Читать книгу Игры на воздухе - Сергей Александрович Надеев - Страница 65

* * *

Как часовенки на берегу,

Два столбца ноздреватого туфа.

Слово бросишь, а я – сберегу,

Точно камешек из Гурзуфа.

Знать, тебе и товар – не товар,

Если не запираешь за створки.

Что ж лицо мне сжигает пожар

От пустяшной твоей оговорки?

Брось, не майся, – урон невелик:

Я верну, протянув на ладошке

– аметист, халцедон, сердолик —

Все обмолвки твои понарошку…

* * *

Я тебе не скажу, дорогая,

Что за темень снедает меня.

Пусть её! – и ни ада, ни рая,

Только мгла, трепеща и звеня.

Так – ты помнишь – над миром сияла

Плошка света, теснимая тьмой, —

Будто выплеснул кто из фиала

В предвкушении жизни иной.

И стояли, любовью согреты,

Воссиявшей на нас с высоты,

Осознав, что пригубили Света

В волнах холода и темноты

* * *

А россыпь звёзд, похожая на осыпь,

Померкнет медленно и возгорит – одна.

Сквозь редкий дым в небесные покосы,

Как будто нехотя, заявится луна.

Что делать ей? И нам с тобою – что же,

Когда мы слов старательно бежим?

Прости мне голос, сбивчивый до дрожи,

Его неверный, может быть, нажим.

«Родимая! и нá день расставаться —

Больней, чем думаешь…» – я повторю не раз,

Звезда с небес готова оборваться,

Слова – пролиться, сумерки – раздаться…

Но кто-то всё ж оберегает нас.

* * *

Прописные истины дороже

Парадоксов мысли и души.

Может быть, с годами стали строже?

Может быть. Попробуй, разреши.

Неспроста претит витиеватость.

Разве не по замыслу Творца

Разрывает сердце виноватость

За тебя, за прядку у лица?

Что гадать! Не сумерки созрели —

День иссох, до пряжи истончась.

Схватишься: а мы с тобою – те ли?..

И трещат под ветром иммортели,

Красками застывшими кичась

* * *

«А катерок оставит на воде

Не вензеля, а слабый след тавота…» —

Споткнёшься вдруг на сущей ерунде

И защемит, засаднит отчего-то.

В чём провинилась слабая душа,

Что обрела своё предназначенье

И Божий мир прияла, не дыша,

Прорвав слепое заточенье?

Неужто ей поставятся в вину

Горячей нежности мятущие приливы

И катерок, взлетевший на волну,

И голос твой счастливый?

* * *

Постепенно идёт на убыль

Всё, что вспыхнуло и пылало,

И останется грубый уголь:

Вместо рощицы – тень провала,

Вместо пажитей – пепелище,

Вместо пламени – стужа в пальцах.

Вот и слов, посуди, не сыщешь,

Как ни сетуй, кому ни жалься.

С чем пребудем, скажи на милость,

Чем искупится тороватость?

И во всём – Его терпеливость…

И на всём – моя виноватость…

* * *

Прохладных слов подсушенная корочка,

Нечаянные редкие касания…

Косым крюком стреноженная форточка…

И рвётся, и срывается дыхание.

Какой обидою искупишь волны нежности,

Каким отчаяньем прольётся неизбывное?

От безысходности до неизбежности

На самом деле – ниточка пунктирная.

И я твержу, не ведая усталости,

Утрат страшась болезненно, до трепета:

С чем жить останешься, – когда б не эти малости,

И с чем уйдёшь, – когда б не щедрость эта?..

* * *

Оледенелые окраины —

Ещё немного – скроет снегом,

Дома стоят, как будто впаяны,

Вздымаясь в сумерках ковчегом.

Два-три пустяшных замечания,

Ладошка, с обшлага скользнувшая, —

Слагают ритуал прощания,

Отточенный до равнодушия.

И вдруг за фразами избитыми

Пойму, что многое потеряно —

Когда за стёклами размытыми

Ты мне рукой махнёшь рассеянно…

* * *

Эту осень, налитую всклянь,

Не унять и с ресниц не смахнуть.

Истекает на пёструю ткань

Невозможная ртутная муть.

Вместо горечи поздних плодов —

Осторожная ломкая грусть,

Виноватая скаредность слов,

Простодушная тяга вернуть

Невозвратного зыбкую гладь,

Невозможного хлынувший зной…

Так и с нежностью не совладать,

Как с тяжёлой высокой волной

* * *

Чего страшимся? – бабочки, влетевшей

На оловянный проблеск ночника.

Чем ниже мгла – тем страх ночной успешней

И холодней нетвёрдая рука.

С какой тоской колеблется по стенам

Живая тень, срисовывая вточь

Подробности печальной перемены,

Безжалостно выплёскивая в ночь!

На свет летит и пламени боится,

И мечется, как бабочка, душа.

Кого обидела (вернее – чем блазнится?)?

Не распознать, дурна иль хороша.