Читать книгу Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье - Сергей Александрович Менжерицкий - Страница 14

Из подъезда Крылов выходит, сгибаясь под тяжестью старого походного рюкзака. В нём содержатся: его летние вещи, упакованные в полиэтиленовый пакет с надписью "Слава Первомаю!", две бутылки "Пшеничной", баночка красной икры, трёхлитровая банка сливового варенья, квёлый кабачок величиной с артиллерийский снаряд, а также половинка скумбрии, завёрнутая в газету "Красная звезда". В правом кармане крыловской куртки болтается одинокий патиссон, не уместившийся в рюкзаке.

"…Так. Программа предполётной подготовки пройдена успешно. Более того! Она даже перевыполнена, если учесть гонорар от Стаса и кучу жрачки за спиной. И насчёт размена, кстати, я удачно вклинился: сказал всё, что требовалось, но при этом – без нажима и напряга. Просто напомнил деликатно, что пора бы и ускориться… А вот Пал Палыч сегодня явно не в духе. Всё про отдачу какую-то плёл. Да будет вам отдача, будет! Погодите чуть-чуть. Вот диплом получу, на работу устроюсь и смогу вам подбрасывать энные суммы. Хошь на бензин, хошь на пряники…"

Он пересекает двор и, немного подумав, сворачивает к магазину "ЭЛЕКТРОНИКА", чья вывеска броско пылает на противоположной стороне улицы. Он приближается к витрине, покрытой лёгким морозным узорцем, и, затаив дыхание, вглядывается туда, в манящий магазинный сумрак, где на стеллажах уютно мерцает, подмигивает и переливается всеми цветами радуги его давняя и – увы! – пока что абсолютно несбыточная мечта. Имён у этой мечты целых пять и все, как на подбор, звучные: "Темп", "Рубин", "Рекорд", "Электрон", "Славутич". И вид она имеет весьма футуристический: пластиковый корпус, солидный экран-иллюминатор, а сбоку – дюжина элегантных клавиш и рычажков, открывающих доступ к феерии цвета и звука.

Преград к осуществлению мечты было всего две, но зато – каких! Во-первых – цена. При всём желании Крылов пока не представляет, как и где он сможет одномоментно заработать целых восемьсот (!) рублей. Ну, а во-вторых (и в главных, кстати!): даже если допустить, что деньги он заработает, телевизора ему не видать всё равно. Поскольку для этого нужно встать в очередь по месту работы и ждать года полтора. А где ему вставать в очередь, интересно? У Субботыча, что ли?

Пока он разглядывает витрину, магазинные двери распахиваются и в проёме возникает сухощавая мужская фигурка в тёмном драповом пальто и каракулевой шапке-"брежневке". Мужчина тащит громоздкую картонную коробку с надписями "Темп-714-ТЦ" и "Не кантовать!". За ним следует холёная дама в норковой шубе. Сделав несколько шажков, мужчина вдруг спотыкается. Каракулевая шапка слетает с его головы, обнажая потную лысину с торчащими клочьями седых волос. Крылов инстинктивно бросается вперёд и едва успевает подхватить ускользающий картонный угол.

– Ве-ни-а-мин!

Лицо дамы краснеет от негодования.

– Осторожней, Вениамин, а то ты его – кокнешь… Помогите нам, молодой человек. Будьте так любезны.

Крылов несёт коробку к серой "Волге", припаркованной у магазина. Мужчина отпирает багажник.

– Сюда, пожалуйста. Ближе к краю.

Коробка прочно уложена и увязана. Дама оборачивается к Крылову.

– А вы, молодой человек, сейчас куда движетесь? Если не секрет?

– В сторону метро "Колхозная".

Она взмахивает перчаткой.

– Ой, как удачно! А мы – на Рождественский бульвар… Слушайте, а давайте так: вы сейчас едете с нами и помогаете дотащить эту бандуру до квартиры, а Вениамин потом подбросит вас к вашей "Колхозной". Идёт?

– Идёт.

Крылов забирается на заднее сиденье. "Волга" трогается, слегка покачиваясь на снежных колдобинах.

– Вас как зовут, молодой человек?

– Алексей.

– Алёша! Чудесное имя!

Она чиркает зажигалкой, прикуривая.

– Учитесь, работаете?

– Учусь.

Они проезжают Климентовский переулок и перед тем, как свернуть на Пятницкую, встают под светофором. Мужчина щёлкает клавишей радиоприёмника.

"…в Нью-Йорке, по инициативе журнала "Бизнес-уик", прошла конференция под названием "Открытие советского рынка: включение перестройки в мировой экономический порядок". В ней приняли участие бизнесмены из американских и европейских фирм, представители советских внешнеторговых организаций и совместных предприятий. Конференция состоялась вскоре после встречи Михаила Сергеевича Горбачёва и Джорджа Буша на Мальте, провозгласившей новый подход к экономическим отношениям СССР и США…"

Он раздражённо морщится и хлопает ладонью по кожаной оплётке руля.

– Во, Тамар! Главная тайна современности: как в ЦК его проморгать-то умудрились, этого певуна ставропольского? Ведь сам Громыко его во власть двинул, не шутка. Грудью за него на пленуме встал! Рекомендую, мол, дорогого Михал Сергеича на высший партийный и государственный пост. Уверен, что оправдает… Тьфу ж ты ж, боже мой! А ведь Андрей Андреич был – тёртый калач! Всех генсеков пересидел, от Сталина до Андропова, насквозь людей видел. А с этим – так обосрался! И всё Политбюро с ним заодно. Опоил он их тогда, что ли? Или спецсостав распылил одурманивающий? Ну, а как иначе-то сей факт объяснить?! Когда человека с психологией колхозного счетовода…

"…Наш корреспондент встретился с одним из участников конференции, председателем "Ассоциации совместных предприятий" Львом Вайнбергом, и задал ему ряд вопросов.

– Какой вам видится роль совместных предприятий в нашей экономической жизни?

– Думаю, что они призваны стать одной из самых прогрессивных и эффективных форм наших деловых отношений с Западом. Это тот канал производственного и коммерческого опыта, которого мы были лишены в течение многих десятилетий.

– Сколько сейчас таких предприятий в СССР?

– В 1987 году их было всего 27. На следующий год число СП достигло 168, а в 1989–1200, причем 97 из них – советско-американских. В последнее же время с просьбой о регистрации обращаются примерно по 10 °СП ежемесячно. По нашим оценкам, уже в ближайшие годы продукция совместных предприятий может составить 5–6 процентов ВВП Советского Союза…"

– …так его б и из колхоза погнали, за развал работы! Отправили б сельским клубом заведовать, чтобы он там руками размахивал и байки травил про "процесс пошёл". Так и пускай бы, и чёрт с ним, страна бы от этого не обедняла. Но он ведь не в сельском клубе расселся, а в Кремле, вот в чём беда! Четыре года сидит, всего ничего, а над нами уже весь мир потешается, как над клоунами…

– Вениамин, следи за дорогой. И сбавь газ.

– Да слежу я, слежу…

Они проезжают Пятницкую и, не снижая скорости, выворачивают к Большому Москворецкому мосту. И – а-ааах! – "Волга" стремительно взлетает на спину моста, укатанную до матовой белизны. И – а-ааах! – вновь ныряет вниз, к Красной площади, заставляя крыловское сердце учащённо забиться. Слева, за туманными наплывами идущего снега, проступают кинжальные очертания кремлёвских башен с рубиновыми капельками на остриях. И Крылов, упершись руками в спинку сиденья, внезапно вспоминает, каким захватывающе красивым показался ему сегодня Кремль из окон родительской квартиры: будто невидимый пекарь-великан выставил на противне гигантский пирог, утыканный свечками.

– …да ладно б потешались только, а то ведь уже за глотку берут! А мы всё молчим и демонстрируем, какие мы миролюбивые. Вон в Западном Берлине: толпа собралась, помитинговала и госграницу снесла. И – тишина! Войска стоят в полной боеготовности и ждут приказа на пресечение, а наш верховный в это время с Бушем шампанское попивает. А его благоверная по Швейцарии носится и барахла скупает на сотни тысяч долларов… Тьфу ж ты ж, боже мой! Уж на что Леонид Ильич был мягкий человек, но при нём весь мир знал: если от берлинской стены хоть камешек отлетит, мы всю Европу танками проутюжим. Вот где они у нас все были! Вот где!

Он трясёт сухим кулачком, кажущимся ещё более крохотным из-за широкого обшлага пальто.

– …мне мой бывший сослуживец по Генштабу вчера звонит и докладывает, какие там сейчас настроения преобладают. А настроения такие, что Горбачёва пора к стенке ставить. И меня спрашивает: ты-то как считаешь, Вень? Попахивает тут пятой колонной? А я ему говорю: Дмитрий Архипыч, дорогой! Окстись! Да был бы он предатель, он бы потоньше действовал! Поскрытней, поискусней. Он бы так напропалую интересы страны не сдавал. А он опасней любого предателя в тысячу раз, потому что – дурак. Обычный периферийный дурак, которому всё дуриком досталось и потому не жаль ничего: ни людей, ни земли нашей, кровью политой. Для него главное – это по миру со свистулькой пройтись и чтоб на него все пальцем показывали и кричали: вон Мишенька идёт! Здравствуй, Мишенька! Какой ты сегодня ладный да красивый! Какая у тебя свистулька звонкая и какие идеи прогрессивные, всемирно-исторического масштаба… И вот ему Буш это говорит, и Тэтчер говорит, и Геншер говорит, и папа римский говорит, и ему так приятно становится, что он готов что хошь подписать. А они это дело раскумекали и теперь гоняют его по кругу. И подхваливают, и подначивают, чтобы выжать побольше…

Каменные громады, всё теснее сжимающие улицу с обеих сторон, внезапно расступаются и "Волга" выносится на просторы Лубянской площади, расцвеченные круговертью машинных огней и лучами прожекторного света. На плечах и макушке бронзового Дзержинского, седого от снега, лепятся с полдесятка нахохленных птичьих шариков.

– …так ещё и трус патологический! Довёл страну до ручки и полной дезорганизации, а теперь, когда всё кругом на голову валится, решил ответственность на других переложить. Сначала МВД у него стало виновато, за Фергану с Сумгаитом, потом Рыжков за шахтёрские забастовки. Потом Минобороны проштрафилось, когда попыталось в Тбилиси порядок навести. А после так очко заиграло, что экстренный съезд в Кремле собрал. И объявил: поздравляю, товарищи депутаты! Отныне высшим органом власти в стране являетесь вы… Дурак-дурак, а хи-и-трый! Думал, что рулить будет, как прежде, в одиночку, а ответственность размажет по двум тысячам депутатских рыл. Думал, что они всё скушают безропотно и голоснут, как надо. А они – не скушали! Полезли на трибуну и доказали, что свистульки у них тоже имеются, да ещё позвонче мишиной. И объяснили заодно, что, если уж ответственностью делишься, тогда давай и властью делись…

" …а сейчас, уважаемые радиослушатели, минута рекламы. Кооператив "Компан интэрнэшнл" совместно с американской фирмой "Компьютертрэйд Интернэшнл" предлагает качественные американские компьютеры производства Тайвань. В продаже имеются комплекты пи-си-ай-ти-экс-ти с сопроцессором и двумя дисководами. Оплата – строго в эс-ка-вэ! Наши контактные телефоны…"

– …другой бы на его месте, был бы настоящий мужик, всесоюзную говорильню не устраивал бы. А собрал Политбюро и рубанул напрямую: каюсь, братцы! Напортачил. Готов нести всю полноту ответственности вплоть до трибунала. Но давайте вместе подумаем, как спасать страну… А наутро бы обратился к народу. Лично! Выступил бы по телевидению и объяснил, что намерен делать. Чётко, внятно, по пунктам. Границу на замок – раз. Цены заморозить – два. Все эти кооперативные лавочки и эс-пе, через которые госсобственность расхищают – прихлопнуть в двадцать четыре часа. Ввести на предприятиях и в организациях строжайшую дисциплину. Железной рукой задавить всю спекуляцию с уголовщиной… Что ещё… Цензуру вернуть, чтобы наша славная интеллигенция перестала охаивать государство за его же собственный счёт. И народ бы такие действия поддержал! Потому что увидел бы, что в стране имеется власть, а не подпевка американская…

От площади, сквозь ущелья Большой Лубянки – прямиком к Бульварному кольцу, ажурному от оград, деревьев и троллейбусных проводов. Дама вминает сигарету в пепельницу:

– А каким вы представляете своё будущее, Алёша? Если не секрет?

– Своё?

– Именно. Хотя бы ближайшее.

– Своё ближайшее будущее я представляю нормальным.

– А точнее?

– Ну, как… Закончить институт. Жениться.

– А вам не приходит в голову, милый мальчик, что пока вы мечтаете и строите жизненные планы, вас уже десять раз предали и продали? Вас и страну, в которой вы родились?

Крылов пожимает плечами.

– Я так не считаю.

– В самом деле?

Они сворачивают на Рождественский бульвар и, проехав по нему полквартала, вползают в какой-то внутренний двор, украшенный двумя растресканными лепными вазами. Между вазами протянута бельевая верёвка, на которой болтается большой кусок ковролина. Рядом стоит румяная девушка в джинсах и широком свитере до колен и энергично молотит по ковролину разлапистым веником. Веник трещит, пощёлкивает и время от времени от него отскакивают тонкие сухие веточки. Чуть дальше, под торчащим из сугроба фонарём, пристроена детская коляска с поднятым верхом. Крылову хочется ткнуть пальцем в сторону девушки и заявить снисходительно: "Так вот же оно, моё будущее! Видите? Такое же юное, румяное и несокрушимое!", но дама уже выбирается наружу, хлопнув дверью.

Он заносит коробку в лифт – старинный, узкий, с деревянными стенками и окошком, забранным железной сеткой. Дама втискивается в кабину вместе с ним. Лифт дёргается и нехотя ползёт вверх. Тут-тук, скрип-скрип. В окошке медленно возникают и исчезают лестничные пролёты, перемежаемые слоями тёмно-красной кирпичной кладки.

Крылов вздыхает.

– Простите, а сколько лет вы ждали открытку на телевизор? Если не секрет?

– Недели три.

– Так быстро?!

– Вениамин его через "Военторг" оформлял, как бывший сотрудник Генштаба. У них там свои фонды и своя очередь.

– А можно ещё один деликатный вопрос?

– Пожалуйста.

– Я сейчас с родителями разъезжаюсь, из трёхкомнатной квартиры на Новокузнецкой. Сто метров общая, потолки три с половиной. Вы не в курсе: может, кто-то из ваших знакомых хотел бы съехаться?

– Абсолютно не в курсе.

Кабина доезжает до последнего этажа и встаёт. Дама выходит на лестничную клетку и долго звенит ключами перед массивной кожаной дверью. Дверь, наконец, распахивается, из неё выскакивает тёмно-рыжий спаниель. Он бросается к хозяйке и юлит всем телом, визжа от радости.

– Погоди, Данюша. Погоди, солнышко. Дай мамочке войти… Вы его в прихожей поставьте, а уж дальше мы сами… Да-да, вот так. Огромное спасибо.

Крылов спускается во двор, к ожидающему рядом с "Волгой" мужчине:

– Вы знаете, я пешком пройдусь.

– Как прикажете…

Девушки с ковролином во дворе уже нет. Только на снегу между вазами темнеет овальное пятно, напоминающее облако.