Читать книгу Альфа, альфа и омега - Саша Вуже - Страница 1

– Раздевайся, – бросил Харри, влетая в каюту Винса. Принялся стягивать с себя галстук и расстегивать темно-синий китель с золотыми кадетскими погонами.

Сбросил с ног ботинки, развернулся, тяжело дыша. От него пахло течным омегой – пока едва заметно, тонко. Тем не менее Винса будто ударили в живот: возбуждение разогналось в крови мгновенно, как звездный клипер за секунду разгоняется до пятой сверхсветовой.

Харри, не двигаясь, стоял на пороге и доставал бы Винсу почти до подбородка, если бы тому пришло в голову встать из-за письменного стола и обернуться. Но Винс оставался на месте, сидел боком ко входу, не пытаясь даже скосить на Харри глаза. Старался успокоиться и прокручивал в голове план: поговорить, не поругаться, трахнуться, снова поговорить и снова не поругаться.

– Винс Авило, чего сидишь? Раньше начнем – раньше закончим. – Харри втянул носом воздух. – Раздевайся.

Он сверлил глазами щеку Винса, и тот изо всех сил пытался держать себя в руках.

– Авило, ну не залупайся!

Да какого серпентового хвоста?!

Винс обернулся, чтобы предложить Харри поискать желающих выебать его – хоть в одиночку, хоть толпой – в общей каюте.

Но дыхание привычно перехватило, и Винс подавился словами. Было что-то несправедливое в том, насколько Харри красивый. Яркие красные губы, четко очерченные и искусанные, серые глаза с длинными ресницами, белая кожа с тенью щетины на подбородке и мягкие волнистые волосы, коротко подстриженные на висках, как у всех кадетов Военно-космической академии. Рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, ослабленный узел галстука.

Харри был похож на грех, на ожившую фантазию из порно или на суккуба, которым стращали прелюбодеев в далеком Средневековье. Несмотря на это, голубая кровь и белая кость считывались в нем с лету: по какой-то особой посадке головы, по осанке, по взгляду, еще по тысяче деталей, которым Винс никак не мог подобрать определение.

Впрочем, на умении Харри ругаться его титул и воспитание никак не отражались.

Откинувшись в кресле, Винс прищурился, хотя больше всего на свете хотел Харри обнять и уткнуться носом ему за ухо, где омежий запах, который проявлялся только во время течек, ощущался сильнее всего.

Сам Винс был полной противоположностью Харри. Выходец с рудников Делады, огромный и неуклюжий, он возвышался минимум на полголовы почти над каждым в академии. Белобрысый, с крупным носом и до глупого длинными ресницами. Всю правую щеку Винса покрывал шрам – ожог от огневого камня. Наверняка Харри было противно на него смотреть.

Впрочем, Харри терпеть не мог Винса целиком и полностью, но – вот уж вселенская несправедливость – Винс был единственным, к кому Харри мог обратиться за помощью «в особые дни». Харри. Сын герцога и наследник одной из самых влиятельных семей Империи, лучший кадет и первый кандидат на то, чтобы уже через месяц стать командиром собственного линкора, а затем дослужиться до адмирала и командовать целой эскадрой.

Омега, которому не светит даже место практиканта, если о его втором поле станет известно.

Увидев колебания Винса, Харри ухмыльнулся и поправил воротник, открывая шею еще сильнее – и ноздрей коснулась новая волна призывного запаха.

– Давай, Авило, не будь как осел рудовой. Ты и так тупой, а тут еще и медленным вдруг стал.

От злости руки Винса сжались в кулаки.

– Что-то я сегодня не настроен, – протянул он. – Попроси меня получше, вдруг что и обломится.

– Дерьмо ты серпентово, Авило, – резюмировал Харри, заходя в комнату и падая на койку Винса. – Глаза бы мои тебя не видели.

– Нет проблем, – криво ухмыльнулся Винс. – Уткнись сегодня носом в подушку.

Из горла Харри вырвался рык, который в исполнении альфы мог бы быть злобным, а в исполнении течного омеги получился призывным, мягким.

Черта с два Винс сделает это сзади и лишится возможности наблюдать за тем, как упрямое выражение лица Харри сменяется возбужденным, а затем ненадолго становится нежным.

Воздух в комнате сгущался, запах Харри становился все тяжелее, делался густым, как аромат дурман-травы в начале лета. У Винса стояло до боли. Хотелось зацеловать Харри. Уложить на спину, аккуратно раздеть, касаясь губами каждого участка кожи, и чтобы Харри раскрывался перед ним, и чтобы улыбался, и стонал довольно, и обнимал.

Харри задышал чаще, тяжелее, и Винс мог бы поклясться, даже сидя на расстоянии нескольких шагов, что его тело стало горячее.

– Слышь, Авило, – ухмыльнулся Харри, – от тебя и так толку, как от слизня в двигателе. Трахни хоть как альфа. Или ты уже и этого не можешь?

Это стало последней каплей. Да что этот кусок аристократического дерьма с серебряной ложкой в заднице себе позволяет?! Раз Винс с Делады, он что – всегда будет хуже, никогда не будет Харри ровней?

Медленно встав, Винс подошел к Харри. Дернул за волосы, заставляя запрокинуть голову. Потянул сильнее, укладывая на одеяло и опускаясь сверху, коленом раздвинул ноги, глядя в глаза. Он прикосновения альфы Харри весь одеревенел, но стал послушным, будто у него внутри тумблер переключили. Лежал, ожидая того, что сделает с ним Винс, даже не моргал, твердый на ощупь, будто в его теле напряжена была каждая мышца. Губы Харри приоткрылись, взгляд стал потерянным, ищущим, дыхание – быстрым и тихим. Винс сжал его волосы сильнее, и Харри тихо заскулил, поднимая подбородок, открывая беззащитную шею.

Это после Винс подумает о том, что не стоит вестись на провокации, что Харри только того и надо: закончить все побыстрее. А еще Винс подумает о том, что сегодня, как и много раз до этого, хотел сделать все если не нормально, то… приемлемо. Чтобы это не было похоже на насилие.

Но это все будет потом, а сейчас Винс, утробно рыча, дернул в стороны полы рубашки Харри, отрывая с мясом пуговицы, и впился зубами ему в грудь (в шею было нельзя, этого Харри ему точно не простит).

Утробно заворчав в ответ, Харри внезапно приложил Винса кулаком по спине, попытался извернуться, но куда ему. Винс сжал угодившее к нему в руки тело только сильнее, снова зарычал, и Харри вдруг обмяк весь, а его омежий запах стал ярче, заполнил собой легкие Винса и его самого целиком. Не разжимая зубов, он зашарил по телу Харри, разводя полы рубашки в стороны, а затем потянулся к ремню, к застежке брюк, недовольно зарычал, когда она не поддалась с первого раза.

Злость и обида исчезли, переплавились в возбуждение, как межгалактическая плазма, попав в топливный бак корабля, превращается в чистую энергию. Винс всем телом ощутил, как Харри напрягся, как задрожал, когда Винс дернул вниз его штаны вместе с бельем, как согласно приподнял бедра, помогая и позволяя.

Пускай так, на несколько минут, но Винс мог представить… что все это происходит для удовольствия. По обоюдному желанию. Он скользнул по телу Харри вниз, туда, где запах омеги становился густым, как Тигриное облако, и опасным, как летящий в лобовое стекло болид.

Винс уткнулся носом в короткие волосы в паху, вдохнул глубоко и дернул Харри за бедра, заставляя перевернуться. Снова подтянулся выше, всем телом впитывая мягкое урчание, которое всегда издавал Харри, когда течка наконец брала над ним верх. Винс пробежался руками по его спине и шее, касаясь запястьями, следя за тем, чтобы его запах, запах альфы, оказался на коже.

Харри вздернул бедра, всхлипнув как-то совсем нежно и беззащитно, и… Пожалуй, Винс был все-таки плохим человеком. И плохим альфой.

Он потянул Харри за волосы, заставляя выгнуть шею и встать на четвереньки, провел рукой по позвоночнику, позволяя ярче почувствовать уязвимость позы. Отвесил звонкий шлепок по ягодице, не болезненный, но обидный, как каниса по носу щелкнуть.

– Так сильно хочешь, да? – прошептал Винс Харри в ухо, дурея от того, что почти слышит, как быстро бежит кровь по его венам, разгоняя возбуждение, как Харри все меньше становится вредной занозой в заднице и все больше – омегой. Его, Винса, омегой. Харри хныкнул и развел ноги сильнее, опустил веки, но Винсу этого было мало. – Такой маленький и такой возбужденный, – выдохнул он. – Многое готов отдать, чтобы я тебе вставил, да? Хочешь мой член, да? Скажи.

– Авило… – Харри, на мгновение приходя в себя, дернулся, а затем бессильно обмяк, сдаваясь, и длинно, тихо выдохнул.

– Ну же, детка, – мурлыкнул Винс. – Давай же, не упрямься, скажи мне это. – Опустив руку ниже, он сжал задницу Харри, а затем скользнул пальцами по дырке, уже влажной и готовой. – Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.

Винс погладил края, надавил кончиком ногтя, и Харри вскрикнул.

– Ну скажи, милый, – снова попросил он, зная, что Харри сейчас Империю готов продать за то, чтобы палец Винса толкнулся глубже. – Скажи, чего ты хочешь, и я тут же дам тебе это.

Харри замер, тяжело дыша, в руках Винса. У него была сильная воля, и Винс любил его неимоверно. И хотел, и ненавидел не меньше.

– Скажи, что хочешь меня, – потерся Винс носом о макушку Харри, продолжая удерживать его поперек груди и ласкать задницу. – Скажи, – он коснулся губами шеи, не думая, конечно, кусать.

– Еби уже, Авило, чтоб тебя на пыль рассыпало, – выдохнул Харри и вдруг разом всем телом задрожал в руках, напрягся, словно от боли.

Не удержавшись от поцелуя в ухо, Винс снова скользнул вниз и надавил Харри между лопатками, заставляя лечь грудью на постель, раскрыться еще сильнее. Прикусил тонкую кожу внутренней стороны бедра, а затем провел языком вверх по расселине, собирая на язык запах течки и омежью смазку.

Харри хныкал, вздрагивал, подавался навстречу языку Винса, так отчаянно гонясь за удовольствием, что внутри что-то заходилось. Развернув уже ставшего послушным и мягким Харри на бок, Винс поцеловал его в шею. Приподнялся на локте, чтобы видеть лицо Харри, на котором постепенно расцветал румянец, вторую руку положил ему на бедро, удерживая на месте. Толкнулся членом вперед, стараясь действовать осторожно, хоть больше всего хотелось грубо, страстно и быстро – но Харри будет больно, несмотря на течку и смазку: Винс был слишком большим для таких экспериментов.

Он медленно двигался вперед, не отрывая взгляда от Харри, который уткнулся носом в подушку и, тяжело дыша, замер. Винс смотрел на то, как румянец становится все гуще, сползает со щеки ниже, на шею и на грудь, как кожа покрывается испариной.

– Смотри на меня, – попросил он, совершенно дурея от запаха омеги, от смешавшегося запаха их обоих. – Смотри на меня.

Харри, который, должно быть, уже не в состоянии был бороться со своей природой, послушно обернулся, поднял на Винса подернутый возбуждением взгляд, тихо и благодарно мурлыкнул, подаваясь бедрами назад.

Он был таким нежным сейчас. Податливым, мягким и совсем безвольным, полностью зависимым от Винса, принадлежащим ему, желающим его. Доверчивым и таким открытым, будто Винс действительно был его альфой – каменной стеной и любимой опорой.

– Ох, милый…

Глупое слово вырвалось само собой, и Винс зажмурился, а затем притянул Харри к себе и впился губами в его рот, одновременно входя до конца. И Харри ответил, чего никогда не сделал бы в сознательном состоянии. И приоткрыл рот, впуская язык Винса, и ласково заворчал нутром, подзадоривая, и отвел руку назад, чтобы прижать Винса к себе теснее, стиснув бедро.

И Винса сорвало. Он весь был – Харри. Его нежность, его удовольствие, его плоть и его кровь. Забыв об осторожности, Винс толкался вперед, удерживая Харри на месте, губами чувствовал его выдохи и стоны. Выпуклость у основания члена, узел, которого Винс до этого даже не ощущал, начал увеличиваться, и Харри мягко вскрикивал каждый раз, когда он касался чувствительного отверстия, расширяя его. Винс зарычал, отчаянно вцепляясь зубами в подушку у головы Харри, желая продлить этот момент абсолютного счастья и абсолютного единения. Конечно, ему не удалось. Удовольствие было таким сильным, что грозило уничтожить Винса, как взрыв сверхновой уничтожает звезду. С победным громким рыком он толкнулся вперед, запирая Харри узлом, и задрожал, наполняя его спермой и отчаянно желая укусить в шею, чтобы поставить еще и метку, окончательно сделать своим перед равновесием и перед людьми.

Должно быть, Винс потерял сознание на некоторое время, потому что пришел в себя он от тихого поскуливания. Его Харри, его омега, тихо дрожал в руках, сладко и беспомощно сжимаясь на узле, но даже не пытаясь коснуться себя, будто для этого ему нужно было разрешение Винса. Харри, по-прежнему лежащий на боку, спиною прижатый к груди Винса, то елозил ногами по покрывалу, пытаясь потереться о него членом, то подавался назад к Винсу, желая соприкоснуться всем телом, каждой клеточкой и принять узел еще глубже.

– Ох, милый… – снова не выдержал Винс, целуя покрасневшее ухо, щеку и шею, где бешено бился пульс.

Он накрыл ладонью член Харри и аккуратно погладил, размазывая выступившую на кончике влагу, сжимая у самого корня, в том месте, где у альф образуется узел, а у омег даже во время возбуждения остается лишь небольшое уплотнение.

Ощутив прикосновение Винса, Харри замер, а потом ласково мурлыкнул, как-то невозможно потерся о него всем телом и расслабился, доверяя заботиться о своем удовольствии. И Винс старался. Он ласково гладил Харри, медленно подводя его к краю, шептал всякие глупости о том, какой он счастливый и как ему повезло, какой Харри замечательный и вкусный, самый лучший. Тот счастливо жмурился, улыбался, а затем вдруг выгнулся, вжимаясь макушкой в плечо Винса, и кончил, даже не открыв глаза. Винс продолжал гладить его, а затем обнял поперек груди обеими руками.

Изнутри душной волной поднимались стыд и отвращение к себе – как и много раз до этого.

Харри всегда был сонным после секса, будто тот выкачивал из него все силы, и Винсу нравились эти моменты. Его член все еще внутри Харри, а узел надежно запечатывает сперму, хоть Харри, конечно, и не сможет забеременеть: все-таки он мужчина. Винс обожал эти моменты за то, что возбуждение уже начинало спадать, но Харри все еще был рядом. У них есть еще около получаса, а если повезет, то и сорок минут.

Сейчас глаза Харри были закрыты, ресницы отбрасывали на щеки длинные тени. Он спокойно дышал, все еще доверчиво прижимаясь и позволяя себя обнимать.

Мимо его плеча Винс потянулся к прикроватной тумбочке, вытащил воду и припрятанный как раз на случай течек Харри шоколад «Центрум». Стоил он космических денег, особенно здесь, на краю Магелланова Облака, или просто Магелланки, где вот уже несколько лет базировалась главная станция академии. Кажется, это было любимое лакомство людей круга Харри. Сам Винс этот шоколад даже не попробовал: не хотелось. Да и жалко было.

– Эй, милый, – позвал он, пользуясь тем, что Харри все еще находится в блаженном эндорфино-окситоциновом беспамятстве. – Поешь, тебе нужно.

Омег истощала течка, как морально, так и физически. Особенно мужчин-омег, которые сами по себе были ошибкой природы: все-таки их организм не был рассчитан на такую ударную дозу гормонов, да и с тем, ради чего все затевалось – зачатие и продолжение рода, – пролетали.

Харри в генетической лотерее достался самый проигрышный билет из всех возможных. Узнал он об этом всего полгода назад, когда второй пол, омежий, проявился сразу яркой болезненной течкой. Винс оказался рядом: их с Харри в тот день назначили нести нижнюю вахту в топливном отсеке. К счастью, никого больше там не было, иначе Харри вылетел бы из академии, как непригодный к службе.

Винс тогда понял, что влюбился, раз и навсегда, несмотря на кучу предстоящих из-за этого сложностей и на то, что они с Харри не могли и минуты в одном помещении провести, не переругавшись. Началось это все еще на первом курсе и дальше росло, как снежный ком.

В первый раз Винс увидел Харри, едва переступив порог академии: налетел на него, пока оглядывал потолок, покрытый голограммами галактик. Сначала Винс почувствовал запах чего-то свежего и чистого, будто цветы, а обернувшись, увидел Харри и рот открыл. Потому что такие красивые люди не могли существовать в природе. Потому что все внутри напряглось. Потому что член в штанах дернулся.

Харри уже был в кадетской форме, которая ему очень шла, аккуратно причесанный и весь такой из себя – ну как обычно. Винс хотел спросить, где можно получить форму, но Харри окинул его взглядом с ног до головы, остановился на покрывающем щеку шраме и едва заметно поджал губы. «Вам, наверное, на третий уровень, там, я видел, собирают рабочих».

Через несколько дней они пересеклись в библиотеке, и Винс был горд тем, что наконец тоже, как и Харри, щеголяет новенькой формой и выглядит вполне себе как кадет, от других не отличишь. Вымытый, причесанный и даже не пахнет больше грязью. Харри не подал виду, что узнал Винса, и знакомиться отказался, ссылаясь на занятость. Винс ему тогда врезал, потому что – нечего. С тех пор у них как-то не заладилось.

На той вахте, когда у Харри началась течка, Винс подумал, что все наконец встало на свои места. Его глухое раздражение и ярость перетекли в возбуждение и желание присвоить и сберечь так органично и легко, что он удивлялся, как не понял все раньше. Он гладил, ласкал и покусывал возбужденного Харри, шептал глупости вперемешку с извинениями, целовал его и надеялся, что все будет по-другому. Ему казалось, Харри тоже все понял, и, когда он придет в себя, они вместе подумают над тем, как быть дальше.

Но чуда не случилось. Оклемавшись, Харри ушел с вахты, неслабо приложив Винса о стену, когда тот попытался помешать. Они не разговаривали месяц, Харри посылал Винса каждый раз, стоило тому подойти близко. Возможно, дело было в том, что Винс, теряясь под недоуменным взглядом, выдавал что-то вроде «Ты так сладко пахнешь» или «Хочешь мой член?». Потому что – нечего на Винса смотреть, как будто он какой-нибудь слизняк, да!

Потом он ругал себя за это, конечно, но исправить ничего не получалось. Стоило Харри хоть слово сказать или скривить губы, как перед глазами Винса падала красная пелена ярости, и его с головой захлестывало желание проучить Харри как следует, поставить на место и показать, кто тут главный.

Через месяц после первой течки Харри оказался на пороге каюты Винса посреди ночи, возбужденный настолько, что хотелось вознести равновесию хвалу за то, что его никто не учуял. То же самое повторилось и на следующий месяц, и на следующий за ним.

Благодаря регулярным случкам (назвать сексом или любовью то, что происходило между ними, у Винса язык не поворачивался) Харри удавалось скрывать, кто он есть. Но до выпуска и следующего за этим распределения оставалось всего несколько недель, и дальше Харри придется как-то справляться самому. Винсу не хотелось даже думать об этом.

Он успел скормить Харри несколько пластинок шоколада и напоить его, а затем стереть сбежавшую с края рта каплю, прежде чем узел начал спадать и Винс смог немного отодвинуться. Он проследил за тем, чтобы Харри улегся поудобнее: желание заботиться об омеге, который принадлежал ему, было нестерпимым, и Винс теперь понимал альф с родной Делады, которые, встретив симпатичную омегу, спешили таскать ей еду, цветы, сладости и теплую одежду, строить с ней общую хижину и заводить детей.

Харри пошевелился, и Винс уже успел напрячься, но тот вдруг развернулся, не просыпаясь, и уткнулся ему в плечо. Перекинул через его талию руку и тихо вздохнул, будто собирался спать дальше.

Конечно, это было не так. Уже через несколько секунд расслабленное тело в руках Винса одеревенело, и дыхание Харри сбилось. Он все еще был не в себе после течки, а потому просто отодвинулся от Винса и сел, тихо охнув.

«Убирайся отсюда», – хотелось сказать Винсу.

«Никуда не уходи», – хотелось ему сказать.

«Только не устраивай то, что обычно устраиваешь», – хотелось попросить.

«Пожалуйста, давай поговорим».

Посидев немного, Харри ругнулся сквозь зубы и зашарил по кровати, нащупывая свою одежду и отбрасывая прочь вещи Винса, которые попадались под руку. Потом встал и привычно забросил все целым комком в ящик клинера, который стоял в углу. Тот зашелестел, принимая добычу и начиная санобработку. Через несколько минут на одежде Харри не останется ни запаха, ни грязи, разве что пуговицы рубашки так и останутся оторванными. Винс не собирался извиняться.

Харри обернулся, и взгляд его упал на початую упаковку шоколада и на воду. Он поморщился, будто ему серпентовы яйца под нос сунули.

– Никто не давал тебе права засовывать в меня это дерьмо, – буркнул он. Голос все еще был хриплым и усталым. – «Центрумом» только свинобатареев кормить. Ненавижу вкус этого гребаного шоколада. Хватит того, что я вынужден терпеть твой хер, – пожаловался Харри и закрыл лицо руками.

Внутри все закипело, забурлило, как выпущенная наружу жидкая плазма.

– Когда ты гнешься, как сучка, и течешь, ты нравишься мне больше, ты знал? – ухмыльнулся Винс. – Харри, детка, когда ты умоляешь трахнуть тебя и пытаешься посильнее насадиться на член, м-м-м-м… – он издевательски прищурился и цокнул языком. – В этом твой истинный талант, а не в войне. Когда тебя выпрут из академии, не пропадешь. Будешь звездой. Ты такой гибкий. Такой жадный.

Харри зарычал и бросился на Винса, и, конечно, они сцепились, пытаясь выломать друг другу руки, на кровати, которая все еще был смята и испачкана их спермой. Харри был физически слабее, особенно сейчас, после течки, и Винс скрутил его, прижав лицом к постели.

– Если ты хочешь еще раз, то можешь просто сказать, – сказал он, наклонившись. – А если не хочешь, то засунь язык в задницу и выметайся сразу, как твое барахло достирается.

Больше они не сказали друг другу ни слова до того момента, как Харри остановился на пороге, поправляя манжеты и растерянно отряхивая кадетские погоны от невидимой пыли. Винс, ничуть не стесняясь, сидел на кровати, развалясь и скользил по Харри сытым взглядом.

– Наслаждаешься моментом, а, Авило? Спорим, тебе с твоей рожей просто по доброй воле ни одна женщина не давала? – спросил Харри. – И присунуть мужику, еще и тому, у которого другого выхода нет, – это все, что тебе светит в этой жизни?

– Нет. Просто я считаю, что это неправильно. Если обо всем станет известно, тебя исключат из-за пола, а не из-за того, какая ты заноза в заднице.

Харри хмыкнул и вышел, закрыв за собой дверь, а Винс остался один на один с самим собой, с пахнущим Харри и сексом покрывалом, с надкусанной шоколадкой, с ополовиненной бутылкой воды и с рассыпанными по полу оторванными пуговицами.

Хотелось Харри помочь, сделать так, чтобы он был счастлив, но Винс не знал как. Течки прекратились бы, если бы Винс оставил на Харри метку, но это только усугубило бы проблему с запахом: он станет совершенно очевидно омежьим, и притвориться альфой Харри сможет разве что перед жителями туманности Бумеранг, у которых хронический гайморит с рождения.

Единственный шанс для Харри разделаться со всем этим, не теряя погон и не ставя крест на военной карьере – исхитриться встретить своего реверса, или «истинного супруга», как это иногда называли излишне романтичные люди. Альфу, чей запах в точности совпадает с запахом Харри, и чья метка позволит оставить позади течки, но, благодаря идеальному совпадению, никак не повлияет на запах.

Впрочем, проще было бы изобрести машину времени, вернуться на двадцать пять лет назад в тот момент, когда лорд-папаша Харри засаживал его почтенной леди-мамаше, и уговорить их сделать что-нибудь по-другому.