Читать книгу Любовь, смех и хоботы - Сборник - Страница 7

‒ Мне нужен самый уродливый свадебный букет в вашем магазине, ‒ сказал я.

‒ Уродливый? Может быть, гвоздики подойдут?

‒ О нет, вы не так меня поняли. Уродливый, но большой и шикарный. Представьте, что стог сена переспал с траурным венком. Вот что-то такое. Ах, простите.

Цветочница смерила меня хмурым взглядом, развернулась и пошла в подсобное помещение.

‒ А у вас есть тигровые лилии? Добавьте их в центр, пожалуйста, ‒ крикнул я ей вслед.

Её не было целую вечность, ну или, может быть, десять минут. В любом случае, я весь извёлся. Но букет, надо отдать должное, получился воистину кошмарным.

Лилии она воткнула не только в центре, но и немного по краям. Их удушающий запах я почувствовал даже через прилавок, а стебли, похоже, уже вовсю подтекали. Вокруг лилий было какое-то частично увядшее сено, розы цвета несвежей говяжьей печени и мелкие голубые цветочки, которые не сочетались ни с чем. Чудесно. И конечно ‒ мелкая пыльца цвета метиленового оранжевого, которая всегда бывает от тигровых лилий.

Я представил лицо Софы в этой пыльце, и как она чихает. Раз, другой, третий.

‒ Да, это подойдет как нельзя лучше. Сколько с меня?

Цветочница назвала цену (тоже воистину кошмарную). Но делать было нечего, пришлось доставать кошелёк.

‒ Вы, барин, видно, сильно любили эту девушку? ‒ спросила цветочница, когда я был уже у двери.

Нет, конечно.

Вовсе нет.

Как вы вообще могли такое подумать.

* * *

Мы с Софой познакомились на первом курсе.

Наш год был первым, когда девушек принималили куда-то кроме лекарского факультета. У нас, на природной магии, их оказалось две. Александра, изящная сероглазая красавица, приезжавшая на занятия в собственном экипаже, всегда улыбчивая, милая и спокойная. И София, маленькая, с толстой рыжей косой. Эта София, напротив, похоже воспринимала академию как поле битвы. Она настрого велела всем называть её только Софой и чуть что рассказывала всем, что её дедушка ‒ настоящий друид, который восемьдесят лет живёт в лесу.

Зимой у нас начались практические занятия по зельям, я оказался в паре с Софой, и это было смерти подобно.

В химии Софа не понимала ничего. Она буквально не знала, что такое мениск. При взвешивании хватала все гирьки подряд, как будто её не учили пользоваться перчатками. В то же время донимала меня всякими дурацкими замечаниями по части растений и животных. Мол, если так рубить рябиновые почки, то они не отдадут всю свою силу экстракту, а только половину силы. И что это за зелье будет тогда? Одно название.

Мы перестали разговаривать уже на третьем занятии. Когда я делал что-то, что не нравилось Софе, она хихикала. Когда она допускала просчёт ‒ я закатывал глаза. Впрочем, зелья у нас выходили неплохие. Оценок ниже «хорошо» профессор ни разу нам не поставил.

На последнем занятии перед экзаменом Софа всё-таки поплатилась за свой скверный характер. Её ложку, шпатель и другие инструменты поразила оловянная чума. Не такое простое заклинание, между прочим. Я его в учебнике для четвёртого курса нашёл.

Всё занятие я делал всё, как надо, а Софа могла только трястись от злости.

Впрочем, праздновал победу я недолго. Пришёл домой, открыл мешочек с инструментами, а оттуда вылетело два мотылька. Я полез за шпателем, а там всё рассыпалось в ржавую труху.

Вот так и вышло, что на экзамене и мне, и Софе пришлось работать казёнными инструментами. Нам выдали длинные неуклюжие ложки, тупые ножи модели 1875 года. Мы уныло скребли этими ложками по днищам котлов (да, котлы на экзамене были раздельные, факультет по такому случаю расщедрился на двойной набор ингредиентов). Надо было варить зелье-противоядие. И так задачка непростая, а с чужими непривычными инструментами ‒ вдвойне.

Мы с Софой уже час пыхтели над зельями, недобро косясь друг на друга, когда я услышал свой шёпот:

‒ У тебя там на дне кристаллик не растворился.

Даже сам от себя не ожидал такой доброты.

‒ И что? ‒ от удивления Софа, видно, тоже забыла, что мы с ней не разговариваем.

‒ Надо обязательно всё растворить, прежде чем добавлять льняное масло. Иначе не загустеет!

Софа склонилась над своим котлом. Через пару минут я услышал удовлетворённое хмыканье, а потом её шёпот:

‒ Спасибо!

Еще несколько минут мы работали молча. Потом Софа легонько ткнула меня локтем.

‒ Сначала раздави стручки лимской фасоли тупой стороной ножа. Так они…

‒ Что, лучше отдадут свою силу зелью?

‒ Да нет. Так они не укатятся.

Я попробовал придавить, но один стручок, как живой, выскользнул из-под ножа и упал на стол.

И Софа не засмеялась! Она тихонько вздохнула и придвинула мне свои уже нарезанные стручки.

За экзамен мы оба получили оценку «хорошо». И после этого подружились.

* * *

Что было потом?

Много всего. В конце первого курса я никогда бы не сдал ботанику, если бы Софа не сидела со мной три ночи перед экзаменом. На втором курсе я всё-таки втолковал ей, что такое мениск (не коленный, а тот, который на поверхности растворов). На день рождения подарил духи собственного сочинения. Они пахли цветущим лугом, но через час этот запах в один миг сменялся на запах навоза. В ответ Софа украла мою модель скелета и переназвала там все кости. Над моим ответом на экзамене смеялся даже профессор.

В конце третьего курса я внезапно понял, какая Софа красавица.

Оказалось, что волосы у нее ‒ как шёлк. (Это на ощупь, на цвет ‒ как золото.) Глаза карие, как мой лучший сплав бронзы. Губы ‒ вкуса сидра.

Сидра ‒ это потому, что мы с ней тогда пили сидр и целовались.

Был июнь. Летние экзамены только что закончились, мы празновали свою свободу, жгли костёр в саду за алхимическим корпусом. Всё было хорошо, очень хорошо, даже прекрасно, но внезапно я почувствовал ужасную панику. Я никогда до этого не был с девушкой. А вдруг бы Софа надо мной посмеялась? И я убежал, наврав ей что-то про экстракцию, которую надо срочно закончить.

На следующий день я пошёл в публичный дом. Да. Можете смеяться надо мной. Тем более, что внутрь я так и не зашёл, просто час смотрел на окна, пытался убедить себя, что это будет просто эксперимент. Зато меня там увидел знакомый, и на следующий день уже весь Университет знал об этом. Ну и Софа, конечно. Она просто выгнала меня, даже слушать не стала.

Мы снова стали разговаривать только через полгода. К этому времени базовый курс природной магии закончился, я учился на алхимии, Софа ‒ на зоологической магии. Ей очень по душе были ящерицы и гекконы.

На шестом курсе я на спор растворил статую основателя Университета, которая стояла во дворе, и меня отстранили от занятий.

Моё дело разбирали в ректорате и на специальной комиссии, а я сидел в своей комнате один. Наверное, я бы сошёл с ума, если бы Софа, уезжая на практику, не отдала мне свою клетку с солнечными гекконами. Их надо было кормить через каждые три часа и по очереди выставлять на солнце. Я так полюбил этих гекконов, что даже забрал одного себе.

* * *

Каким-то чудом мне всё-таки дали диплом, и я стал практикующим алхимиком.

Прошёл год, потом ещё один. Вы считаете? Всего с нашего знакомства с Софой прошло восемь лет.

Софе уже было мало живых ящеров и гекконов, она переключилась на мёртвых. Стала искать в земле кости древних допотопных ящеров. Какие-то из них, по слухам, даже умели летать.

Вместе со студентами Софа плавала по рекам и смотрела, где там эти кости торчат из земли. На все призывы найти себе занятие поумнее не реагировала. Костей, естественно, не находила. Но её такие вещи остановить не могли.

И вот Софа была в очередной экспедиции. Вернулся один из её студентов ‒ побитый, со сломанной рукой. Все зашептались, что Софа, наверное, попала в беду. Строго говоря, спасать Софу ‒ не моя работа, но кроме меня браться за неё никто не спешил.

Я расспросил студента и нашёл Софу в крошечном посёлке на Северной Двине. Точнее ‒ в палаточном лагере, который они построили в трёх верстах от посёлка.

Всё было куда серьёзней, чем я думал. Во-первых, Софа всё-таки нашла своего ящера. Во-вторых, местные почему-то люто её ненавидели. Они говорили ей убираться, и Софа в принципе не прочь была убраться, но только вместе со своими костями. Но кости надо было вывозить на лошадях, а лошадей у Софы было только две, и больше ей не давали. Она приходила к старосте за лошадьми, а староста снова говорил ей убраться, и всё начиналось сызнова.

В-третьих, Софа от этого непонятного сидения буквально на себя стала не похожа. Как будто кто-то украл ту Софу, которую я знал, и вместо неё подсунул эту новую, бледную и печальную.

Что ж, я пошёл в деревню, общаться с местными. Самое время было пустить в ход красноречие. Другого оружия у меня всё равно не было.

Когда вернулся в лагерь через час, Софа смотрела на меня с какой-то глупой надеждой.

‒ Ну что?

‒ Ничего страшного, ‒ сказал я. ‒ Они просто думали, что ты хочешь призвать Вельзевула.

‒ Вельзевула? Ужас какой, почему?

‒ Эта гора у них вроде как нечистым местом считается. Раньше тут жили какие-то шаманы или не знаю, кто. Так что им не нравится, что ты тут копаешь. А недавно в деревне две коровы умерли. Ну, тут уже все о сглазе и порче стали говорить. Знаешь, как это бывает.

Но Софа, похоже, не знала.

‒ Как же так. Я же рассказывала им, что мы учёные, что мы ищем допотопных зверей. Я даже показывала им рисунки этих зверей. Даже подарила старосте один рисунок.

‒ Софа, ты переоцениваешь. Здесь люди простые, всех этих модных вещей не любят. Они новости узнают, когда видят профиль нового царя на монетах.

‒ Но они же согласились!

‒ Да на что они согласились? Наверное, подумали, что ты сумасшедшая. Ну решили, раз безвредная и молоко у них покупаешь ‒ и ладно.

‒ И что же теперь делать? ‒ спросила Софа совсем упавшим голосом.

И тут настал мой звёздный час.

‒ Не волнуйся. Я уже всё уладил.

‒ Как уладил?

‒ Я сказал, что ты просто ищешь золото. Они мне поверили.

‒ А Вельзевул как же? ‒ с сомнением спросила Софа.

‒ Они про него сразу забыли, когда я пообещал пожертвовать часть золота общине. Я давно заметил, что материальное у людей превалирует над духовным…

Но Софа не дала мне развить эту прекрасную мысль.

‒ Да, но где мы теперь возьмём это золото?

‒ Не волнуйся, золото будет.

‒ Где? У меня здесь нет ничего. У тебя ведь тоже?

‒ Я не ношу с собой золото. Хотя я не против, чтобы ты поискала в карманах. Нет, не в этом, пониже. Ой, ну зачем же по лицу бить. Никакой благодарности от тебя не дождёшься.

И тут Софа засмеялась.

Я пока не говорил вам ничего про её смех. Оттягивал это сколько мог, но дольше уже нельзя.

О смехе Софы вам надо знать две вещи ‒ хорошую и плохую. Хорошая ‒ это то, что Софа иногда смеётся от неожиданности или даже от злости. В общем, смеётся она часто, а плачет редко. Я знаю Софу больше десяти лет, но она ни разу при мне не плакала.

Вот, а плохая вещь ‒ это сам смех. Возможно, когда-то давно кто-то сказал Софе, что она смеётся слишком громко и неженственно. И с тех пор она стала смеяться как-то преувеличенно по-девчачьи. Как-то вот так: «хи-хи-хи». Впечатление иногда бывает жуткое.

‒ Так всё-таки откуда мы возьмём золото? ‒ спросила Софа, отсмеявшись.

‒ Получим сами. Здесь же есть сероводородный источник?

‒ Да.

‒ Вот и славно, ‒ сказал я, потирая губу. ‒ Ну а железа у тебя, к счастью, достаточно. Значит, мы сможем приготовить пирит.

На следующий день я занялся пиритом прямо с утра. Сначала перегнал раствор селитры с квасцами, медным купоросом и сухой вытяжкой перьев грифона. Так у меня получилась свежая царская водка ‒ достаточно крепкая и злая, чтобы растворить и умягчить железо. Дальше надо было сделать тонкий порошок железа. С этим я тоже справился, благо сито Воронцова у меня с собой было. Никуда без него не езжу.

Ну а дальше началось самое интересное. Через растворённое королевское железо я пропускал сероводород, а полученные кристаллы пирита откидывал на чистую льняную ткань. Здесь самое сложное было ‒ найти нужную температуру и количество сероводорода. (Вам я его не назову. Чёрта с два!) Если сероводорода будет слишком мало, вместо пирита будет выпадать сульфид железа. Его-то за золото не выдашь ни при каких раскладах. Он вообще чёрного цвета.

Сероводородом, конечно, пахло ужасно, но Софа всё равно заходила ко мне несколько раз. Я ждал, что она скажет что-то. Например, как она мне благодарна. Или как я хорошо управляюсь с мехами. Но она вместо этого сказала:

‒ Что-то ты совсем тощий стал.

А потом ещё:

‒ Если хочешь супа, я там на пенёк поставила.

* * *

Пирита у меня получилось целое ведро. Кристаллы крупные и исключительно красивые, по цвету ‒ точь-в-точь, как волосы Софы. Ну или как золото, кому как больше нравится. Раньше у меня такие красивые ни разу не выходили.

Софа увидела мой пирит и сразу заулыбалась, подобрела. Я всегда знал, что золото ‒ лучшее успокоительное. Даже если оно фальшивое.

‒ Это так странно. Он даже больше похож на золото, чем настоящее золото, ‒ сказала Софа, задумчиво перебирая кристаллы.

‒ Его называют «золото дураков».

‒ Я знаю, ‒ ответила Софа. ‒ А может быть, это люди дураки, что назначили золотом не тот материал.

Я хотел сказать, что пирит совсем не ковкий и при нагревании и вовсе распадается, но промолчал. В тот момент это было несущественно.

Мы с Софой были в палатке вдвоём. Между нами в ведре ‒ мой пирит, наш пирит. За стенками палатки ‒ лес и река. И ни одной души вокруг (не считая Софиных студентов, но кто же будет считать студентов в такой момент).

Я приехал к ней, чтобы спасти, и уже почти спас. Она улыбалась мне так, как давно не улыбалась. Как будто не было всех этих глупостей, что мы натворили за время знакомства. Как будто, непонятно за что, нам подарили второй шанс.

‒ Может, выпьем вина? ‒ спросил я. ‒ Надо же отметить. Где тут у тебя штопор?

‒ У меня нет штопора. Возьми нож для бумаг, там на столе.

Я подошёл к её столу, сразу увидел нож. Он лежал поверх конверта.

Конверт был запечатан и подписан, получателем письма значился некий Рудольф. Отправителем ‒ Софа.

Я проглотил комок в горле. Мне она не написала из своих экспедиций ни одного письма. Я вернулся к Софе, открыл вино, разлил по стаканам. Она улыбалась всё так же ласково.

‒ Предлагаю тост. Чтоб нам и дальше так везло! ‒ сказала она.

Мы выпили.

‒ Спасибо тебе, Лев. Без тебя я бы тут совсем пропала. Не знаю даже, как тебя отблагодарить.

‒ Всё просто, ‒ сказал я как можно спокойнее. ‒ Мне нужны кости твоих летающих ящеров.

‒ Зачем? Я думала, ты в это всё не веришь.

‒ Я подумал, что эти кости должны быть удивительно лёгкие и прочные. Я хочу сделать материал, похожий на них. Мне нужно совсем немного. Какой-нибудь обломок подойдёт.

Я уже сам слушал себя с некоторым удивлением. Надо же, как я складно могу врать, если захочу.

‒ Вот как. А я думала, ты приехал мне помочь, ‒ сказала Софа.

‒ Нет. Точнее ‒ не совсем. Я совмещаю приятное с полезным. Подумал, раз уж я здесь, почему бы не выручить старушку Софу. На твоего Рудольфа ведь никакой надежды нет, верно?

‒ Конечно, кости я тебе дам. Но мне тогда оставь кусок пирита, пожалуйста.

‒ Да, конечно. Мне не жалко. А зачем он тебе?

‒ Как зачем? На память.

Мы допили вино. И я внезапно стал собираться. Если говорить честно, то это было бегство, даже почти предательство. Передачу пирита теперь Софе предстояло проделать без меня. Но мне уже и без этого было тошно.

* * *

Самое смешное, что у меня и впрямь получилось воссоздать структуру костей.

Это оказалось несложно. Сначала я засыпал влажным мелом все поры в кости и обжёг заготовку в печи. Кости рассыпались пеплом, а мел остался ‒ в точности по форме пустот. Потом эту меловую заготовку я облил каучуком с мелкой серебряной стружкой и дал ему застыть. И наконец, обработал пара́ми кислоты ‒ тут уже мел растворился. Получилось пористое каучуковое тело ‒ лёгкое и прочное.

Я так всем этим увлёкся, что даже не грустил из-за Софы. По ночам она, конечно, снилась мне ‒ с волосами, золотыми, как пирит, с губами, алыми, как корунд. Но днём я о ней почти никогда не думал.

Три месяца спустя материал был готов.

Когда есть такой чудесный лёгкий материал, то просто невозможно не сделать летающую машину. Этим я и занялся. Не один, конечно. За инженерную часть отвечал Борис с физической магии. Мне надо было только сделать длинные доски и загнуть их особым образом.

Борис вообще оказался человеком предприимчивым. Он был знаком с великим князем Михаилом и сумел заинтересовать его нашей машиной. Князь принял у себя нас двоих, и мы два часа говорили о прогрессе и новых магических изобретениях.

Его дочь княжна Евгения пожелала изучать физическую магию под руководством Бориса и алхимию под моим руководством.

Наконец, летающая машина была готова. Испытания назначили за городом. Вроде бы всё держали в секрете, но народу всё равно оказалось много. Неожиданно в толпе я увидел и Софу. Она стояла с Александрой и незнакомым мне молодым человеком.

Наша машина взлетела плавно и красиво, хоть и медленно. А вот падать стала, наоборот, ‒ быстро, бестолково. Хорошо хоть подняться успела невысоко и упала на кроны деревьев, водитель отделался переломом ноги.

Я не увидел ни дыма, ни огня, ничего вообще, что указывало бы на какую-то неисправность. Только стая мотыльков выпорхнула из кабины.

Борис едва ли не рыдал. У меня на душе тоже было горько.

В этот момент Софа, уже не скрываясь, подошла ко мне.

Она ведь мотыльковой магией давно не занимается, подумал я. Вся теперь с ящерами и гекконами. Тяжело ей пришлось, губы вон до сих пор синие. Чёрт, что за мысли в голову лезут в такой момент.

‒ Снова мотыльки, ‒ сказал я вслух. ‒ Ты повторяешься.

Прошел почти год с того вечера в её палатке. Мы расстались тогда хоть и не возлюбленными, но друзьями. Так почему же встретились сейчас ‒ врагами?

‒ Не было цели тебя впечатлить, Белов, ‒ пожала плечами Софа.

‒ А зачем тогда? Это было некрасиво. Даже зло. Я не думал, что ты такая злая.

‒ Просто я подумала…

‒ Что ты подумала?

‒ Что тебе эта должность не нужна. Вот что.

‒ Неужто ты мне позавидовала? ‒ удивлённо спросил я.

Софа никогда не отличалась ни честолюбием, ни завистливостью.

А может, приревновала?

Когда мы с княжной перешли к практике по зельям, её привозили ко мне в университетскую лабораторию. Карета с гербами стояла прямо там, у подъезда. Бывало, что в перерывах мы выходили в сад, тут уж тем более каждый мог нас видеть.

Выходит, Софа могла приревновать?

Эта мысль меня немного утешила тогда. Но не полностью, конечно.

Я был очень зол на Софу, по-настоящему зол. И было обидно, что вот я так долго грустил из-за барышни, а барышня эта оказалась настоящей змеей, хоть сейчас на эмблему лекарского факультета. Ничему жизнь меня не учит, думал я по дороге домой. И волосы у неё не как пирит, совсем не похожи. Скорее на медь похоже, на медную проволоку. Эта проволока такая же колючая бывает.

К великому князю нас, ясное дело, больше не звали, Борис к своей задумке тоже охладел. Я поехал на Север смотреть новые месторождения апатитов.

В общем, о заговоре князя Михаила я там и узнал.

Вы, может, уже не помните об этом, но дело тогда было громкое. Шутка ли ‒ сам брат государя решил против него выступить. Даром что двоюродный.

Михаила, правда, только лишили титула и в дальнюю губернию сослали, а вот всех его приближённых гребли широким неводом. Разбираться, кто знал о заговоре, конечно, было недосуг. Многих послали на каторгу, а кое-кого ‒ и на виселицу.

Прелестную Евгению, к счастью, обвинять не стали, она уехала с матерью за границу. Даже написала мне оттуда письмо, очень трогательное. А через полгода вышла замуж за какого-то английского баронета.

Ну что вам сказать? Я начинал писать благодарственное письмо Софе четыре раза. И четыре раза всё выбрасывал. То мне казалось слишком слащаво, то слишком пафосно, то сухо.

Потом решил, что время уже упущено. Решил послать ей письмо к Рождеству и там написать и о заговоре, как бы невзначай. Мол, надо же, как неожиданно и удачно вышло, спасибо тебе, дорогая Софа.

Но она написала мне раньше. Я долго смотрел на нарядный конверт, не решаясь распечатать. А оказалось, там и не письмо вовсе ‒ серебряный квадратик, пахнущий дурацкой сиренью.

Приглашение на свадьбу Софы. Её мужа звали не Рудольф, и я его вообще не знал.

* * *

Я приехал на свадьбу почти вовремя.

Происходило то, что я ненавижу больше всего, ‒ разговоры и бессмысленное хождение. Людей было много, бо́льшую часть я не знал.

Хорошо, что Софу я увидел почти сразу. Она была в кружевном платье цвета свежеосаждённого хлорида серебра. Возле ключиц воротник платья почти сливался с ее кожей, и казалось, что плечи Софы поднимаются из пены. Волосы убраны в высокую причёску, украшены чайными розами.

Я протянул ей букет, она сразу чихнула. Потом ещё чихнула. И ещё раз.

‒ Прости, я забыл, что у тебя аллергия на лилии!

Я репетировал эту фразу по дороге, но вышло всё равно неестественно.

‒ Ничего страшного, ‒ ответила Софа.

Она как будто совсем на меня не разозлилась. И вообще ‒ выглядела невыносимо умиротворенной и счастливой.

‒ Софа, мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, давай выйдем на балкон, ‒ сказал я, когда она избавилась от букета.

‒ Белов, ты что? Здесь вообще-то моя свадьба. А вон тот, во фраке. Видишь? Это мой жених, будущий муж. Какие, к чёрту, балконы?

‒ Будем считать это экспериментом. Чего стоят все ваши клятвы, если ты даже не можешь выйти на балкон со старым другом. Разве можно вступать в брак вообще без доверия?

И тут Софа, наконец, засмеялась. Я не слышал её смеха так давно!

‒ Ну хорошо, ‒ сказала она, ‒ только ненадолго.

Она подошла к жениху. Я следил за ней глазами. Было всё так же шумно, он наклонился к ней, она привстала на цыпочки, держась за его плечо. Смотреть на это было невозможно, просто невозможно. Поэтому я оглядел залу. Всё было роскошно убрано, всюду горели свечи. Похоже, жених Софы неплохо раскошелился. Во всех вазах стояли её любимые цветы, похожие на белые запятые. Я вот опять забыл, как они называются, а жених сумел их купить.

Промелькнула мысль, что я недостоин Софы, что она будет счастливее с ним, но я её отбросил. Это было сейчас несущественно.

Наконец мы с Софой вышли на балкон. Там, наверное, было прохладно. Во всяком случае, я сразу начал дрожать.

‒ Софа. Я просто хотел сказать, что очень благодарен тебе. Я тогда ничего не понял. Но ты же буквально… Ты спасла мне жизнь.

‒ Ну что ты, право.

‒ Ты знала о заговоре?

‒ Догадывалась, ‒ кивнула Софа.

‒ Спасибо тебе!

‒ Ничего. Считай, что мы теперь квиты. Ты ведь тоже меня спас ‒ тогда с пиритом.

‒ Нет, мы не квиты. Ты спасла меня ещё раз, когда дала мне гекконов.

‒ Кстати, как он поживает? ‒ спросила Софа.

‒ Он поживает хорошо. У моих родителей. Софа, послушай меня. Тебе не нужно выходить за этого… как его.

‒ За Алексея.

‒ Вот, тебе не нужно выходить за Алексея. Тебе нужно выйти за меня. Да, я не так богат, но это временно. Я могу продать много своего лёгкого материала. Я это сделаю, потому что ты нужна мне, Софа. Все открытия мира ничего не стоят без тебя. Когда я что-то придумываю, мне всегда первым делом хочется рассказать об этом тебе.

‒ Ты никогда мне этого не говорил, ‒ тихо ответила Софа.

‒ Зато теперь сказал.

Внизу в парке зажигали фонари.

‒ Мне кажется, ты просто хочешь испортить мою свадьбу, ‒ задумчиво сказала Софа.

‒ Да нет же. Если бы я хотел испортить твою свадьбу, я бы взорвал торт, например. Или подмешал бы что-то в фейерверки. Вы же будете делать фейерверки? Можно добавить туда вытяжку из семян пустырника, тогда от их запаха всех будет клонить в сон. Да я знаю миллион способов, которыми можно испортить твою свадьбу!

‒ Я поняла. Да, очень доходчиво.

‒ Прости! ‒ выпалил я.

Разговор у нас очевидно не клеился. Но я не готов бы сдаться так просто.

‒ Ты просто хочешь выйти замуж мне назло!

Она покачала головой.

‒ Нет, вовсе нет. С чего ты так решил?

‒ Не знаю, я часто делал что-то тебе назло.

‒ И что же? ‒ быстро спросила Софа.

‒ Ну, на самом деле ‒ почти всё, ‒ честно сказал я, ‒ я всё делал или тебе назло, или чтобы впечатлить тебя, или чтобы не думать о тебе.

Софа стояла очень близко, облокотившись на перила. Очень близко, но поцеловать её мне было нельзя. А через час ‒ будет уже совсем нельзя навсегда.

‒ Софа, ты просто не можешь так со мной поступить. Без тебя ничто для меня не имеет смысла. Всё золото ‒ будто золото дураков.

Фонари уже все горели, парк был полностью освещён.

‒ Хорошо, ‒ вдруг сказала Софа, ‒ я согласна.

И в следующую секунду мы уже спускались по пожарной лестнице. Потом побежали по саду. Софино белое платье хлопало на ветру.

‒ Всё, я больше не могу, ‒ сказала Софа, когда мы вышли через боковую калитку. ‒ Давай вот тут посидим на скамейке.

‒ А твой жених? ‒ спросил я. ‒ Он не будет гнаться за нами?

‒ Не думаю. Вообще-то это актер. Господин Ненайденко из Императорского театра. Хорошо, что ты в театр не ходишь. А то бы узнал его.

‒ Из театра? То есть ты наняла его, чтобы он играл твоего жениха?

‒ Ну да. А то сколько бы ты ещё собирался.

‒ Так что ‒ и свадьба была ненастоящая?

‒ Нет, свадьба как раз вполне. Все приготовления обошлись мне довольно дорого. Так что придётся тебе сделать очень много твоего лёгкого пористого материала. Но только не пирита, хорошо? С золотом дураков нам пора покончить.