Читать книгу Грим Аврора - Сергей Ануфриев - Страница 6

Друзья, кто для меня эти люди, почему они так важны? Большинству невозможно представить себя без присутствия в своей жизни хотя бы одной персоны с близким по духу соображением.

Приятели разделяют общий интерес, проводят вместе время, заполняют пустые промежутки комфортной аурой присутствия друг друга.

Партнерский союз дружбой не назовешь, он связан общей целью достижения триумфа. Их корабль плывет напролом сквозь жестокие волны благодаря взаимопониманию. Однако всегда найдутся подводные камни, которые устроят потоп на казалось бы надежном судне.

Ошибочная дружба, общение, вписываемое в обыденную стопку дел. Учеба, работа, все те места, где мы вынужденно пребываем ежедневно. Мы идем на принужденное общение, чтобы чувствовать себя не одинокими в дневном приюте времени. Пытаемся забыться, обрести укрытие в частицах других, что ненароком открываются невольному окружению.

Творческие дуэты, этим индивидуалистам некогда скучать, они созданы дополнением друг для друга. Они поражающие вспышки на солнце. Их способность самовыражения точит скрытую остроту, помогая довести до идеала то, что изначально заложено в спутнике таланта. Нередки семейные союзы, их коалиция прописана кровью. Единство, заложенное структурой нуклеиновых кислот, что заведомо отображается инстинктом.

Отбросив все взаимовыгодные сделки и прочие свойства человеческой сущности, должны найтись единицы, несущие дружбу как нечто священное. Для них не существует причин, способных всколыхнуть мощную реликвию.

В приглушенной обстановке бара я разбиваю взаимоотношения на отдельные подгруппы. Стакан не остается сухим. Крепкая влага нужна моим измышлениям.

Лето подходит к логичному концу. Ночи принимают тенденцию холодной натуры. Теплая инфантильность природы позади. Местами листья выдают спрятанные цветом лета каротиноиды. Природа готовилась вступить на следующий этап своего предначертанного пути.

Прошло время с эпизода в сауне. Давид больше не выходил со мной на связь. Слышал, у него от удара сотрясение. Кто бы мог подумать, что он окажется таким хрупким. Тот эпизод не прошел тихо, как мне того хотелось. Весь богемный свет общих знакомых часом отвернулся от меня. Навешанные ярлыки неугомонным языком Давида всюду давали мне характеристику в привычных местах отирания. Не могу заявить о сильно задетых чувствах, только все же ситуация строит непривычные границы для меня. Выборка летних скитаний сужена. Я зависаю в баре, где он перестал появляться. Как бы жалко ни звучало, но правда такова – я остался один. Родители совсем забросили дом. Может, стоит отправиться к ним за город? Силы покидают меня. Я сижу, упиваясь в месте, в котором провожу все свободное время. Пытаюсь разобраться в себе. Не могу спать, есть, постоянно думаю об алкоголе. Только приняв, я могу вновь чувствовать себя спокойным, появляется вероятность сна. Здесь я могу забыться от проблем, свалившихся на мою голову.

Не могу назвать себя одиноким, мне постоянно выдается возможность поговорить с посетителями. Я чувствую, что эти разговоры не обогащают меня. Не дают, как в былые времена, должного успокоения. Мне кажется, я теряю себя как единицу индивидуума. Мной повелевает провокация интоксикации. Дозы употребления с каждым днем набирают объемы. Эти побуждения являют обсессивный нрав. Неудержимая необходимость в градусе ломает планы на жизнь. Просыпаюсь и снова набираюсь, пока не дойду до нужной кондиции. Что делать, не понимаю? Память ухудшилась, не могу запомнить, как очутился дома или с кем провел ночь, находя себя в отеле поздним днем. Критичное приобретение – отсутствие возможности адекватного сна. Всеми средствами и силами пытаюсь уснуть, но единственный эликсир, помогающий достичь желаемого, – алкоголь.

Будничный вечер тянется медленнее обычного. Скучные лица не вызывают интерес. Сидя за столом, меня накрывает бессмыслица всего происходящего. По этой причине мое упоение продолжается с единственной целью – как можно скорее достигнуть неосознанности. Натиск потерянности наступал после каждого захода солнца. И каждый вечер мне приходилось заниматься терапией единственным известным мне способом.

Бутылка озарилась прозрачным стеклом. Состояние исступления приносит облегчение. Стеллажи, декоративные колонны, стены и прочие предметы помещения поплыли туманом. Четкость изображения теряет свойственную ей силу. Меня ничто не беспокоит, откровенно говоря, такое виденье окружающих атрибутов в моей голове – необходимые черты безмятежности.

Неужели я докатился до самого дна. Сижу с жалостью к себе, напиваясь до потери возможных реакций. Что случилось, где я совершил ошибку? Разумные вопросы мимолетно подогревали во мне тревогу. Рассудок понимал серьезность всей ситуации, пытаясь всколыхнуть во мне инстинкты естественного выживания. Но коварный змей быстро побеждал оставшиеся способности интеллекта, стимулируя организм добавить градуса.

Потерявшись во времени, картина мира, представленная незыблемым складом информации в голове, вовсе исчерпала себя. Остались лишь основные способности самообслуживания.

В баре приглушили свет, включили огни, преодолевавшие расстояния из одной точки зала в другую за считанные секунды. Неоновые цвета радуги рябили, тонко подстраиваясь под пульс шумевшей музыки.

Больная душа, утратившая желание к счастью, билась в конвульсии разобщенности.

Беглые вспышки в совокупности с поломкой мыслей устроили кромешную неразбериху. Голова шла кругом. К горлу подступала тошнота. Необходимо срочно выбраться наружу. Упрямо пробираясь сквозь вольный сбор суеты к выходу, чувство нестерпимого позыва опережало меня. Содержимое желудка просилось выйти из меня. Едва коснувшись двери, меня откинуло вперед толчком рвоты, озноб покатился волнами по телу. Задыхаясь, я продолжаю испускать новые порции, совершая красочный разгром целомудрия улицы. Прекратив акт очищения, я оперся о стену здания спиной, вытягивая ноги по каменному настилу. Сердцебиение с дыханием после неожиданной встряски приходили в норму. Ко мне подбежал секьюрити, отстаивавший вход в бар.

– Филипп, поезжай домой, я вызвал машину. Внутри остались вещи?

– Нет, у меня ничего с собой нет, – распластавшись по тротуару, я вдыхал сигарету, ловчась как можно скорее прийти в себя.

– Тогда поезжайте, машина уже подъехала. – У него был взволнованный вид. Хоть кому-то было до меня дело.

– Хорошо. Я сейчас поеду, благодарю вас за заботу. – Я вынул бумажник – поблагодарить купюрой заботящегося самаритянина. – Сейчас только выкурю и поеду.

Вручив ему благодарность, я отправился к машине.

– Доброй ночи, отвезите меня в ресторан неподалеку от консерватории.

Водитель кивнул головой, и мы тронулись в сторону ресторана, в который я любил ходить с родителями в юные годы.

Изысканность и утонченность вкуса говорили о себе у самого входа в ресторан. На входе меня приветливо встретил метрдотель и проводил к уютному закутку, светящему мне извечной ценностью пережитого. Этот столик являлся самым излюбленным местом юности. Он ничуть не утратил своей вписанной элегантности и умеренной уединенности.

– Что желаете выпить? – официант, не заставив себя ждать, воспитанно преподнес вопрос вместе с меню.

– Будьте любезны принести что-то неприлично вкусное и крепкое.

– На ужин заказ сделать желаете?

– Можно мясо, только нежирное, пожалуйста. – Официант ушел, оставив меня наедине с ностальгической атмосферой. Она выделяла свои ароматы в зрительное восприятие прямиком из лучших лет моей жизни.

Гостей было немного, что благоприятно сказывалось на внутреннем состоянии, не внедряя в меня излишнего напряжения. Восхитительный вкус напитка. Золотистая игра с ароматом пряностей ласкает обонятельные рецепторы.

Как же мне не хватало чувства семейного очага. Да, его выражения немного изощренны, но все же это было оно.

Выпив три стакана крепкого напитка, меня вновь закинуло в механическое пребывание. Мысли больше не вертелись в моем притуплении, лишь тягостная пустота, не приносящая под собой умиротворения.

В другом конце зала я разглядел штрих новизны в данном заведении. Интеллигентный рояль с матовым черным покрытием. Радость для глаз. Пальцы уже забегали по клавишам в моем воображении.

Тело, опираясь на воздух, пробралось к уважаемому инструменту. Расположившись на черной, покрытой нежной кожей скамье, руки коснулись клапа, отворив спрятанные от глаз клавиши. Твердо коснувшись их, мной был запущен механизм, производящий волшебные звуки. Из сердца рояля полилась музыка, наводящая отрешенность.

Работа неисчисляемого количества деталей рождала звуки, пронзающие до самых глубоких сегментов души. Я исполняю величайшую работу известного композитора. Погружаясь в пучину самого себя. Воспроизвожу чувственные детали мелодии. Спокойное вступление переходит в эмоциональное продолжение истории, что вершится пересохшими пальцами.

Музыкой открылся портал в другие измерения. Клавиши выдают звуковой ключ к таинственному миру, где главенствует спокойствие, благополучие. Я бегу по простору. Видимый обзор представляется сочной травой, ее до восхода солнца обволакивал туман, оставив на ней следы свежести. Голубое небо игриво сочетается с красками зелени, вовлекаясь в необузданную картину свободы.

Придаю музыке проникновенный окрас, меня перекидывает в другое время, где на просторе кричал ветер, омывая лицо каплями дождя, рушившегося с небес. Отчуждение вводит в регулируемый транс.

Тело унеслось в параллельную вселенную. В открытом космосе далекие звезды заманили к себе. Прикрываю один глаз. Протягиваю ладонь по направлению к ярким сферам. Я фантазирую о том, что они разместились прямиком на ней. Темнота поглощает своей монументальностью. Обособленно мне хочется раствориться в ней.

Звонкие стоны трогают нервы слушателей. В зале доминирует чистейшая тишина, и только дивная музыка властвует в эти минуты над ней. Я раскрываю им возвышенные тайны, несущие в себе неземные подтексты.

Как только я затих, в мою сторону направились волнительные овации от присутствующих.

– Официант, повтори напиток! – обратился достаточно раскованно к нему с неимоверным желанием смочить горло.

Мои пальцы побежали исполнять по клавишам следующее творение того же автора, сразу за опустошенным стаканом с пикантным содержимым.

Произведения были выучены еще давно, до университета, тогда по вечерам я ходил в престижную музыкальную школу. Долгое время я не практиковал игру, но хватка не была утеряна. За роялем я так же уверен в себе.

Плечевой пояс сутуло двигается в темпе движения летящих нот. Своеобразная конвульсия, музыкальный припадок. Чернота дальше утягивает меня в неведенья загадок. Приятный холодок обдувает тело в безвременном эпизоде. Из глаз поблескивает слеза уставшей тоски.

Пальцы уверенно руководят клавишами, не прекращая испускать то, что способствует перенестись в несуществование. Эманация абстракции подходит к концу. Совершив финальное касание, полностью отдавшись игре, я склонил голову.

В зале восседала тишина. Развернувшись к публике, я хотел направиться к столику, но мой взгляд увидел негативные, потусторонне искаженные лица гостей. Враждебный настрой мимолетно выбил меня из колеи. Страх привалил комом к горлу. Не могу понять, что происходит?

Один из мужчин держал в руке нож, его лезвие блестело прямо мне в глаза. Он хочет напасть на меня? Сердце выдает непривычную тахикардию. Кажется, я начинаю задыхаться. Кончики пальцев похолодели, приобретая беловатый оттенок. Женщина крадучись привстала и направилась в мою сторону. По моему лицу покатились капли холодного липкого пота.

Энергичным рывком я вскочил со скамьи, вынул из кармана наличные, раскинув их по роялю, и пулей вылетел из ресторана. На улице темно и холодно, ветер летит навстречу моим быстрым движениям. Я бегу, не обращая ни на кого и ни на что внимание. На одном дыхании мимо меня сменялись улицы.

Запыхавшись, я стремился в сторону дома. Внутри сводило спазмами жуткой боли в правом подреберье. Активная деятельность давненько забыта. Внезапный запуск физической динамичности вызвал во мне неукротимую одышку.

Неугомонно рассекая порывы ветра, обжигающего лицо, я двигаюсь в сторону безопасности.

Интенсивный свет. Громкие вибрации женского голоса способствовали пробуждению. Я дома лежу на полу. Хорошо обнаружить себя не на улице.

Меня срубает обратно в сон, но голос не дает полноценно забыться и уснуть. Прислушавшись внимательнее, я узнаю тембр Ренаты Александровны, она говорит по телефону.

– Приезжайте немедленно, ваш сын в беде, – взволнованный голос пронзительно убеждал по обратную сторону связи о чем-то тревожном.

– Я нашла его на полу, он лежит обделавшийся в луже своей мочи. Лицо отекшее, от него пахнет не первой свежестью. – Слова вырывались с неместным акцентом.

До меня дошло, она это обо мне. Она наверняка говорит с мамой.

Меня опалило горячей волной стыда. Оглядываюсь по сторонам. Тело действительно пребывает в луже золотистого цвета – позорная слякоть.

Я забыл, как добрался до дома.

– Рената Александровна! Остановитесь! Мне гораздо лучше. Все в порядке!

– Он пришел в себя, я приведу его в порядок, а вам следует как можно скорее вернуться домой. – Ее голос противен мне.

– Скверны мои дела. Да пошли они к черту.

Веки опустились, пряча меня от лишнего в доме. Тихие шажочки гувернантки приближались ко мне.

Что будет дальше, мне не известно, и как же мне снова не хочется знать ответы. Хочу просто открыть глаза в ярком теплом месте, где нет никого. Меня уносило в холодный космос. Я здесь был ночью до просветления.