Читать книгу Во славу Бориса и Глеба. Коллективный сборник участников Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры в г.Борисоглебске Воронежской области - Сборник - Страница 4

Давила мне ладонь десница командора,

Ах, тяжела его стальная длань.

Свалила боль меня, и каменная шпора

Впилась в мой бок – Дон Альвар, перестань!

О, я всегда слыхал его шаги,

Они звучали за моей спиной,

Я знал, конечно, он мои грехи

Записывал за мной.

Мне нравилось присутствие его,

Оно будило гордость и отвагу,

Достаточно мне было жеста одного —

И мой соперник попадал на шпагу.

Я упивался хохотом своим,

И молодою ловкостью всех членов,

Я звал тебя, вершитель Элоим,

И уходил, как тать, из плена.

Но, кажется, сегодня твой черед,

Рукопожатие больней смертельной раны,

О, тяжело, сжимает сердце лед:

«Пусти мне руку… …гибну – …Донна Анна»!

Мальчишка смотрит,

Как высоко

Трепещет голубь

В небесах,

Глаза распахнуты

Широко,

Звучат хлопки

В его ушах.

Он забирается

Все выше,

И мачта,

И квадрат двора,

И мира шум —

Все тише, тише,

И мельче

Наша детвора.

Еще мгновение —

И размоет,

Его, безумца,

Неба синь,

Каких усилий

Ему стоит,

И как бесстрашен он!

Покинь

И ты

Земли пределы,

Начни, как голубь,

Свой полет,

Пусть станет

Невесомым тело,

Пусть страх твой

Навсегда уйдет.

Ведь ты рождаешься

Крылатым,

Недаром сердце

Рвется ввысь

За голубем,

Мечтой богатым,

И ты к своей мечте

Стремись.

Садилось солнце в океан,

Вода свинцово потемнела,

На это дышащее тело,

Спустился сумрака туман.

Минута горестной тоски,

Среди Всемирного молчания,

И тонкий яд воспоминания.

Как узы смерти велики!

Сегодня ветер нищ,

Едва листву колышет.

Он парниками дышит

И травами с кладбищ.

Вчера был ветер звонок.

Он пыль принес с полей.

Скакал у тополей,

Как резвый жеребенок.

Намерения скрывают лица

Изменчивого бытия.

Давно упразднена граница

Условностей, и жизнь твоя

Не стоит медного гроша,

Когда купюрами шурша,

Ты слушаешь едва дыша,

Как делаются ставки.

Здесь три шестерки,

Три туза,

И скрыта козырная дама,

Ее бесстыжие глаза

Сквозь дымку серого тумана,

Глядят пороком и тоской.

И слышен, слышен голос твой —

Поверженный печальный бес —

Блудниц хозяин и повес.

Тебе отведена граница

Преступных и полезных дел,

И попущений вереница

Имеет в Божестве предел.

Но нет границ людских падений,

Свободный, гордый человек,

Тебя обставит злобный гений,

В коварный и преступный век.

Я хотел бы жить с тобою,

Посреди полей под небом,

С той российской голытьбою,

С молоком и черным хлебом.

Чтобы ты была простушкой,

В белом ситцевом платочке,

Чтобы на часах с кукушкой,

Вместо цифр стояли точки.

Чтобы в летний день воскресный,

Колокол звонил к обедне,

И в церквушке нашей тесной,

Ты стояла бы последней.

В долгой складчатой юбчонке,

Тихо зажигая свечи,

Длинною рукою тонкой,

Осеняя лоб и плечи.

В твоем лице монгольские черты,

Степного ветра молодые стрелы,

Раскосый взгляд миндальной красоты,

Загаром отшлифованное тело.

Не важны для тебя ни дом, ни сад,

Изгиб стопы прекрасно помнит стремя,

Покой оседлости тебе как яд —

Твоя семья – кочующее племя.

В твоем лице я поклоняюсь всем,

Смотрящим в горизонт, где неба своды,

Великим сочинителям поэм,

Певцам пути, певцам свободы.

Всходило солнце в шесть утра,

Сначала освещало раму,

Затем портьеру, часть ковра

И спящую тихонько маму.

Свет огибал овал плеча,

Изгиб руки, волос колосья,

И яркость первого луча,

Делила мир на до и после.

Из ритуалов всех

Люблю один,

Когда, склонившись,

Раб и господин,

Друг перед

Другом,

Закрытые священным

Кругом.

Один благословляет,

Сложив перста,

Другой смиряет

Мятежные уста —

Хвала, хвала тебе,

Судьба, —

За рабство царственности —

За царственность

Раба.

Останься, нам, инокиня,

Почитай псалтырь,

Но молитвою не зови меня

В монастырь.

Монаху – Бога молить,

Старухе – на смерть глядеть,

Женщине – волной ходить,

Мертвецу – в склепе сидеть.

Останься, нам, инокиня,

С рукописным требником,

Крестиком осени меня,

Укажи поребриком

Дальнюю дорогу,

По брусчатой мостовой,

Подорожная к Богу,

У нас с тобой.

И я выходил

При луне на дорогу,

Мне ангелы шли,

Косяками навстречу,

Я сети готовил,

Обертывал тогу,

Оружием были бессвязные речи.

Я понял, что нету

Возвышенней цели

Ходить без клинка

До созвездия рыбы

И слышать звучание

Виолончели

От звезд и галактик,

И видеть изгибы,

Бегущих лучей

Сквозь дырявые сети,

И чувствовать тяжесть

В руках от улова.

Я древний рыбарь,

Мое счастье на свете —

От ангелов слышать

Заветное слово.

Войди в удел людей счастливых,

Где теплятся лампады у икон,

Где трепет целований молчаливых

Перемежает поясной поклон.

Войди в покой —

Причастницы перед причастием.

Ты руку левую скрести другой рукой.

Постой, смиренная, за счастьем.

Ни у кого не смей просить

Ни серебра, ни злата.

А если станут поносить,

Всем отвечай, что ты богата.

Тебе открыты зрение и слух,

Но существуют тонкие предметы:

Ромашки контур, сном залитый луг,

Травинки по утрам в росу одеты.

Есть связь между словами и листвой,

Есть смысл в движении предметов.

Весь этот мир меня роднил с тобой,

Загадок полный и ответов.

Была ты Слово или Птица,

Звезда иль лучик от нее.

Мне это все ночами снится,

Как мята под ноги ложится…

Когда-то было имя у нее…

Мы просто шли,

Тропой тенистой сада,

Мы шли через века,

Несли свою любовь.

Любила стены ты

Старинного Царьграда,

А я на Рим

Заглядывался вновь.

Мы просто шли,

Мы век не выбирали,

Он оказался ростом

Невелик —

Ты телом шла вперед,

Душою – по спирали,

Когда внезапно он возник.

Вдруг стало тесно,

Душно у перрона,

Ты сразу поняла,

Что он похож на Рим,

Времен правления

Нерона

И страха, связанного с ним.

Ты поднялась,

Крестом сложила руки.

Подумал я:

Так действует любовь,

Которая в пути

Не ведает разлуки

И, умирая,

Воскресает вновь.

Вечером сквозит прохлада,

Подбирается, как тать,

Темная моя услада —

Ночь – мать.

К полуночи забудусь делом,

Не увижу, как сама,

На стене сияет белым

Ночи тьма.

Безжизненно осиротело,

Холодом придет зима,

И протянется над телом

Ночи тьма.

Трепещут под ветром

Разные флаги.

Не царей, не церквей,

А рабов.

Ты оставайся верен

Присяге,

Древних стягов

И древних гербов.

Крылатой душе,

Дружившей с ветрами,

Не с нашими мелкими,

А теми, из бурь.

Не стоит греметь на ветру

Кандалами,

Надо реять под ветром,

Где неба лазурь.

Как будто бы вернулись

Лихие времена,

В расстрельный список

Я внесен доносом.

Все так же подло кружит сатана,

И вертит вездесущим носом.

Вернуть бы вас туда,

В тридцать седьмой,

И разрешить писать о людях церкви,

Тогда бы кровью захлебнулся город мой,

И ужасы моей страны померкли.

Виной всему борьба идей,

Возвышенных идей и мерзких.

По левой стороне идет плебей,

Источник мыслей грубых, дерзких.

По правой, голову склоня,

Идет Россия в камилавках, рясах,

И он наганом целится в меня,

Уже убитого на Соловецких трассах.