Читать книгу Советские тексты в постсоветской редакции - Саша Зайцев - Страница 10
Моя революция
Надежда
ОглавлениеБронштейн набрал Надежде Константиновне и, дождавшись ответа абонента, попросил о переносе встречи:
– Понимаете, Надежда Константиновна, Ульянов вам новое письмо пишет. Я у него, но сделать ничего не могу. Вот он трубку рвет, посоветоваться насчет взятия почты и телеграфа желает. «Архиважно», – говорит. Передать ему трубку? Пожалуйста.
– Але, але! Надежда Константиновна, здравствуйте! Не за старое… Не слушайте вы его. Ничего я не пишу. Просто Лева руку сильно повредил и зол на весь мир. Нет, не упал, это Дзержинюк от его удара упал. Долго рассказывать. Понял. Хорошо. Будем в течение часа. Хорошо, без сюрпризов.
– Без сюрпризов не получится, – сказал он Леве, закончив разговор, – и поглядим, что получится. Иди умойся пока, а то на черта похож.
Вова достал из-под дивана груду оставленных ему на хранение братом книжек и вместе со скрипкой сложил их в большую спортивную сумку.
– Долго ты там еще возиться будешь? – крикнул он другу, – я давно готов!..
Надежда Константиновна не удивилась. Это не точно. Она была ошарашена. Но не сразу. Начали со скрипки и вокала, и лишь после домашнего концерта ученики присели к столу, где их ждали торт и хорошо заваренный чай. Надежда Константиновна пожурила по долгу службы Володю за «вынужденный» прогул, а Леву – за проведенную им на прошлой неделе политинформацию.
– Я не напрашивался, – оправдывался Лева, – меня Зиновий Аркадьевич заставил ее провести во искупление прежних грехов. И сам же перебивал на каждом слове. Я говорю: «Брежнев выступил на форуме с важной инициативой». А он мне: «Не Брежнев, а товарищ Брежнев». Я говорю: «Брежнев наградил коллектив предприятия». А он мне: «Не Брежнев, а товарищ Брежнев». Я говорю… А он мне… Ну не сдержался я: «Тамбовский волк, – говорю, – тебе товарищ».
– Надо отдавать себе отчет, Лева, кому, что и где можно говорить.
– Целиком разделяю вашу точку зрения на этот счет, Надежда Константиновна, – поддержал Володя, – а вот в школьной программе по литературе, извините, но жду перемен. И полез в спортивную сумку. По мере изъятия из нее разноцветного там– и самиздата Надежде начинало казаться, что это какая-то чудовищная провокация завербованных подростков, и в дверь вот-вот непременно позвонят…
– Ребята, откуда все это?
– У друзей одалживаем. Интересуетесь? Вам оставить что-нибудь? Хотите Алешковского? – обхохочетесь, а то и слеза навернется. Довлатов есть. Вайль и Генис вот. Ерофеева читали?
– Читала. Боже мой… Читала… Но вам еще ведь только…
– По пятнадцать лет? Микоянской под сорок, но и в пятьдесят вряд ли что изменится. Наш ровесник Дзержинюк Фадеева читает и кошек вешает.
– Володя, возьми, пожалуйста, скрипку.
– Что сыграть?
– Что хочешь.
– Романс Свиридова к пушкинской «Метели».
Музыкальная пауза пришлась кстати. Чистая гармония объединила учительницу и учеников. Все трое вдруг почувствовали себя друзьями – и возраст тому уже не был помехой. Для этого, собственно, и собрались. Володя отложил инструмент. Немного помолчали. Не нарушая тишины, Надежда Константиновна вышла на кухню, чтобы поставить остывший чайник. Вовка подмигнул Леве: не ошиблись. Под занавес Надежда Константиновна мастерски подкинула идею Михаила Александровича Шолохова («Поднятой целины» не писавшего и Даниэля с Синявским не поносившего) о совместном альманахе. Оба восприняли ее на ура.