Читать книгу Молчуны - Саяна Гэбб - Страница 7

За дверью темно. Так темно, что Павел судорожно машет руками, боясь оступиться. Сзади раздается тихий хриплый смешок, и Павел с раздражением понимает, что это Петрович специально тянет и не включает свет. Он замирает, и все чувства его превращаются в тонкие осязающие нити. Но тут свет вспыхивает. Не ярко – всего одна лампочка освещает небольшое пространство.

– Шлюз это. Тут переодеться и гермошлем надеть, – Петрович указывает на стену всей пятерней, растопырив короткие толстые пальцы. Там висят несколько комбинезонов, внизу на полке – новые, упакованные в пластик. Там же в специальных пазах втиснуты пучеглазые носатые маски – гермошлемы со встроенными фильтрами. Петрович кидает Павлу упакованный комбинезон, Андрей нетерпеливо мнется сзади.

Павел переоделся, осмотрел новых коллег и усмехнулся, представляя как они все трое выглядят со стороны – черные, в уродливых масках, словно инопланетяне. Петрович жестом показал себе на ухо, и Павел проделал тоже самое. Под рукой прогнулась внутренняя кнопка, и в ушах сразу загудело.

– Внутренняя связь. Без нее ни хрена не слышно в этих чертовых шлемах. Запаса фильтров для них много осталось. Старые еще запасы-то. Только штуки эти на близком расстоянии работают – метра три, иногда четыре. Без них никак: воняет очень, и испарения тут вредные.

Но Павел уже не слушал. Он стоял перед очередной дверью. Шуршание ощущалось теперь, как едва уловимая вибрация воздуха, и в полутьме Павел чувствовал эту вибрацию также четко, как и удары крови о стенку артерий. Мысли путались, рвались короткими кусками, подгоняемые волнами предвкушения. Где-то пискнул сигнал, и стена перед ним поехала в сторону, обнажая внутренности фабрики.

Павел ожидал чего угодно: жутких великанов, в чьих руках гигантские рычаги скользят в пазах с тихим шорохом; мускулистых обнаженных мужчин, ступни которых шершаво перебирают бегущую ленту; изуродованных монстров, потирающих мохнатые паучьи лапки. Все, что угодно, но не это. Фабрика была наполнена рядами яйцевидных сфер почти полностью металлических с небольшой вставкой затененного стекла спереди. Ряды располагались один за другим и терялись в сумраке в глубине свода. Над каждым рядом нависал еще один. Сферы соединялись между собой единым остовом, хотя были автономны. Пространство фабрики делилось на три части, в каждой располагалось определённое количество рядов. Ряды сфер слева и справа были неподвижны, а в центре… Сначала Павлу показалось, что и они не двигаются, но потом он заметил мелкое дрожание и понял, что вибрация в воздухе образуется именно от этого почти неуловимого движения. Каждая линия сфер пульсировала в своем едином ритме, резонируя и создавая собственный звук. Если прислушаться, то можно было различить, что шуршание не монотонно – оно состояло из разных нот, образуя общую композицию.

– Сколько же их…, – Павел не спросил – изумленно выдохнул.

– А сколько? С каждой стороны по двадцать пять рукавов, а их пятьдесят рядов. И сверху над ними столько же. С одной стороны две тыщи с половиной, да с другой. Вот и считай – пять тыщ молчунов, – глухо отозвался Петрович в наушниках. – И крутят педали по двенадцать часов каждый божий день. Работают по рукаву из одной линии. Один работает, один отдыхает. У нас тут все четко – система! – и Петрович принялся рассказывать о работе фабрики.

Линия сфер составляла рукав. Внутри каждой сферы находился молчун, работать ему положено было в среднем по двенадцать часов, дальше активность молчунов спадала. Это фиксировалось автоматически, на панели загорался красный сигнал. Задача смотрителя была отключить рукав и отправить его в соты на отдых и выпустить партию отдохнувших молчунов. Сотами назывались расположенные по бокам от рукава длинные каналы, каждый рассчитанный на пятьдесят сфер. Там молчуны проводили еще двенадцать часов. В это время они отдыхали, питались и подвергались различным полезным процедурам.

– Прям санаторий у них, – горделиво заметил Петрович.

– А почему смена рукавов не автоматическая? – спросил Павел.

Петрович сунул руку под гермошлем и шумно поскреб щетину.

– Хрен его знает. Говорят, фабрика еще не всю модернизацию получила. Вроде как где-то уже автоматизировано, а наша в очереди стоит. Только я думаю, что это специально. Сторожить это хозяйство все равно надо, а чтобы мы на службе не дрыхли, нам кнопки жать и поручили. Семен покойный сказывал, что он как-то по пьяни на смене задремал и перезагрузку проспал, а оно само все случилось, дескать. Черт его знает, может придумал, а может и в самом деле случилось. До меня это было, а я проверять не стал.  Но я тебе скажу, что и слава богу, что не автоматизировано! Пока можем работать и на хлеб зарабатывать! Не дай бог, чтоб автоматизировали! Тьфу!

– Откуда их столько? Если таких фабрик много, то сколько же молчунов в стране? – поразился Павел.

– Так кто их знает… Нас это не касается, – отрезал Петрович.

– А какой-то учет молчунов на фабрике ведется?

Петрович некоторое время молчал, потом неуверенно ответил:

– Когда они в рукаве – точно ведется. Система сразу отметит, если кто-то работать перестанет, в рукаве нагрузка возрастет. А когда они в сотах… Хрен его знает. Вроде нет.

– А как они размножаются?

– Да откуда ж я знаю?! – внезапно разозлился Петрович. – Их иногда увозят куда-то. Что они там делают, мне не докладывают! Наше дело работу работать, а уж за размножение молчунов пусть кто-то другой отвечает.

Павел замолчал. Он никогда не боялся задавать вопросы, как боятся многие, стараясь не прослыть дураками, наоборот, он считал, что дураки не задают вопросы. Но в данной ситуации спрашивать у Петровича что-либо о природе молчунов не было смысла – тот и сам ничего не знал.

Петрович показал Павлу цистерны, куда каждую смену нужно засыпать биоконцентрат, и требуемый уровень воды, чтобы развести сухой порошок и превратить его в питательную смесь. Потом завел его в санитарный отсек, где утилизировались органические отходы молчунов.

– У них все на потоке! – хохотнул он в наушниках. – Питание им заливают сверху. Дерьмо по команде выводят снизу. Говорят еще, что им цветные сны показывают, чтоб не скучно было. Прям не жизнь, а красота!

Павел вздрогнул. Он давно привык к внутренней душевной стабильности, и внезапно накатившая ярость пронзила его подобно электрическому разряду. Скотина чертова! Тебя б туда. Чтоб жратву в пасть заливали и дерьмо из задницы отсасывали. И чтоб ты по полсуток педали крутил. Вот бы я посмотрел потом, как ты жизни радовался, с холодным бешенством подумал Павел.

– А вы сами-то молчуна видели? – резко оборвал он словоохотливого напарника.

Тот споткнулся на начатой фразе и обиженно замолчал.

– Сам не видал – не положено. Сферы открывать нельзя: молчун помрет сразу. Ему наша атмосфера вредная. У них там свой воздух внутри. Они ж мутанты, дышат специальной смесью.

– А если молчун заболеет или умрет?

– Так сфера сама все и определит. Если чего случись, она себе тихонько в дальний отсек и поползет. А там или вылечит молчуна, или нет. Потом их забирают.

– Кто?

– Так служба специальная. Раз в месяц ездют. Привезут новых молчунов, заберут мертвых. Или отбирают живых для отдыха. Мне почем знать. Я не при делах, служба сама все делает. Мое дело молчунов кормить и перезагружать, а что там дальше творится у меня голова не болит, – снова рассердился Петрович.

Павел вздохнул. В итоге, ничего нового и полезного он не узнал. И даже не увидел молчуна. Он принял небольшую продолговатую панель из рук Петровича и стал ее изучать.

– У нас новые редко тут, – тихо прошуршал голос Андрея в шлеме, – фабрика древняя. Молчуны пашут двенадцать на двенадцать. Говорят, на других фабриках молчуны больше вкалывают. Типа, восемнадцать на шесть. Доказали, что для них это полезнее. Только там вроде они мрут быстрее, – закончил он.

– А кто говорит? – повернулся к нему Павел. Петрович зашел в санитарный отсек, и Павел решил воспользоваться этим и расспросить Андрея.

– Раз в месяц контролят нас. Главный у них за нашей фабрикой смотрит. Смотрящий, короче. И с ним толпа: врачи, биологи, охранники, еще кто-то. Мне как-то один охранник шепнул, типа, у нас тут все спокойно. А фабрика на севере – суета сплошная. Они туда сменных молчунов постоянно таскают.

– Ну-ка мне! – прикрикнул на племянника внезапно вынырнувший из – за угла Петрович. – Хватит трепаться! Это все сплетни! Я вот сдам твоего охранника за болтовню куда следует!

И Андрей сразу сжался, отодвинулся в сторону. Павел решил, что поговорит с парнем при случае, когда смотрителя рядом не будет. Еще решил быть аккуратнее в разговорах с напарником. Было ясно, что тот делу предан и перед начальством подобострастен – будет стучать.

Павел положил руку на сферу – она подрагивала, будто дышала. Ему представилось, что внутри нее, словно в синтетической утробе, гигантским эмбрионом шевелится живое существо, подключенное к системе извитой искусственной пуповиной. В безопасности и сытости. Но если у эмбриона есть надежда вырваться из утробы матери, чтобы жить, то молчун вырвется из этого механического нутра только, чтобы умереть. Павел закрыл глаза и прикусил губу. Это его восприятие, его мысли. И не стоит пытаться приписать их неизвестному созданию, которое, возможно, вообще не думает. Пассивное поглощение биомассы и контролируемое выделение отходов – это, возможно, все, на что это существо способно. К черту эмпатию, рассердился на себя Павел. Глупо испытывать сострадание к чему-то неизвестному, что в твоем сострадании, скорее всего, не нуждается. Сам ведь только недавно морщился от неуместного всенародного чувства вины перед молчунами. У них изменен геном, то есть, это даже не люди в буквальном смысле.

– Ну так ты это… Сегодня ночью уже давай, приступай к работе. В аптеке нашей есть стимуляторы, чтобы не спать, и успокоительное, чтоб спать. А то у меня иногда бессонница, чтоб ее, – проворчал Петрович. – Андрейка тебя полночи подстрахует. Молодой еще – здоровья много. Только ты с ним разговоры ненужные не разговаривай, – погрозил он пальцем, – знаем мы вас, городских. Больно умные! А горе-то все от ума. Мать вон Андрейкина от него и померла, царствие ей небесное, – Петрович размашисто перекрестился, и этот жест человека в гермошлеме показался Павлу таким смешным, что он еле удержался, чтобы не расхохотаться. Он отвернулся и подавил смех кашлем.

– Больной что ли? – строго спросил напарник, и Павел резко покрутил головой, так и не поворачиваясь к нему.

– А то смотри. Больным у нас нельзя. Кто смену за тебя будет работать? Так-то.

Они еще ходили некоторое время по фабрике, и Павел все больше погружался в нехитрые обязанности смотрителя. Несколько раз на панели мигала красная кнопка с указанием ряда, Петрович нажимал на нее, и длинный рукав с нанизанными на него сферами плавно уплывал в темноту своей соты. А с противоположной стороны распахивалась другая сота, чтобы извергнуть из себя рукав со свежими молчунами, упакованными в плотною скорлупу сфер. Павел полностью отстранился от своих мыслей о молчунах, выслушивая Петровича и задавая только технические вопросы. Было проще считать, что судьба, наконец-то, предоставила ему шанс прожить какое-то время так, как он всегда хотел – в одиночестве, вне мыслей и поступков других людей, без суеты того круга, по которому ему приходилось бегать всю свою сознательную жизнь. И он твердо решил от этого шанса не отказываться.