Читать книгу Грим Аврора - Сергей Ануфриев - Страница 5

Взгляд – о чем он мне говорит? Всматриваясь в лица посетителей бара, я улавливаю чуждое течение мысли. Красивая девушка за барной стойкой пронзает глубину бутылок, расположенных напротив нее. Кинематографичный взгляд вызывает во мне искреннюю потерянность. Пустое осмысление. Она огорчена, в глазах спрятаны слезы. В руке изящно основан бокал шерри. Красное вино идеально подходит к статной внешности.

Только что, нарушив наблюдение, пробежал мимо меня парень с озадаченным взглядом. Намеренно? Нет, скорее взволнованно. Он спешит куда-то. Проследив за ним, мне стало понятно направление его забавных сокращений, они тянулись в сторону туалетов.

Бармен преподнес опечаленной девушке следующий бокал с вином. Она одухотворяла напиток, придавала ему ценность. Брови служащего за баром смещались в кучу, вырисовывая серьезные складки в межбровном пространстве. Его мысли, очевидно, где-то в теплой постели.

В самом отрешенном и темном углу зала сидит мужчина. Он добивал алкоголем оставшиеся крохи сознания. Интересно, наши с ним взгляды похожи? Его умозрение очевидно, как и мое, пытается найти ответы на терзающие душу вопросы.

В помещение зашел знакомый светловолосый парень.

Давид вернулся после продолжительного отпуска. Наконец мои одинокие вечера завершены. Возвращение друга приведет мою жизнь к излюбленным ритмам. Я торжественно поднялся из-за стола и двинулся к нему навстречу. Преисполненный радостью, я буквально набросился на него, трепетно зажимая его в своем крепком объятии.

– Давид, рад видеть тебя, – оживленное приветствие друга неосознанно синхронизировалось с взмахом руки официанту. Неконтролируемая привычка, свойственная моей манере делать сразу несколько дел.

– А как мне приятно видеть тебя. Дружище, что с внешним видом? Тебя жизнь совсем не щадила в мое отсутствие.

Меня одернуло от него. Примесь из подозрений, возмущений и недопониманий задержалась во мне.

– О чем ты говоришь?

– Филипп, не делай вид, что не понимаешь, о чем идет речь. – Его мимика озадачилась.

– Позволь для начала я тебя спрошу, как долго ты уже пьешь? И вот еще, что никак не пойму, пьянство препятствует тебе соблюдать нормы гигиены?

– Разве я плохо выгляжу? Давид, в чем дело? Что ты набросился на меня? Откуда столько агрессии? – Во мне заговорили задетые чувства. – Плохо отдохнул? В чем причина всей неудовлетворенности?

– Да ладно, парень, успокойся. Что я такого сказал. Я немного шокирован твоим внешним видом, даже не сразу признал тебя. Агрессии нет, ты себе надумываешь.

– Шокирован? Ты шокирован моей внешностью? – Нелепая критика задела меня.

– Я не хочу продолжать этот разговор, Филипп, ты явно не в себе сейчас.

Давид пытался сделать вид, что хочет закрыть тему, умело подогревая конфликт. Я не пытался сопротивляться его откровенным провокациям.

– Ты все же, как я понимаю, что-то хочешь сказать мне. Не сдерживайся, говори как есть.

– Что мне говорить? Тебе достаточно взглянуть в зеркало. – В его голосе слышалось осуждение, переплетенное с иронией. Он недостойно преподносил мне замечания, исполняя между делом насмешку. – Могу помочь. Я начну. Небрежная щетина, растрепанные волосы, отекшее лицо, мешки под уставшими глазами, я молчу про запах перегоревшего алкоголя, смешанного с парфюмом. Одежда неопрятная, мятая, в чем уснул вчера, в том и пришел сегодня.

– А кто тебе говорил, что я вообще куда-то уходил? Тебе лучше молчать, Давид. Так умнее смотришься. Я отдыхаю. Устроил здесь драму распущенной молодости. Ой, Давид, что с тобой? Посмотри скорее в зеркало, у тебя вот здесь прядь волос выбилась из строя.

Разозлившийся Давид, не сказав ни слова, развернулся в сторону выхода. Официант, оказавшийся свидетелем нашей перепалки, растерянно стоял в стороне, опасаясь, что сейчас может достаться и ему.

Шумные компании нервировали поломанное равновесие. Я выпил залпом последующий заказ. Мышцы лица свело от резкого поглощения большой порции напитка. Он был прав о переизбытке в моей жизни алкоголя. Мне не следовало так реагировать на слова друга. Я понимаю, что дело во мне, но признавать слабость всегда нелегко. Избранный путь обвинения проще позиции раскаяния.

Мне не хочется продолжать контакт с ним. Зачем он только вернулся? Давид подошел через несколько минут, сообщая о своем уходе. Он хотел, чтобы я последовал за ним.

– Куда мы отправимся? – спросил его я, запрыгнув в машину.

– Подвергаться отвлекающей релаксации. Думаю, нам обоим не помешает перезагрузить вечер.

Мы ехали больше часа. Дорога загоняла в утомление. Ночное освещение города сменилось панорамой грубейшей темноты, оставляя для нас минимальные ориентиры вдоль дороги – фонари. Машина двигалась в неведомом направлении, все дальше отдаляя меня за черту города.

Вскоре свернув в лесополосу, я догадался, куда едет Давид. Преодолев высокое ограждение, для нас открылся вид на выдающийся особняк – выразительное сооружение. Высокий забор, дорогостоящая облицовка, шикарные сады. Владельцем всей этой помпезности был отец Давида. Насколько мне известно, здесь часто проводились светские приемы так называемого высшего сословия общества.

– И что мы собираемся здесь делать? – я адресовал вопрос, не понимая необходимости прибытия.

– Филипп, признайся себе, ты нуждаешься в сторонней помощи, пожалуйста, не противься и дай сделать так, как будет лучше для тебя.

Как же я не люблю опеку. Я согласился на многое противоречивое, чтобы скорее сбежать от назойливых нравоучений родителей. И вот, получив долгожданную свободу, пусть и частично мнимую с облаками домашней кабалы, он берется снова поучать меня. Нет, я не хочу получать наставления. Где, какой в этом смысл?

Непроглядность в доме заместилась ярким светом. Еще в холле я прочувствовал тщеславную пропитку дома. Люксовый достаток вычурно навязывался посетителям иллюзорностью жирного благополучия.

Я расположился на диване в гостиной. Тело кинуло в дрожь от температуры в доме, она ощутимо была ниже положенной нормы. Закинув в рот сигарету, я повсеместно проводил обзор комнаты. Мой взгляд приковала коллекция виниловых пластинок. Прихватив со стола пепельницу, я принялся листать коллекцию. Пролистывая содержимое полки, мой разум затих в воображаемом далеком прошлом, когда люди воодушевленно, так же, как я сейчас, листали тысячи пластинок на прилавках торговых лавок, желая найти нужный им экземпляр.

Внимание привлекло размытое лицо на красном фоне. Пластинка из нереальных тысяча девятьсот восьмидесятых. Проникнувшись родственной фотографией на картоне, я извлек пластинку, устанавливая ее в проигрыватель. Игла позиционирована на стартовую дорожку. Тишина. Скрежет. Полился странный звук, погружающий в несуществующую ностальгию. Духовная кома. Реальность покинула тело. Дым от сигарет добавляет безумного шарма. Страдания, я чувствую его в их голосах.

Мой слух отдан незнакомому голосу, а зрение отправлено в измотанный тлен. Меня медленно распирает в странном танце дня. Голоса нагоняют и снимают тревогу. Я продолжаю курить, пролетая в круговороте, позволяя раствориться себе в творении истории. Иллюзия слов – точность момента. Зачем стараться удержать? Запал целует. Он не покинет меня. Я опустился на колени. Сигарете в руке не хватало выпивки. Безудержная мания расслабляющей жидкости не давала мне полноценного покоя. Я принялся ползком шарить, жаждая удовлетворить навязчивую идею. Интоксикационная потребность была не управляема мной. Легкий мышечный тремор в сочетании с приливом пота немного усложняли поиски.

В гостиную зашел Давид, его лицо отреагировало негодованием, завидев меня.

– Здесь нет выпивки, Филипп, старания напрасны. – Он ликовал, насмехался над моей слабостью. Его взгляд переполняло упоение моими невзгодами.

– Зачем ты меня сюда привез, я хочу уйти. Не желаю ни минуты продолжать пребывание в этой пафосной усыпальнице.

– Успокойся. Мы пойдем сейчас в сауну, я приведу тебя в порядок настоящими мужскими способами. Через пару дней благодарить меня будешь.

Я не понимаю, о чем говорят его глаза. Зачем ему возиться со мной?

– Соглашайся, ты ничего не потеряешь, оставшись на пару дней за городом, хочешь, позовем девочек. Свежий воздух, баня, бассейн. Завтра приедет массажистка. Можем вместе намазать ее маслом и размять, как мы это умеем.

Ему не дано понять моей потребности. Разложение души – чувство, сравнимое с беспамятным голодом. Какая тривиальность. Мой организм побуждали другие желания. Избитые предложения не в силах привлечь внимание. За время отсутствия Давид перешел в стандарты общепринятых фигур – пошлая предсказуемость не насыщает сферу познаний.

– Мне надо подумать.

Уткнувшись коленями в пол, я продолжаю слушать тревожную музыку, приветствуя мысли для принятия правильного решения. Моя особенность, вне всяких сомнений, изменена. Обыденный каскад не дозволяет отдохнуть в плоскости.

Покинув музыку, я поднялся с пола, чтобы сообщить Давиду о том, что останусь на одну ночь. Утром я отправлюсь обратно в город. Он не стал возражать.

Что-то внутри меня говорило о безопасности. Давид сидел рядом, откинув голову назад на кафельную стену. Неспокойные потребности мешают уловить отдых.

– Давид, открой глаза. Скажи мне, в чем ты видишь свое предназначение?

Неохотно раскачиваясь, прогибая позвоночник до хруста, он приоткрыл правый глаз.

– Ты сейчас действительно хочешь разговаривать?

Я кивнул головой.

– Филипп. Все просто. Конкретность. Я отчетливо вижу свой смысл в конкретных дополнениях, они наполняют меня. Первое – удовольствие. Где удовольствие, там и моя жизнь. Всемерное движение. Я ради наслаждений. Не буду вдаваться в подробности. Мы из одной среды, сам знаешь, как мы достигаем максимума.

– Конечно, я не могу без значимости и превосходства.

– Превосходства? – перехватив речь, переспрашиваю Давида.

– Рельефная исключительность в собственном преподношении. Колоритное первенство в делах. Для меня важно быть первым во всем. Наслаждение властью. Быть значимым и превосходительным. Карьера, приобретения, девушки – для себя только лучшее. Преобладание наделяет уверенностью. В этом кроется моя сила.

– Неожиданно. Почему так важно превосходство? В чем весомость этой материи? Правильно понимая тебя – твое время идет ради фантастичного преимущества над другими людьми?

Я не хочу критиковать, без выпивки тяжело принимать несвойственные теории.

– А разве для тебя положение в обществе безразлично? – Был бы ты важным сегодня без своих возможностей? Тебя выделяют с первого сердцебиения. Ты, как и я, из среды финансового благополучия. Лучшие школы, университеты, машины, подруги – я помню такого Филиппа.

Давид резко реагировал на обусловленную потребностью критику. Неуверенность в собственных мыслях – только так я расцениваю оказываемую реакцию.

– Мне и представить невыносимо, будь я обычным человеком среднего или ниже среднего класса. Тем, кто изначально обречен на поражение многих стремлений. Мир, в котором прописаны провалы любых отправных точек задумки. Превосходство – неотъемлемая структура нашей с тобой жизни.

Давид непоколебимо продолжает изрекать свои убеждения. Он яростно обороняет устои обыденности, не имеющие по сути отношения к вопросу о предназначении. Пролонгируя ответ на мой вопрос, мне довелось познать следующий пункт.

– Следующее дополнение неуклонно самое важное для меня. Секс занимает первостепенное место в моем списке вкуса жизни.

– А разве он не относится к удовольствию? – Его соображения размножали сомнение. Насколько правильно понят поставленный вопрос? Во мне накипал неприятный осадок. Пусть он замолчит. Находиться в его окружении и продолжать слушать бред я не намерен.

– Нет, секс следует выделить отдельным номером. Я с тобой согласен, секс – прямая разновидность удовольствия, но как бы то ни было, эффекты, оказываемые на меня горячим процессом, не сопоставимы с прочими видами утешений. Я не понимаю отсутствие близости. Для меня такие допущения противоестественны, по крайней мере, сейчас.

– Ты слишком много придаешь значения сексуальным ощущениям? – беглыми штрихами бормочу невнятным языком комментарии.

– Не исключено. А твои сексуальные потребности больше не на былом уровне? Пьянство сделало свое дело. Я за тобой раньше не поспевал. Девушек, обработанных тобой, ведь не счесть, – а вот и снова озлобленный Давид отреагировал негативным тоном.

– Почему же? Мои сексуальные инстинкты сохранены. Только вот зачем устанавливать животной потребности ранг, именуемый приоритетом жизни. Давид, в чем причина твоих резких реакций на меня?

– А как я реагирую на тебя? Филипп, как давно ты стал таким нежным?

– Неважно, давай продолжай, поведай, есть ли еще важные дополнения в твоей жизни?

– Как представителю сильного пола, мне свойственно завоевание. Сделать свершения, которыми я смог бы гордиться до конца своей жизни.

Внезапно мое чувство защищенности сменилось предчувствием беды. Тревога без конца досаждала душевному пространству. Я не могу найти текущему чувству объяснений. Речь Давида пролетала мимо моих ушей. Беспокойство доминировало над всеми остальными видами чувств. Насекомые, как они здесь появились? Они хотят коснуться моего тела. Колонии мелких паразитов выползали из швов между керамических плиток. Унылые слова Давида утомляют меня. Хочу выпить. Я не могу в одночасье лишиться спокойствия. Где моя прежняя радость?

Я хочу, чтобы он замолк. Щекотливое ощущение мерзких лапок на своей груди вызвало резкий удар правой рукой по раздраженной области. Я надеялся уничтожить мерзость, посягнувшую на неприкосновенность.

Давид, недоумевая, смотрел на меня, как на психопата. Его выражение лица стало для меня своеобразной цитатой вечера.

– Все нормально, – успокаиваю его. – Продолжай. – Вынужденный запуск блевотного изречения немудрой мысли. Необходимо отвлечь его внимание от моих неполадок.

Мои мысли сосредоточились на тактильных безумиях. Я на сто процентов уверен в инородном и мелком прикосновении. Пот усилился. Соленая река, стекающая по лицу, усиливала неприязнь к самому себе. Видимый диапазон сужался. Отчетливая видимость растворялась. Мое тело растекается.

– Ты меня слушаешь? – озадачился Давид. Он подозревает, что со мной что-то происходит. – Может, принести воды? Тебе плохо?

– Немного тошнит. Видимо, алкогольные токсины выходят из меня.

Бредовые слова сладко зашли ему.

– Ты говори, мне так легче, – предложил я ему в надежде на скорый конец нежданных галлюцинаций.

Он продолжал словесную ограниченность. Мой тактильный бред усиливался. Я слышу еще чей-то голос. Его интонация насыщена чем-то зловещим, демоническим, приятным. Не могу разобрать, что он мне говорит. Надо прислушаться внимательнее, его голос приобретает отчетливый характер.

– Хочешь, чтобы его речь прекратилась? – Наверное, мое потаенное желание заговорило со мной.

Я даже слегка рассмеялся над этой причудой. Голос сменил тон.

– Ты пугаешь меня.

– Филипп, это ты пугаешь меня. Что происходит?

Тело охватило заметным тремором. Пот без конца стекает ручьем. Голос без четкой локализации топит меня.

Давида обвеивало воздушным паром, белая завеса появлялась и растворялась вокруг его силуэта. Меня вконец задавило многообразное разрушение. Я не выдерживаю давления. Резкий рывок. Соскочил. Голос упорно наседает. Давид встрепенулся в испуге от моих неожиданных действий. Нехитрыми движениями я подбегаю к нему. Его страх развлекает меня. Взгляд – ужас. Внезапным взмахом руки я наношу требуемый удар в область нижней челюсти. Давид отлетел в сторону, струи крови потекли с носа и лопнувшей губы. Его тело не подавало двигательных реакций.

Очумевший, я выскочил из сауны. Мимолетным ходом натянул на себя одежду и выбежал из дома. Трясущиеся руки вызывают машину. От удара косточки фаланг пальцев сводит пульсирующей болью. Участки содранной кожи пропитываются капельной кровью.

Погрузившись в автомобиль, я двинулся в сторону бара с предчувствием, что глоток алкоголя вернет мой компас адекватности в должное состояние.

Интуиция не подвела. Задорная жидкость, стекая по пищеводу, развеивала бредовое состояние.

Я только сейчас опомнился, что натворил. Надо было проверить у него пульс. Удар явно был не сильным. А что, если нет? В моей голове посторонние вопросы. Зачем мне знать на них ответы? Мои желания здесь. В наблюдениях за людьми, в общении с ними. Мне хорошо. Я бесцельно предоставляю им себя. Они отвечают. Обмен приоритетными потоками беспомощной информации.

Необычная жизнь. Она радует меня. Как сильно я заблуждался, следуя дорогой малозначительных примитивных влечений.

Высказывания Давида на тему жизни погрузили меня в диссонанс моих устоев. Это, конечно, его правда, и я не буду спорить о том, чья истина чище. Вместе с тем выдавать секс за смысл жизни? Он говорил это на полном серьезе? И что нас объединяло раньше, неужели мой кругозор ограничивался такими низкими правдами на существование? Мои извилины скрипели, выполняя скользящий анализ полученной информации.

Поглощая порцию за порцией спиртного, я отъезжаю от размышлений и без излишеств увязаю в приятной импрессии. Текущий день отдалился, и вскоре совсем исчезли. Вещественная фактичность последовала за ним же.