал Саша.

Диму ошарашил этот ответ.

– Что?

– Никуда ты не пойдешь, говорю… А если ты все-таки сделаешь это – знай, ты поломаешь нам с Ларой всю жизнь.

Дима нервно усмехнулся. Саша развернулся и потопал своим косолапым шагом домой к Ларе. Дима провожал его взглядом, пока он не скрылся из виду.

– Чего он хотел? – Софья Михайловна напугала Диму вопросом в спину; он вздрогнул.

– Никогда так не подкрадывайся! – крикнул он, прижав ладонь к сердцу.

– Я и не подкрадывалась… Ты что, не слышал, как дверь скрипнула?

– Нет, не слышал, – нервно ответил Дима, еще приходя в себя от испуга.

– Так что ему нужно?

Дима сглотнул.

– Ему нужна моя помощь… – сказал он, вытирая клетчатым рукавом пот с лица. – Как же жарко, а ведь уже вечер. Что за лето, черт бы побрал!

– Какая ему нужна помощь? – не отставала Софья Михайловна.

– Неважно.

– Но ты, конечно, согласился, так? Ведь ты даже на смазливых подростков готов тратить время – лишь бы не своей личной жизнью заниматься.

– Надо было тебя с ним познакомить. Может, он бы и тебя закопал…

– Что?

Дима с угрюмым видом пошел домой.

– О чем ты говоришь? – доносилось ему вслед. – Я не поняла тебя, Дима. Постой же, куда ты?

Пока Лара готовила ужин, Саша возился со своими вещами: подыскивал идеальное место для книг и одежды (четыре большие сумки, которые он сегодня притащил из дома). Они были расстроены из-за отказа Димы, хотя пытались это скрыть. Саша сказал, что он обязательно сообразит что-нибудь еще, а Лара, которая благодарно кивнула ему на это, мысленно стала готовить себя к лишнему году в школе.

Она крикнула Саше, чтобы он спускался и мыл руки. Он появился на кухне чересчур бодро, его солнечное настроение не могли отменить никакие мелкие пакости жизни – именно это он пытался продемонстрировать. Лара с первых секунд раскусила его: уж больно плохим он был актером. Но это только вызвало у нее умиление, его отчаянные попытки отменить в этом доме всякую грусть сработали – Лара действительно расцвела.

– Мне нужны тарелки. – Лара деловито указала ему на полку.

Саша потянулся за посудой, но неожиданно замер.

– Что такое? – испугалась Лара.

– Тсс!

Он повернулся к ней с тревожным видом. Его насторожил подъезжающий шум; он метнулся к окну.

– Кто это, Саша? – засуетилась Лара.

– Не пойму, темно… Неужели…

– Не пугай меня!

– Это же Дима! – радостно воскликнул Саша. – Он передумал, Лара! Я же говорил, что все получится.

– А вдруг он…

Но Саша уже не слышал ее – он полетел встречать гостя. Когда он радостно распахнул дверь, Дима уже стоял у порога.

– Как я рад тебя видеть. Проходи, я познакомлю тебя с Ларой.

Дима лишь тяжело вздохнул и последовал за Сашей. Не знакомиться он сюда пришел, – по его угрюмому виду это можно было заметить, но Саша был так опьянен надеждой, что не сумел разглядеть его намерения.

Дима не находил себе места, после того как юный сосед нанес ему визит. Пойти в полицию самому – значило предать Сашу; оставлять все как есть – значило наплевать на его будущее (и будущее его девочки): ведь нельзя же оставлять двух детей на съедение взрослой жизни! Мысль рисовала страшные картинки: тайна обязательно раскроется, будет суд – возможно, детская колония.… Это не шло ни в какое сравнение с приютом, о котором с таким ужасом рассказывал Саша. Да на что они вообще надеются? Диму раздражала их наивность. Как и то, что Саша возложил на него такую ответственность, когда пришел к нему домой. Он решил провести «воспитательную беседу», убедить их в несбыточности плана, утешить, если понадобится, – и проводить в полицию. Дима был настроен на «победу», допуская, что встреча закончится ссорой и вечной обидой, – но они все-таки согласятся с ним. Он не уйдет, пока не добьется этого.

Саша подвел его к Ларе.

– Это Дима, – сказал он и, выдержав паузу, добавил (уже для другой стороны): – А это моя Лара.

Она покраснела и протянула руку кудрявому здоровяку. Она почувствовала, что гость был чем-то недоволен, но причину она не поняла: то ли Саша ошибся (и на самом деле Дима пришел, чтобы их огорчить), то ли согласие далось ему с большим трудом. Дима пожал ее хрупкую руку. В душе что-то скрипнуло.

– Я же говорил, что он все поймет и согласится помочь нам, – продолжал радоваться Саша.

Дима прокашлялся.

– Саша, думаю, нам стоит обсудить…

– Да, конечно, – перебил его Саша. – Но сначала мы хорошенько поужинаем. Будь как дома.

Дима замялся. А Лара добавила:

– У нас сегодня спагетти.

Дима, склонив голову, пошагал к столу. Саша по-прежнему сиял, а Лара, хотя и подыгрывала Саше, на самом деле пыталась разгадать, что тревожит их гостя.

Дима уселся за стол; опустил руки, сгорбился. Как-то неловко все вышло… Он уже заготовил речь, но сейчас она казалась ему грубоватой: пожалуй, стоило прийти чуть позже, – например, утром; за ночь он бы точно сообразил, какими путями, безболезненными, убедить Сашу и Лару в необходимости «сдаться». А что же сейчас? Он с грустью смотрел, как Лара накладывает спагетти, а Саша разливает холодный лимонад. Смотрел, как они переглядываются, счастливые. Как они летают вокруг друг друга в плотном облаке любви. «Какие же они необычные», – подумал он. В груди вылетела какая-то шестеренка. Дима почувствовал, как к горлу подступают слезы. Он едва сдерживал себя.

Саша и Лара накрыли на стол; Дима вновь попытался вернуть их к разговору:

– Я лишь хотел сказать, что…

– Мы все обсудим после ужина. – Саша благодарно посмотрел на него (Лара же окончательно растерялась).

Сначала, опустив закутанную вилку в широкий рот, Дима промычал от удовольствия, но почти сразу на лице возникла угрюмая маска. Из набитого рта вырвались недовольные слова:

– И даже спагетти у вас вкусные! – (Как, мол, после такого приема и ужина я должен теперь себя вести!)

Но Саша и Лара только вопросительно переглянулись. Однако Дима больше ничего не сказал: он лишь уплетал спагетти. Заметив, что его аппетит разрастается, Лара сбегала за добавкой и снова наполнила его тарелку, словно, если бы она сделала это только после того, как он полностью разделается с первой порцией, возникла бы критическая задержка, из-за которой он бы превратился в опасного зверя, лишенного пищи. Саша наблюдал за этим и молча гордился своей хозяйкой.

Когда они закончили, Лара быстренько убрала со стола и вернулась к ним.

Можно было приступать к главному. Дима, как и собирался, начал первый. Правда, произнес он совсем не то, что планировал. Да что там – он и сам удивился своим словам, когда, взглянув на Лару, спросил:

– Так что – значит, я должен притвориться твоим дядей, верно?