Читать книгу Возвращение с Лоэн. Роман - Сергей Аданин - Страница 9

Лоэн, получившая передышку, как бы исчезла для самой себя – на время. После того, как ушли врачи, она долго сидела, глядя вникуда. Страшная догадка поразила её настолько, что она «выключилась» и не могла опомниться. «Как же так? Как же так?» – звучало у неё в голове, и дальше она не могла думать. Сердце билось у неё в груди, как в глухую стену, она не могла остановить его тяжёлого пульса. Она вдруг поняла абсурдность своего сопротивления, своей агрессии, своих притязаний, как будто ей вернули зрение, и она увидела перед собой чёрную пустоту, а надеялась увидеть облака и солнце.

Плакать она не могла, выплакала всё – и гнев, и унижение, жалость к самой себе, и страх за Джеральда, и мечты о возвращении домой. Как будто холодным лезвием ножа обрезали ей все нервные окончания. Осталась только гнетущая пустота сознания – без надежды и страдания, сознания того, что она – мертва для этих людей, и что они раздавят её, когда захотят. Если бы Рой Мелли понял тогда, что происходит в душе Лоэн, он мог бы считать, что добился своего, и ему ничего не стоило бы доконать её – довести до самоубийства или лишить рассудка, воли.

Однако Рой ничего не понял, он оказался настолько слеп, что упустил свой шанс, побоявшись нарушить предписание Реда Беннера и прослыть в глазах сослуживцев жестоким человеком. Он дорожил своим реноме и не хотел, чтобы кто-то усомнился в его справедливости, в правильности его действий. Нет, Ред Беннер не только не удружил ему, он – да, почти сорвал дело, поскольку для деятельной натуры Лоэн нескольких дней передышки вполне хватило для того, чтобы хоть в какой-то степени трезво оценить ситуацию – шок, который она испытала, только на время сделал её бессознательной куклой, но потом подействовал благотворно, вылечив от иллюзий. Однако переносила она это крайне болезненно.

В течение двух суток после визита врачей она лежала в своей кровати, не двигаясь, и не реагируя ни на что. Еду, которую ей приносили в завтрак, уносили в обед; то, что приносили в обед – забирали в ужин, и так далее. Из оцепенения её вывел «загулявший» тропический ураган, разбушевавшийся ночью за окном её каморки. Порыв ветра страшной силы выдавил стёкла из рамы и вместе с ливнем ударил Лоэн прямо в лицо, сбросив со стола чашки с едой, сорвав с неё покрывало, разметав по комнате всё, что можно. Лоэн инстинктивно перепугалась и – вскочила на постели, но – у неё закружилась голова, и она стала падать. Упала очень неловко, расцарапав о кровать спину и больно ушибив бедро. Испуг был такой сильный, что она ничего не понимала в первые мгновения, а потом, схватив шевелящуюся под ветром простыню и закрыв ею грудь, как будто кто-то мог заглянуть в разбитое окно, держась руками за стены, пробралась к ванной комнате, и, скользнув туда, просидела там несколько часов, пока ураган не кончился, и не наступила внезапная тишина. Да такая, будто ливень смыл весь город, а вместе с ним и всё человечество, всё живое, и некому было нарушить её хотя бы шорохом или дыханием.

Лоэн с опаской выглянула из ванной – комнату было не узнать, как будто в ней разорвалась граната. Она прошла в свой угол, осторожно ступая босыми ногами, чтобы не порезаться о стёкла, нашла с трудом свои сандалии – небольшой гардероб, который они взяли из Эннау, был при ней, – подобрала первую попавшуюся одежду, оделась, и стала наводить порядок. В окно веяло влажной прохладой, на небо высыпали крупные звёзды. Лоэн будто бы искупали в ключевой воде, и она, дрожа всем телом, ползала по комнате при свете ночника и собирала вещи, выметала щёткой, которую нашла, когда сидела в ванной, осколки и прочий мусор. Окно ей, конечно, поутру вставили, но Лоэн надышалась прохладным, влажным и чистым воздухом Риноса – как напилась живой воды из волшебного источника.

Организм её требовал поддержки и заявлял о себе голодными спазмами… Сначала она ела помаленьку, а потом ей уже не хватало того, что приносят. Подсобные служители Департамента – в основном это были пожилые люди – заставали Лоэн в глубокой задумчивости, им было жалко её, хотя они и боялись признаться в этом – не то, что друг другу, но и себе. По Департаменту ходили чудовищные домыслы об этой «особе», которая наверняка была также развратна, как и красива.

Между тем, Лоэн, чтобы избавить себя от мучительных размышлений о судьбе Джеральда, решила, что он всё-таки жив и здоров и в конце концов вызволит её отсюда. Она гнала от себя мысли о том, что Джеральд мог умереть, или что-то в этом роде. Но «я здесь, а он неизвестно где» – время от времени подкатывало тяжёлым комком к горлу, и было так больно, будто его резали. Слёзы давались ей теперь так болезненно, что она стонала – солёные реки её лучезарных глаз истощились, но не истощились пока её страдания…

В человеке задумано всё гармонично. Если у него кончаются слёзы – значит, должен наступить и конец страданиям, либо сойти на нет восприимчивость к ним. Если страдания чрезмерны, они иссушают нервы, искажают для человека реальность и могут надломить его… Нет, наверняка Ред Беннер не подозревал, какое благо он совершил для Лоэн, что дал ей передышку на несколько дней. Всё-таки, не смотря ни на что, она внутренне собралась и даже как-то успокоилась. Она ждала, что всё это когда-нибудь кончится. Она приказала себе не думать о самом худшем, втайне надеясь на чудо – что двери вдруг откроются, и войдет Джеральд. А не этот… Она всегда верила в чудо, с тех самых пор, как помнила себя. Она даже не в шутку, а всерьёз – на всякий случай – молилась в душе всем богам туземцев, чтобы и они пришли ей на помощь…

Рой Мелли тоже не терял времени даром. Пока нельзя было «работать» с Лоэн, он более плотно занялся «версией», которая у него в голове сама собой уже начала складываться. В её «объективности» у него даже и сомнений не возникало – слишком узкий «коридор» для вариаций. Он более плотно занялся и капитаном авиалайнера, доставившего сюда этих странных «гостей». Пилот шёл как свидетель – пока. Его временно – тоже пока – отстранили от работы, и он сидел «под подпиской» в Риносе, в своём доме, исправно являясь на дознание. Его показания были путаны, в своё оправдание он сказать ничего не мог, хотя и улик против него не было – прямых улик. Но Рой был уверен: всё указывает на определённый «интерес». Но пока он не нашёл ничего примечательного – кроме того, что этот пилот несколько лет назад был тоже «временно отстранён» за то, что без всяких разрешений согласился вывезти из резервата двух каких-то девиц, которые мечтали жить в Теонии, а не на «скотском ранчо» своих родителей в окружении туземцев. Это кое-что, конечно, значило в смысле характеристики этого типа, но Рой в своих предположениях шёл гораздо дальше. Ему грезилась «сеть». То есть разветвлённая, хорошо укрытая, со своими «тайными высокими покровителями». Преступный синдикат, организующий полёты в колонии, с «доверенными группами» в самих колониях. Цель? – да просто всё: золотишко. Нажива. Там золото моют, сюда везут. Там много, наверное, людей, мечтающих жить в Теонии и её федератах – в красивых домах. А не в дебрях. Золото и «цивилизация». Вы нам – золото, мы вам – цивилизацию.

Но в какой-то момент Рой оставил пилота в покое – пока. Тот не будет говорить, пока не заговорят «главные герои» – Лоэн, прежде всего.

В эти дни Рой также более плотно занялся и самими сокровищами – их оценкой, привлёк самых опытных спецов. Но за несколько дней они так и не сумели назвать сумму – всю сумму, в которую можно было бы оценить сокровища. Первоначальная оценка – в сорок миллионов – нуждалась в очень солидной корректировке. Один из оценщиков сказал, что вполне может статься, что общая цена всех этих камней, слитков и «побрякушек» перевалит за сто миллионов. Среди них – образцы блестящей ювелирной работы, предметы, имеющие большую художественную и историческую ценность. Нет, определённо – такие сумасшедшие деньги, превышающие трёхгодовой бюджет Риноса, нельзя «заработать» или получить в подарок… Рой уже видел конец этого дела: художественные ценности поступают в музей, а всё остальное – в казну.

Он пока гнал от себя эти мысли как мешающие делу, но на «заднике» сознания всё равно возникали картины, приятно щекотавшие воображение. «Только скопцы не бывают честолюбивы, – говорил он сам себе, – тем более, в обществе, где рвение „во благо всех“ поощряется».

«Кому по праву должны принадлежать эти сокровища, раз уж они оказались здесь? – думал скапатор. – Конечно же, Риносу. Если не выяснится, что эти двое прихватили из Эннау весь его «золотой запас». «Но это – вряд ли, – в это Рой не очень верил, – есть ли там вообще такое понятие? Скорее всего, это какой-нибудь клад, или сокровища древних храмов и святилищ, и возвращать их не придётся… А этих двух – «на галеры». Чтобы другим неповадно было лезть в резерваты, грабить туземцев и уничтожать их ну очень самобытную культуру». «Ходят в перьях, и пусть – раз им нравится, – почему-то насмешливо думал он. – А вообще-то всё, что в земле зарыто, принадлежит обществу, а не отдельным людям. Если бы у нас это было не так, мы бы сейчас дрались все со всеми – кто больше схватит и чья власть. И в итоге снова бы вернулись в пещеры, – делал вывод скапатор, – откуда и вышли. В дом родной, так сказать».

Было ли это знание личным убеждением скапатора? Он бы, не сомневаясь, ответил: да. Или это было просто вставлено в его сознание? – учителями в школе, окружением… В любом случае, это было его «установкой». Сознательной. А подсознательной? Скапатор не копался в себе. «Самокопание, – он считал, – удел праздношатающихся».

«Сколько на эти деньги можно сделать для Риноса! – мечтал Рой Мелли, – построить общественных зданий, жилых домов, дорог, которых вечно не хватает. Да это просто мощнейший толчок! В Ринос потянется ещё больше людей. В нём будет жить миллион человек, почему нет? И за всем за этим стоит он – скапатор.

«Скапаторчик, – нежно обзывал он себя, – скапаторишка… Да они сделают меня пожизненным „председателем правительства“, умолять будут – ну Рой, чего тебе стоит?». Он с юмором так думал. «Дорогой сын дорогой матери – воплощённая её мечта – на вершине людской пирамиды».

Да, он посмеивался над собой, конечно. Но при этом полагал: «А что плохого в честолюбивой мечте, кому от неё хуже?». «Хотя дело-то такое, – отдавал он себе отчёт, – там, где не просто большие, а очень большие сверхденьги, там и опасно может быть, сверхочень опасно: меня могут убрать». И он намеренно делился этими соображениями с руководством и коллегами. Страховался. И шёл на этот риск с радостью – такое дело выпадает раз в жизни. И оно – меняет эту жизнь. Оно может вознести человека на такую высоту, о которой тот даже не помышлял… И ещё Рой знал точно: тот не достоин власти, кто страшится гибели и поэтому не идет на серьёзный риск. Но пока – всё было «тихо», никаких «воздействий».

«Кто не мечтает, тот не живёт», – говорил себе Рой частенько, – себе и другим. А раз есть мечта, намечаются и цели. Сначала ближние. И начинаешь пролагать путь. Как-то само собой это даже получается. Стоит сделать только шаг к цели, откуда-то берутся силы, которых у тебя раньше не было, энергия особого рода – первопроходческая. И «первопуток» лежит через какую-то Лоэн Мейн – всего лишь «глупую-красоточку-лошадочку».

«Кто она такая? – размышлял Рой, – чтобы вот так, нагло, мне противостоять? Как-то так уж вышло, что Рою никто никогда основательно не перечил. Все уступали его логике, характеру, убеждённости в собственной правоте. Друзья смотрели на него снизу вверх. Он вроде бы и не гордился этим, но исподволь его психический «фенотип» сложился как «фенотип» безусловного лидера. С ним считались все – и преступники, и правоверные граждане. От него веяло «справедливой властью» – несколько отчужденной, правда, но последовательной и бескомпромиссной. И теперь – смешно-несмешно, но Рой не хуже того ребёнка «копил обиды». И был абсолютно уверен, что очень скоро добьётся от Лоэн «покаяния».

Скапатор до поры до времени не беспокоил доктора Эйнбоу, он как будто забыл о своём разговоре с ним. И доктору волей-неволей пришлось углубиться в свои «исследования» Джеральда, опираясь на интуицию и подручные средства, главным из которых стала Дати. Хотя он с беспокойством и надеждой ожидал, что скапатор даст ему разрешение на свидание с Лоэн. Однако в планы Роя Мелли это не входило. Эйнбоу ему был нужен совсем для другого. Он хорошо помнил, что успел ему рассказать док по видеосвязи, но тогда он не придал этому значения. А сейчас его мысль развернулась, неожиданно для него самого, в другом направлении – как предположения доктора «ввернуть» в версию. Тут очень интересный может получиться расклад. Хотя он плохо себе представлял всё же, как один человек, в данном случае «его» Лоэн, может так «законопатить», «закупорить» другого человека. «Но она – точно ведьма», – у скапатора это в голове «торчало», «торчало», а ведь он в высшей степени был рациональным типом. Над «суеверием» он смеялся, но в то же время он вспоминал маму, которая обладала такими «методиками» воздействия, что никакая воля не могла ей противостоять.

Между тем, скапатору доложили, что поведение «объекта» изменилось – тарелки от Лоэн стали уносить пустыми. У Роя стразу же поменялась «повадка». Ходил и разговаривал он также, но в нём засела настороженность – как истолковать эту перемену? Нечто подобное можно наблюдать во взаимоотношениях сторожевого пса и человека, случайно забрёдшего в чужой дом, когда там не было хозяев. Пока человек не двигается, собака лежит вроде бы беспечно. Но стоит ему сменить позу, как пёс навостряет уши и изготавливается. И только человек двинется, как «четвероногий друг» с глухим рычанием бросается на него. И ни выйти тому человеку из дома, ни переступить с ноги на ногу.

В орбиту дела втягивалось всё больше людей. Рой отбивался от назойливых просьб дать интервью местному телевидению и прессе. Но понимал, что скоро будет обязан предоставить некую информацию, он и сам в этом заинтересован – благожелательное общественное мнение ему необходимо. Он уже разработал в уме сценарий, как он выступит и что скажет. Собственно, концепция у него уже выстроилась, настоящей «версией» она станет чуть позже, когда он посетит «красотку» и поговорит с Филеалом Эйнбоу. Он уже нащупал цепь своих аргументов и теперь отрабатывал каждое звёнышко. Предварительно, разумеется. Во что бы то ни стало, ему надо вырвать хоть слово у Лоэн… «Хотя башка у неё крепкая», – шутил он про себя, вспоминая картину, когда она бросилась на него, как рысь, и её пришлось «огреть» по голове. Он постоянно возвращался мыслями к этой сцене… И собирал в комок свои душевные силы, чтобы пробить эту «стену».

Многих удивляло, почему Рой так подчёркнуто равнодушен к её красоте. «Будь рыцарем хоть чуть-чуть, а не сухарём, – говорили ему, – глядишь, может, у вас что и получится». Этот двусмысленный юмор только злил Роя. Как раз потому, что он к ней не «равнодушен», а «подчёркнуто» равнодушен… Лоэн воздействовала на него. Никто не может заглянуть в черепную коробку другого человека и увидеть те картины, которые проносятся в его мозгу. С «первого взгляда» Рой испытывал к Лоэн физическое влечение. Ему даже показалось, что они были бы «хорошей парой» – под стать друг другу. Он – высокий, крупный, породистый, вальяжный, и в то же время подтянутый, физически очень крепкий, сложен почти атлетически, и, хотя тяжёлый – но лёгкий, тренированный, на пружинах. Лоэн – тоже – высокая, значительно выше среднего, с «формами», от которых слюна сама вытекает изо рта у мужчин, как у дебилов, или быков в гоне. Лицо, волосы, походка, глаза-фары, рассекающие не только темноту, но и сам день, необыкновенная страстность, упрятанная в плавности, почти скромности… Да, они бы смотрелись. По «экстерьеру» Джеральд уступал Рою весьма. Но встретились «два образца – самки и самца» не в том месте и не в тех обстоятельствах. В иные минуты Рой «распускал себя» – вспоминал её наготу и рисовал в своём воображении «порнографию». Ни одна из пассий, которых у него было достаточно, его так не возбуждала. И откуда она такая взялась?.. Это было сильнее его… Хотя именно она – она! – была в его власти.

Он отдавал себе отчёт в «некрасивости» таких мыслей, и то успокаивал себя тем, что такой «лошадке» ничего не стоит – повозить на себе ещё одного мужчину (а на скольких она каталась?), то почти усилием воли заставлял себя относиться к ней, как к «объекту», «существу женского пола». Преступному существу. Потом он смеялся над всем этим «бредом». Он сокрушит её морально, она не должна почувствовать его «зависимость» от неё. К тому же, после «бойни» он вообще чуть ли не ненавидел её. Он был оскорблён до глубины души, что девушка вцепилась ему в горло, и при этом – не смотря на «мушки» и «солнца» в глазах, он не мог не увидеть яростной гадливости, исказившей её лицо в этот момент. Не мог не увидеть. И не простит ей этого. Пусть, пусть она ещё раз набросится на него. И тогда её тут же переведут в настоящую тюремную камеру – предварительного заключения, здесь же в Департаменте, в подвальный этаж. Как опасную. А там…