Читать книгу Божественное стадо. Роман - Сергей Акчурин - Страница 15

Звук этот был такой неожиданной величественности и силы, что Джума и Елена в испуге вскочили на ноги и, пошатываясь, потрясли головами так, как будто оглохли. Те же телки, которые в отдалении дразнили коз и баранов, замерли и прижали уши. Козы же и бараны рванули в разные стороны, как будто хотели скрыться от чего-то опасного, погнавшегося за ними. Сама же Ида невозмутимо сделала пару больших шлепков, пустила струю и после этого действия прилегла на траву, довольно сопя.

– А откуда, Пастух, – удивленно спросила Джума, – в этой пустынной местности взялось такое раскатное эхо, которое должно возникать только тогда, когда звук от чего-то отталкивается, например от леса или от гор?

– Звук здесь, – ответил Пастух, – именно и отталкивается от прилегающих своими плоскостями объемов, которые вы не видите и никогда не увидите, и также отталкивается от более того.

– А что, Пастух, представляет собой более того? Вы упомянули это понятие уже дважды. Что есть более объема?

– Эфир, заполняющий все, и есть более того… Из эфира состоим, в частности, мы, Пастухи. Точно так же как вас выдрать из среды, окружающей вас, не покалечив ее, невозможно, точно так же и нас невозможно вытащить из эфира, частью которого мы и являемся.

– А я, – призналась Елена, – это заметила, потому что в том самом зеркале, в которое мы смотрелись, не было отражения ваших рук и части лица – одежда ваша была как будто пустой.

– Вы, коровы, видите часть моего лица и руки, и это эфир, подкрашенный моим настроением или усталостью, но зеркало эфира не видит, и состояния не отражаются в нем. Впрочем, мы, Пастухи, не нуждаемся в зеркалах, поскольку обладаем способностью видеть себя с любой стороны и даже отдаляться и приближаться к себе, если это необходимо. Но, к сожалению, ты никогда не увидишь, как мы: коровы не Пастухи.

– Я помню, Пастух, как вы вытирали о куртку мокрые, красные от работы руки – разве может быть мокрым эфир? Вы прикасались к нашим бокам и спинам, гладили их и похлопывали, – разве эфир может быть твердым?.. – спросила Джума.

– Ну, выражаясь тем языком, на котором мы сейчас говорим, вы чувствовали меня и будете чувствовать как эфир во плоти, с которым можно соприкасаться как с некой твердой реальностью, способной, впрочем, к моментальному распылению или рассеиванию, а также – соединению, предположим, в мое пастуховское тело. Ида, промычи телкам понятие эфир во плоти!

Ида, не поднимаясь с травы, коротко промычала вверх и опустила голову на поверхность, закрыла глаза.

– Кажется, я уловила, – сказала Елена и попробовала изобразить то мычание, которое исполнила Ида, но звук получился совсем не тот, совершенно другого тона, продолжительности и силы.

То же самое проделала и Джума, и у нее тоже не получилось.

– Здесь, телки, – заметил Пастух, – для обозначения столь важного элемента нашей великой среды используется далеко не простая тональность, доступная только взрослым коровам более высших кругов, обладающих достаточным опытом и глубоким знанием поверхности. Вы, возможно, благодаря тяге к познаниям и научитесь извлекать этот звук на пятом, а то и на четвертом кругу.

– Скажите, Пастух, – спросила Джума, – а чем отличается эфир во плоти от нашей, коровьей плоти? Не просто же видом, прозрачностью или окрашенностью…

– Истинной плотью, телка, стремящаяся в коровы, – ответил Пастух, – обладает только Божественная скотина, к которой и относитесь вы. Ваша плоть неизменна, неразрывно связана с плоскостью, на которой вы существуете, создана одновременно со всем, что вас окружает, и не поддается проекционному пониманию, которое в данный момент в вас сильнее, чем сущностное… Если же вы решитесь задать вопрос: из чего состоит наша плоть? – то ответ получите только далеко впереди: лишь Великий Хозяин может ответить на этот вопрос на девяносто девятом столбе первого круга, ответить не звуком, не чувством, но потрясением мозгов, кардинально переворачивая в скотине понимание существенного… Наша же пастуховская плоть – чистый эфир, и плоть эта несколько совершеннее, чем ваша, поскольку способна перемещаться в нескольких плоскостях, а также в области безграничного, открытого выхода к граням других объемов. Мы, например, появляемся в потусторонней бессмысленности в виде эфирных тел и, разумеется, без одежды. Проекционные тени, чувствуя нас сущностным восприятием, но не видя наших прозрачных тел, воображением своим дорисовывают нас обычно одетыми, вкушающими воду и хлеб, ходящими босиком и произносящими длинные, складные, проповедальные речи, на самом-то деле смешивая или путая нас, возможно, с Пастухами небесными, о которых я мало что знаю и с которыми мы, Пастухи великого стада, не воспринимаем друг друга и не можем общаться, – путая с пастырями и пророками потустороннего мира, за речами которых устремляется часть проекций, лишенных здравого смысла, в поисках этого смысла. Проекционные рисовальщики, чувствуя нас особенно явно, но не в силах изобразить великий эфир, приписывают нам пол, возраст и выражения лиц… Но на самом-то деле мы, Пастухи, не имеем ни пола, ни возраста, ни выражения лиц, мы не едим и не пьем, не передвигаемся босиком, в проекционном мире молчим, любим вычурную одежду, достающуюся нам из этого мира, но носим ее только на Божественной плоскости, стараясь выделиться один от другого… Мы не ведем за собой проекции к смыслу с помощью высокопарных созвучий, но призраки эти сами идут за нашим молчанием, не видя нас, но чувствуя сущностным восприятием – этим единственным Божественным ощущением, содержащимся в бесплотных, мертворожденных тенях.

– А из чего же, Пастух, – спросила Джума, – состоят тогда небесные Пастухи? Может быть, Ида промычит нам это понятие…

– Тут, – ответил Пастух, – Ида нам не поможет, поскольку мычание Иды не способно выразить категории других плоскостей. Отвечу вам так: небесные пастухи, в отличие от бесплотных теней, обладают странной бесплотной плотью, способной к круговороту, к смерти и возрождению.

– Я, Пастух, – сказала Джума, – кажется, понимаю, о чем идет речь, я много читала и знаю, что были такие проекции… а вернее, небесные пастухи, которые…

Но в этот момент сложного разговора одна за другой подбежали другие телки, вернувшиеся со своих игрищ, и веселая Роза сразу весело объявила:

– Пастух, я потеряла прищепку! Мне показалось, что кто-то невидимый сорвал ее с моего уха… Я даже почувствовала дыхание кого-то… или, вернее, какой-то шепот с дыханием… Пока я стояла и соображала, кто бы это мог быть и куда девалась прищепка, подскочила коза и из-под ног утащила эту прищепку, упавшую, оказывается, на поверхность.

– А другая коза, Пастух, – пожаловалась угрюмая Анна, – подпрыгнула и хотела сорвать с Марии-Елизаветы колокольчик, но Мария так поддала ей лбом, что…

– Я же говорила! – перебила Мария-Елизавета. – Козы – дуры! Хоть и с рогами…

– Козы вечно покушаются на украшения коров! – оживилась и промычала мудрая Ида, поднимая свое большое коровье тело с поверхности. – И делают это вечно исподтишка! Им нельзя доверять. однажды одна коза сделала вид, что хочет подружиться со мной, и неожиданно стала сдергивать с меня ожерелье… И так вцепилась в мои красные бусы, что Пастух, пасший эту козу, еле разжал ей зубы…

– Да, – согласился Пастух, – козы непредсказуемы и глупы, за большие провинности и нас, Пастухов, Хозяин, бывает, отправляет на коз, и нет на плоскости тупее занятия, чем следить за этими маленькими созданиями, ходящими по малым кругам на веревках. Вроде бы можно и отдыхать, спокойно покуривать козы, наслаждаясь Божественным табаком или душистым высушенным навозом, размышляя о чем-нибудь постороннем, но чуть ослабишь внимание – и козы срываются со своих кольев и разбегаются в стороны, тревожат мирно пасущуюся скотину… На коз – одни жалобы. – И после паузы объяснил: – Прищепку же с Розы сорвал вездесущий Подслушиватель — он любит подразнить молодых коров, которые готовы нацепить на себя любой предмет, находящийся в пастуховской сумке. Объясню вам, малосведущим, что это означает. Все сведения обо всем, что происходит там или здесь, собирает Подслушиватель, который слышит и видит все, что говорится и происходит на плоскости и под сводом, а затем сообщает или докладывает об этом Хозяину… Подслушиватель тоже состоит из великого, всеобъемлющего эфира, но, в отличие от нас, Пастухов, всегда находящихся в каком-то конкретном месте, он находится одновременно везде, присутствуя всюду, подобно эфиру, рассеянному в эфире, и не обладает возможностью обозначить себя одеждой… Мы, Пастухи, отсылаем Хозяину сведения о происходящем на плоскости с быстрыми иноходцами, в крайнем случае со скоростными гуртами, или же предстаем, если потребуется, перед Хозяином лично. Подслушиватель же передает эти сведения моментально, слово в слово, мычание в мычание, движение в движение… Есть признак того, что он слушает: легкий шорох – как будто шелестит нежное сено. Он и срывает иногда украшения из баловства…

– Наверное, Пастух, этот Подслушиватель – безобидное существо, хоть он и подслушивает, – сделала неожиданный вывод Роза. – Пусть он и подслушивает всех нас и передает разговоры Хозяину, но, наверное, он вынужден это делать из высшего принципа, наверное, таков высший порядок. Но шепот его и дыхание были действительно ласковыми, как будто бы кто-то погладил меня – действительно, как эфир. Вот только прищепка как будто сама сорвалась с моего уха и исчезла.

– Похвально, Роза, что ты начинаешь воспринимать окружающую реальность доброжелательно, с рассудительностью, но только одна ошибка: Подслушиватель, как и я, не являемся существами, поскольку не обладаем истинной плотью…

– Скажите, Пастух, – вмешалась Елена, – я понимаю так, что вы, как и Подслушиватель, бесплотны и состоите из так называемого эфира, с которым все же можно соприкоснуться, Создатель, как и Намерение, тоже бесплотны, поскольку, как вы сообщили, это высшего понимания условности, удаленные бесконечно от нашего понимания, и поэтому, как я понимаю, к ним прикоснуться невозможно даже в мыслях своих и, наверное, даже в чувствах, поскольку они совершенно непостижимы, но вот Хозяин – является ли он такой же плотью, как мы, сущности, можно ли прикоснуться к нему?

– Спрашивать что-либо о Хозяине телке первого круга бессмысленно, – ответил Пастух, – осведомляться о нем есть смысл только коровам, прошедшим свой первый круг, то есть все девяносто девять столбов, потому что понять что-либо о Хозяине способна лишь сущность, на миг побывавшая между девяносто девятым и первым столбом нового круга, то есть промелькнувшая на столбе нулевом, где соединяются несколько плоскостей, где происходит нечто не описуемое тем языком, на котором вы сейчас говорите, и где после первого круга телка, преобразившаяся в корову, может лишь частично понять, что следует спрашивать о Хозяине, чтобы начать понимать это высшее из доступных для коровы понятий, а чего не следует спрашивать.

– Получается, – уточнила Елена, – что сам Хозяин тоже недосягаем, тем более для нас, соприкоснувшихся, как вы говорили, только еще копытами с настоящей реальностью и не погруженных в нее. Но досягаемо лишь понятие о нем, да и то только после понимания того, что можно спрашивать, а чего нельзя, чтобы начать понимать это высшее для коровы из доступных понятий…

– Ты, Елена, – ответил Пастух, – рассуждаешь как опытная корова, понимание твое не соответствует пройденным тобою столбам… Я, конечно, мог бы продолжить этот поучительный разговор, но подругам твоим, думаю, он будет непонятен настолько, что они могут потерять интерес к постижению реальности – что приведет в свою очередь к замедлению их умственного развития и даже остановке движения.

– Да, Пастух, – согласилась черно-белая Марта, – слишком у вас с Еленой заумные разговоры, уходящие в малопонятные области, а нам, телкам, хотелось бы знать про окружающий мир более насущные и практичные вещи, которые составляют… обыденность.

– В конце концов, Ида могла бы посвятить нас во многое, но она все больше молчит, мычанием своим объясняя только те сложные вещи, о которых вы просите, и не вдается в подробности обычного коровьего быта, – высказалась светло-рыжая Сонька.

– К тому же, – пожаловалась Танька-красава, – у меня постоянное ощущение, что мы движемся в какой-то замкнутой капсуле, отгороженные от внешнего мира…

– Да, Пастух, – добавила Антонина-гадалка, – хотелось бы получить какие-то сведения о движении вокруг, которое мы пока что не видим и только знаем о нем, узнать о происходящем на соседних дорогах и на высших кругах, – тогда бы мы составили более ясное представление о той насущности и обыденности, о которых сказала Марта.

– А почему бы, к примеру, – предложила угрюмая Анна, – не попросить об этом Подслушивателя? Пусть расскажет: что где происходит, кто о чем говорит, чем живет великое стадо… Ну просто чтобы мы были в курсе событий и скорее подстроились под существенное.