Читать книгу Adelante, Гончар, adelante - Сергей Авилов - Страница 12

Учебный год приближался. Глеб не знал, печалиться или радоваться этому событию. С одной стороны, безрадостные перспективы раннего подъема и утомительных занятий, с другой – с каждым учебным днем Глеб приближался к далекой пока цели…

За две недели до первого сентября некстати нагрянул сосед. Появился в дверях – огромный в их маленькой комнатушке. С его приездом усложнялись даже ежеутренние гантели.

– А чего ты дома? Купаться бы ехал… – с порога предложил он, не здороваясь, и поставил на пол невероятного объема рюкзак.

– Я тут треску привез. Так вот, ты ее не ешь… – он извлек из рюкзака холщовый мешок, заполненный, судя по запаху, вяленой рыбой.

Глеб кивнул. Ему было все равно. Его минимальный уют рассыпался с этим приездом.

– Уф, – сосед рухнул на койку. Тут же зажег телевизор. Комната, в которой два с лишним месяца не допускались вульгарные звуки, наполнилась пищанием героев МТV…

Глеб сменил домашние тапочки на уличную обувь и, не говоря ни слова, «поехал купаться».

Доехал до метро «Чернышевская». Выйдя, прогулочным шагом добрел до цирка. Потом подумал, что бежать от соседа глупо. «Бежать от…» глупо в принципе. Надо сделать так, чтобы соседей не было вообще… И Глебу опять виделось недостижимое и в то же время реальное будущее. Будущее, где соседи живут только за соседней дверью.

Вечерело. Над городом стояла теплая полутьма.

Глеб вышел на Невский, потоптался у Гостиного двора. Пора было возвращаться. Смирить гордыню и смириться с временным все же соседом.

Еще на первом этаже Глеб услышал женский визг. За ним последовал алкогольный грубый смех и матерные реплики. Все стихло только на несколько секунд, и визг повторился.

Глеб поднялся на свой пятый этаж. Звуки, исходившие с четвертого, преследовали его.

В комнате гудел телевизор.

Сосед, подливая пива из бутылки в стакан, грыз свою сушеную треску, лежа на койке.

– Кто там так орет? – буркнул Глеб, снимая обувь.

– Да эти… Только приехали, а уже пьяные…

– А какие они должны быть? – ухмыльнулся Глеб, вспоминая себя годичной давности.

– Потише, – сосед пошевелил большим пальцем ноги, грозя приехавшим.

– Иди и скажи… – испытывал Глеб соседа на прочность.

– Я чего – самоубийца? Уже Влад приходил жаловаться…

Не признаваясь в трусости, сосед все же настаивал на каком-то ущербном благоразумии.

– И что Влад?

– Чего Влад? Влад пришел. Тебя хотел видеть. Потом на этих жаловался, – сосед кивнул. – Он им вроде бы сказал, а они его вроде бы послали… Это первогодки! – отслуживший армию сосед выражался соответственно.

– Понятно, – бросил Глеб, борясь с уже начинающимся тянущим волнением под ребрами. Четвертого этажа было не избежать, если те не угомонятся в ближайшие полчаса.

Он решил спуститься к Владу. Тем более что, судя по тому, что слышал Глеб, бесчинства происходили где-то рядом с дверью Влада.

Первогодков было много. Они курили, стоя вдоль обеих стен коридора. Разговоры вели громко и агрессивно. Среди них Глеб заметил двух девиц, от которых, вероятно, и исходил пронзительный визг. На полу валялись, презрев такие понятия, как пепельница, десятки окурков.

Гримаса, которую невольно надел на себя Глеб, была гримасой отвращения. Для того чтобы пройти сквозь строй курящих без потерь, надо было как минимум состроить другое лицо.

Сделать это было практически невозможно. Дороги назад не было тоже. Новое поколение молодых волков поглядывало на Глеба с плотоядным интересом. Даже руки с сигаретами волчата держали внизу, меряя фигуру Глеба взглядом гробовщиков. Потом как-то разом замолчали.

Глеб вошел в коридор, чувствуя давление с обеих сторон. Ему надо было сделать шагов пять-шесть, чтобы пройти мимо. Любой агрессивный вздох мог вызвать лавину. Любое неловкое движение – бурю.

Когда темная масса осталась позади, Глеб, не оборачиваясь, почувствовал, как упало напряжение за его спиной. До комнаты Влада оставалось метров пять. Первогодки опять загомонили.

Глеб постучался. Не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

– Не было печали? Здоров! – поприветствовал Влада Глеб.

– Видел? – Влад сидел на койке. В руках его дымился паяльник. Вкусно пахло канифолью.

– Да видел! А ты чего делаешь?

– Штекер отвалился… Искрит! Слушай, Глеб! Они вообще… Я им пытался сказать, но без толку… Бычить начали!

– Ты себя год назад вспомни! – назидательно напомнил Глеб. Отмахиваясь при этом от собственных воспоминаний.

– Да я таким не был!

– А кто кричал, что надо быть хозяином жизни? Кто говорил, что питерцы, как пидоры, говорят… Нам-то вовремя рога пообломали, – вместо «тебе» Глеб все же заставил себя сказать вынужденное «нам».

Влад недовольно заворчал.

– Может, тебе Закира напомнить? – загорячился Глеб. – Сгнил уже!

– Да иди ты… Тут-то чего делать?

Словно бы откликаясь на вопрос, из-за двери послышалась сопровождаемая гоготом замысловатая матерная комбинация.

– Ты готов драться? – спросил Глеб, зная ответ.

– Почти, – ответил Влад и чему-то усмехнулся. – Можно еще Дружинина позвать. Я его сегодня видел.

– А ему это надо? Может, ему все равно…

– Да ладно… Надо просто выйти и сказать, чтобы не орали и овец своих заткнули. Только уже вдвоем. И вот с этим… – Влад кивнул в угол. Там прислонился к стене напоминающий тросточку ржавый металлический штырь неизвестного происхождения.

Глеб взял штырь, перепачкавшись ржавчиной. Покатал его в ладонях.

– Убить можно…

– Ну! – довольно подтвердил Влад.

– Я говорю – убить можно. Совсем… Ты не понимаешь? Нет, мы сделаем по-другому! Вот ты бы год назад как отреагировал, если бы тебе замечание сделали?

– В морду бы дал.

– Вот! А чем они лучше? Я тебе скажу – они хуже! Для нас старшие авторитетом были. Не все, конечно…

– Были, – согласился Влад. – Правда, некоторые потом дерьмом оказались…

– Ну вот и думай! – Глеб поставил металлическую палку обратно в угол и принялся оттирать от ржавчины пальцы: Через год с ними то же самое будет. Половину выгонят, а другая половина изменится…

– Я не понял, что ты предлагаешь…

– Я? Да ничего! Они к тебе и ко мне не цепляются, а через неделю-другую все наши приедут. Вот увидишь.

Влад принужденно, однако не без бодрости в голосе, согласился. То, что ему сперва казалось трусостью, на деле обернулось какой-то житейской мудростью даже… Да и никому не хотелось встречать новый учебный год, лежа в больнице с проломленным черепом, если что-то вдруг пошло бы не так.

Влад открыл холодильник. В каждой комнате после первого года обучения у студентов появлялись роскоши. Одни доставали себе телевизор. Другие шли дальше и к телевизору покупали видеомагнитофон. Но редко кто обзаводился холодильником. Притом, что это был самый ценный трофей.

Влад достал из холодильника две бутылки пива, протянул одну Глебу.

– На… Не поверишь – один бухать вообще зарекся…

Приезжие пили третьи сутки.

Их как будто бы стало еще больше. На третий день, спускаясь за хлебом, Глеб почувствовал, что дальше так продолжаться не может. Что-то должно произойти. От приезжих исходил плохой запах и такая же энергетика. Третий этаж утопал в табачном дыму.

Надежда была на то, что у них кончатся деньги. Потому как сил у них было достаточно.

Глеб наконец разыскал по телефону Корнеева. И был доволен приглашением на прогулку. К тому же Славкины родители уехали отдыхать и у Корнеева можно было заночевать.

Он вернулся только вечером следующего дня с наполненным яблоками рюкзаком. Яблоки Слава привез со своей дачи.

В общаге стояла обычная тишина. Видимо, новоявленные студенты все же угомонились.

Поднимаясь к себе, на третьем этаже у окна он лицом к лицу столкнулся со старенькой уборщицей. Та вяло возила тряпкой по огромному винному пятну. Присмотревшись, Глеб с тревогой и без удивления увидел кровь.

Не заходя к себе, постучал к Владу.

– Глебыч, это надо было видеть… Они сами себя наказали. Без нашего участия, – Влад сидел на стуле и продолжал дрессировать паяльник.

– Ну? – торопил его Глеб.

– Ну! Не нукай! Сами себя наказали. Нам вообще не пришлось вмешиваться, прикинь!

– Короче…

– Да подожди… Короче, дело к ночи. Я телек смотрел, да и они поутихли. Так уже… Я задремал – вопли. Слышу – какие-то стремные, не то, что раньше…

А потом вообще – кто-то стонет и дышит, стонет и дышит…

– В смысле – дышит?..

– Ну так: а-ах, а-ах… У меня не получается. Я думаю – сами разбирайтесь! Даже выходить не стал. Потом слышу – скорая приехала. А потом милиция, показания брали…

– Так что случилось-то? – нетерпеливо спросил Глеб.

– Да что-что… В пальто. Пацанчика одного зарезали.

– Насмерть?

– Да какое… Куда-то в живот попали. Короче, поживет еще… Ай… – Влад обжегся паяльником и выругался. – Зато сейчас – тишина.

– Давно случилось?

– Да часа три назад… Менты полчаса назад уехали. Тут баба одна убивалась. С ней истерика случилась!

– Случится! Если пить четвертые сутки, и не такое случится.

– А кто ударил ножом-то?

– Ты интересный, Глеб. Я их чего, знаю, что ли? Забрали его в наручниках…

– Покорил Питер…

– А?

– Мысли вслух.

Глеб поднялся к себе.

«Голова должна оставаться холодной», – думал Глеб. Сегодня или вчера его холодная голова, возможно, уберегла его самого и Влада от ножевых ранений.

По позабытому, к счастью, кодексу чести Глеб струсил. Хотя некоторые, ловко трактовавшие кодекс волки, повернули бы так, что Глеб схитрил, будь они на месте самого Глеба.

Глеб не чувствовал за собой трусости. Не видел и хитрости. Он сделал так, как велела ему холодная и разумная голова.

Сосед все так же пялился в телевизор. Эмтивишные герои пищали с непроходящим энтузиазмом. В комнате удушливо пахло мазью, которую сосед целый год с разной периодичностью втирал себе в левое колено. От запаха этой мази ненависти к соседу у Глеба становится вдвое больше.

– Ты слышал? – обратился к нему сосед без приветствия.

– Слышал…

– Ты пойдешь?

– Куда? – не понял Глеб.

– А говоришь – слышал! Ванесса Мэй приезжает…

– Нет. Я думал, ты про этих уродов…

– Каких? – не понял сосед.

– Там эти вновь прибывшие друг друга порезали.

– А-а… Да пускай хоть порежут, хоть передушат… Я чего им – мамка, что ли?

Это был четвертый, вполне приемлемый вариант поведения, и о нем ни в каком кодексе чести ничего сказано не было.