Читать книгу Я буду тебе чужой - Сергей Долженко - Страница 3

История с серийным убийцей, которого в оперативных документах окрестили Ботаником, началась в Москве еще в марте. Тогда на территории Ботанического сада Российской академии наук нашли труп молодой женщины. Он лежал неподалеку от пешеходной тропы в кустах можжевельника. Нижняя часть тела обнажена, на лицо наброшена газетка, на шее виднелась четкая странгуляционная борозда. Причина смерти – механическая асфиксия. Само орудие убийства – обрывок чистой бельевой веревки валялся рядом, на видном месте. Сумочка потерпевшей распотрошена, косметика и прочая мелочь разбросаны на талом снегу, но ни одного документа, ни одного предмета, по которому можно было быстро установить ее личность, не нашли. Как не нашли одежду, которую убийца снял с жертвы.

Оперативно-следственная группа на скорую руку «отработала» место происшествия, труп отправили неопознанным в морг. Люди из убойного отдела еще несколько дней посуетились, без всякого результата опросив сотни возможных свидетелей; исписали десятки положенных бумаг, прокуратура провела пару совещаний, на котором милиционеры клялись, что будь у них бочка бензина на день, оклад в пару тысяч баксов, на каждого по ноутбуку, то они бы вмиг нашли убийцу…

Поскольку требования убойщиков оказались невыполнимыми, то возбужденное уголовное дело перешло в разряд надоедливых «глухарей», и его поручили недавно переведенному из Нижневолжска старшему следователю Зосимову, – пусть новичок столичную землю носом пороет. А для себя начальство мысленно отправило в архив «за невозможностью установить лицо, которому можно предъявить обвинение».

Но двумя неделями позже в Останкинском парке, ранним утром гуляющая мамаша с коляской в полусотне метров от главного входа за голубыми елочками увидела босые грязные ступни, торчащие из кустов. Сама, естественно, побоялась посмотреть, кому они принадлежали, и вызвала по сотовому телефону милицию. На этот раз личность потерпевшей установили сразу – двадцатидвухлетняя Оксана Мирошина, уроженка города Саратова. Жила в столице нелегально, работала официанткой в кафе «Жемчуг» в ИЧП некого Казаряна. Опознать сразу удалось потому, что кафе находилось в том же парке. Правда, Казарян сначала пошел в «отказ». По существующим законам ему пришлось бы заплатить крупный штраф за прием мигрантов на работу, поэтому к нему пришлось применить легкое, «точечное», как сказали опера, воздействие, чтобы он признал в покойной свою сотрудницу, а как потом выяснилось, и любовницу. Поскольку убийство произошло под окнами бывшего дворца графа Шереметьева, ныне музее XVIII века, то вслед за арестованным владельцем «Жемчуга» в отдел доставили и двух охранников, дежуривших в ту ночь.

Несмотря на обилие подозреваемых, никому из задержанных предъявить обвинение не смогли. Девушку изнасиловали, задушили, и сняли с нее «юбку длинную серой ткани, полушерстяные колготки темного цвета, полусапожки черные на каблуке с искусственным мехом, трусики песочного цвета». По почерку убийство в парке сходилось с тем, что произошло ранее на территории Ботанического сада. Лицо официантки тоже прикрывал газетный лист. Охранники вызывали сильнейшее подозрение своими сбивчивыми и противоречивыми показаниями. Но затем под угрозой обвинения в двух умышленных убийствах признались, что в ту ночь развлекались в графской спальне с девушкой по имени Неля из агентства «Фабрика грез». Им было вовсе не до того, что происходило под окнами усадьбы распутного графа.

Казарян клялся мамой, что ему в голову не приходилось убивать свою временную возлюбленную. Через два часа в отделение заявилось куча родственников, все, как один, готовых выступить за него поручителями. Его задержали на двенадцать часов за административное нарушение, наложили на него крупный штраф и выпустили под подписку о невыезде, обязав являться на допросы по первому требованию.

Пришлось признать, что на территории Северо-Восточного округа столицы объявился новый серийный убийца, объединить два уголовных дела в одно и приступить к расследованию самым серьезным образом, невзирая на отсутствие бочки бензина и ноутбуков.

Две недели – самый большой перерыв, который допустил Ботаник. В апреле на территории Ботанического сада, в парке Лосиновый остров и в Сокольниках были найдены девять молодых женщин, умерщвленных аналогичным образом. Лишь одна жертва сумела вырваться из смертельных объятиях душегуба, и со сломанной рукой выбралась на многолюдную аллею. После этого убийства прекратились, и возобновились лишь в конце августа. Тогда Зосимов и вызвал из Нижневолжска детектива по предотвращению несчастных случаев Ивана Петровича Шмыгу, с которым когда-то вместе работал в городской прокуратуре, пока последний не поменял профессию следователя на беспокойную и не вполне понятную рядовым гражданам профессию небесного дознавателя.

Дядька сидел за столиком, на котором оперативники разложили вещи, бывшие при нем. Кажется, он еще не пришел в себя после задержания, жалобно помаргивал и полушепотом просил:

– Дайте, пожалуйста, очки. Я плохо вижу. Мои очки…

Кафе опустело в одно мгновение – женщину, кричавшую так страшно, двое оперов увели, посетители рассыпались в разные стороны, один бармен продолжал стоять обалдевший за своей стойкой. Хорошо, что опера успели в последний момент остановить парня с девушкой и почти вежливо принудили их исполнить гражданский долг в качестве понятых.

Зосимов аккуратно заполнял протокол досмотра:

– Ваш бумажник?

– Мой. Я хотел бы очки свои…

– Ты что занудил? – рявкнул капитан Тарасов из ГУВД. – На вопросы отвечай.

И со значением подвинул следователю мятые листы «Российской газеты». Бедолага пил томатный сок, когда на него набросились здоровенные мужики с пистолетами. Теперь алыми каплями были забрызганы и газета, и стол, и его брюки, даже на щеке виднелось красное пятно.

– Мой.

– Сколько денег там?

– Не помню. Рублей сто.

– Одной купюрой, несколькими? Верните ему, пожалуйста, очки.

Бумажник с мелочью, проездной метро на пять поездок – две использованы. Носовой платок, связка ключей с дешевым брелком в виде весело скалящего зубы черепа с выпуклыми слепыми глазницами, глянцевый календарик с видом на ночной Кремль за 2012 год, пенсионное удостоверение на имя Стешенко Григория Михайловича, 1958 года рождения, зарегистрированного по адресу улица Тимирязевская, дом 16, квартира 69. Все. Для ночного демона, наведшего ужас на два административных округа, маловато. Почти ничего.

– Кем работаете?

– На инвалидности.

Задержанный в криминальном плане внешне выглядел благополучно. Бывший монтажник телевизионного завода «Рубин», несколько лет назад получил вторую группу инвалидности по общему состоянию здоровья. Подрабатывает телемастером в мастерской по ремонту радиотехники, расположенной на улице Ковалихинской. С женой разведен лет десять, имеет взрослый сын. Состоит в гражданском браке с Софьей Павленко, медсестрой санчасти АЗЛК. Проживает с ней.

– Отработаем, конечно, по полной программе, – шепнул Зосимов, отводя Ивана Петровича в сторону. – Но… не уверен. Возможно, свидетельница ошиблась. В момент совершения преступления находилась в шоковом состоянии. По ее показаниями фоторобот не смогли составить. А тут «узнала»! Не верю. Отпускать народ пока не хочу. Нам еще три точки объехать надо.

– Наши люди с такими брелками не ходят, – сухо сказал Шмыга.

– Не понял.

– Людей, которые забывают классику, надо убивать на месте. Ты фильм «Бриллиантовая рука» помнишь?

– Помню. Только управдом сказала: «Наши люди в булочную на такси не ездят». Перестань говорить загадками. Мы здесь не кино снимаем, – нетерпеливо ответил Толич.

– Неважно. Именно по этим мелким незначительным деталям, управдом точно вычислила объект, с которым происходят неприятности.

– Если это Ботаник, то сегодня он вышел на охоту с пустыми руками. Ничего при нем нет.

– Людей отправил по адресу?

– Уже. Но если он действительно проживает с бабой, вряд ли он в квартире хранит улики.

– Слушай, я не собираюсь делать за тебя твою работу. Повод для задержания есть – на него указала потерпевшая. Работай!

Зосимов неопределенно пожал плечом, вернулся к столу, присел:

– Вы не слишком далеко от дома выбрали для себя место отдыха?

– А что, нельзя? – стал приходить в себя инвалид, и даже с чувством оскорбленного достоинства глянул на него.

– Можно. Но все же?

Шмыга подошел. Встал рядом, скрестив руки на груди.

– Поссорился с женой, – Стешенко быстро поправился, – с сожительницей. И пошел, куда глаза летят.

Зосимов повертел в руках проездной.

– А глаза глядели в парк «Измайлово». Там вам стало скучно, отправились в «Останкинский». Да вы просто большой любитель пленера.

– Чего? – не понял тот.

Шмыга наклонился к бывшему телемастеру, аккуратно снял с воротника его пуловера белую нитку, и приказал:

– Закатайте брюки.

Зосимов с недоумением повернулся к нему:

– Что?

– Брюки пусть подтянет.

Один из оперативников присел на колено перед дядькой, задрал ему одну штанину до колена, вторую. Отступил, понятые с непониманием переглянулись, милицейские подтянулись: лодыжка левой ноги была обвязана обрывком бельевой веревки. Лицо Стешенко посерело, на носу зависла крупная капля пота. Он медленно опустил голову.

– Ну, Александр Анатольевич, спокойной вам ночи! – весело сказал Иван Петрович. – Если ты, конечно, сегодня выспишься. Мне пора. Звони. Привет супруге.

Приезжий детектив снимал в Митино неподалеку от станции метро скромную однокомнатную квартирку в девятиэтажном доме с веселыми голубенькими панелями. На автобусе две остановки, но и напрямую через пару кварталов брежневских застройки Иван Петрович добирался минут за пятнадцать хорошего хода. В этот поздний час на муниципальный транспорт надежды было мало, поэтому, выскочив из подземного перехода, решил пройтись пешком.

Набрал номер сотового жены:

– Аня, привет! Иду. Разогревай. Нет, я немного перекусил, но готов.

Щелкнув панелькой, убрал мобильник в карман. По застарелой привычке, прежде чем нырнуть в парковую аллею, которая вела в глубины жилых многоэтажек, неприметно оглянулся. И сразу же заметил высокого мужчину в коричневой кожаной длиннополой куртке, плотного в плечах, в кепке, низко надвинутой на глаза. Тот шагнул с тротуара и покачиваясь, двинулся вслед за детективом. Шел как-то странно, точно не совсем управлял собой, однако печатал шаги по асфальту, будто каменная статуя, сошедшая с пьедестала.

Но если и возникла мысль, что за ним прохожий, случайно идущий в том же направлении, то она вскоре исчезла, ибо каменный гость пересек за ним аллею, прошагал вслед за Иваном Петровичем обезлюдевшими дворами мимо домов с ярко освещенными окнами, и ступил на пустырь, разбитый под строительную площадку.

«И не такие уж глупости советуют нам ученые мужи в погонах. Зря смеялся. Свинцовый шарик мне бы сейчас ой как пригодился», – подумал детектив, незаметно охлопывая карманы. Из средств самообороны при нем находилась лишь увесистая связка ключей, которой умелый человек, наверное, мог бы разметать целую толпу хулиганов, как утверждают многочисленные пособия по самообороне. Но вот беда, сам Шмыга усиленно практиковался только в настольном теннисе, и то – в далекие студенческие годы. Поэтому счел благоразумнее замедлить шаг и пропустить настырного преследователя вперед, предосторожности ради свернув с тропы на некоторое расстояние и приостановившись.

Но статуя повторила за ним движение и если бы Иван Петрович не отпрыгнул в сторону, то с ходу протаранила его своим массивным корпусом. Промчавшись несколько метров и обдав тяжелой волной перегара, мужчина развернулся, выдавил из себя с большим трудом, но довольно отчетливо «Убью!», и вновь нацелился на него, не вынимая рук из карманов, точно намеревался убить Шмыгу самим собою.

Дальше началась глупая и нелепая схватка, какой даже в малобюджетном фильме не встретишь. Абсолютно невменяемый нападавший бежал на детектива, раскачиваясь из стороны в сторону, намереваясь, скорее всего, свалить ударом всего корпуса и растоптать ногами. Оторопевший детектив легко уклонялся и оказывался за его спиной; некоторое время стоял в растерянности, пока «носорог» с ревом выбирался из кустов и снова, брызгая слюной, топотал на него и… какая незадача, опять промахивался и с нечленораздельным матом то вламывался в кусты, то со страшным ударом врезался в металлическую сетку ограждения.

– Иван, ты где! – жалобно ныла в телефон Анечка. – А что рядом с тобой кричит? Ты что, в зоопарке?

Ивану Петровичу пришлось поспешить и разом окончить нелепый поединок, который, несмотря на явную комичность, вовсе не забавлял его. Когда в следующий раз оказался за спиной мертвецки пьяного «убийцы», резко присел и схватил за штанину у самых ботинок. Та же подножка, только гораздо эффективней. Каменный гость со всего маху грянулся оземь так, что выбил из-под себя клубы пыли, серебристой в свете далеких уличных фонарей.

Шмыга подождал, пока они развеются, подошел к великану, с трудом перевернул его на спину. Ощупал карманы, залез в нагрудный, вынул пластиковую карточку служебного удостоверения:

– Штеменко Анатолий Иванович. «Стройиндустрия». Машинист-экскаваторщик.

Засунул обратно, посидел задумчиво:

– Оранжевые игры закончились, а хохлы продолжают развлекаться…

Веки упавшего дрогнули, один глаз открылся, обнажив мутный с кровавыми прожилками белок:

– Я тебя убью, – четко выделяя слоги, просипел он. Смолк, глаз закрылся, из груди вырвался молодецкий, с победными переливами храп.

– Да, конечно, – кивнул Иван Петрович, приподнимаясь. – Потом. Когда проспишься.

Постоял в задумчивости. Случайность? Полчаса назад с его помощью задержали убийцу одиннадцати человек. Слишком близко по времени эти два факта стоят рядом, чтобы можно было говорить о случайности. Скорее всего остаточная реакция. В том, что хотел его убить сам некий Анатолий Иванович Штеменко, детектив сомневался. Сознание несчастного настолько отравлено алкоголем, что вряд ли он мог вообще чего-либо хотеть. Телом явно управлял кто-то другой, и этому другому Иван Петрович не нравился.

Поэтому остаток пути детектив проделал со всеми мерами предосторожностями, но без дальнейших приключений добрался до квартиры и пулей влетел, лязгнув за собой металлической дверью. Еще до того, как Аня вышла из комнаты, успел запереться в ванной и встал под горячий душ. Где-то он читал, что вода смывает не только пыль и усталость, но и отрицательные энергии. Может быть, вода – это всего лишь вода. Но Иван Петрович на этот раз мылся с таким наслаждением, точно смывал с себя что-то мерзкое, нехорошее, вроде налипшей болотной тины.

Разумеется, ничего о глупом и случайном инциденте не рассказал жене за поздним ужином. Анечка училась на третьем курсе Нижневолжской академии права, и вырвала два дня из студенческих хлопот, чтобы навестить мужа. Уезжала завтра, утренним поездом, поэтому торопливо перечисляла набор продуктов, который накупила для своего драгоценного супруга, словно оставляла его не в сытой обеспеченной столице, а где-нибудь за Полярным кругом на дрейфующей станции.

– Гречка, овсяная крупа, не дробленная, не забывай, это не двухминутка, варить надо дольше… морская капуста. Не храни долго в холодильнике – плесневеет. В морозилке найдешь полуфабрикаты, ими не увлекаться, старайся брать свежее, сейчас на рынках всего полно. Надо обеспечить себя витаминами на зиму.

– Сижу и думаю, как я мог прожить без тебя десять холостяцких лет! – с благодарностью говорил Иван Петрович, вытирая губы салфеткой и с сожалением оглядывая опустевший стол. – Кошмарные годы.

– Раньше у тебя не было такой ответственной задачи, как сейчас!

– Какой такой задачи? – насторожился он, как школьник, который вдруг услышал, что на выходные дают дополнительные задания.

– Ты ведь не только глава семейства, но и будущий отец моего, нашего ребенка. И до его рождения обязан поддерживать свое здоровье.

– Рождения? Ты хотела сказать – зачатия?

– Рождения – зачатия, какая разница! – подозрительно уклонилась Аня от прямого ответа. – Ты же в принципе не возражаешь?

– В принципе – нет, – с облегчением ответил будущий отец.

– Поэтому как получится, так и получится.

– Что значит «как получится»? Это дело на самотек пускать нельзя, – он все же ощутил укол легкого беспокойства. – Тебе надо закончить академию, реализовать себя на практике, стать настоящим юристом, как ты мечтаешь, а потом мы родим. Даже не одного.

– Сколько?

– Сколько захочешь, можно и… двух!

– Спасибо, Иван, – с плохой скрытой иронией поблагодарила Аня. Сложила в мойку посуду, вытерла стол. – Добрый ты сегодня. Сколько тебе лет будет, когда я стану настоящим юристом?

– Не знаю… – он сморщил лоб, словно простая арифметическая задачка на сложение вызвала у него неожиданное затруднение.

– Подскажу. В двадцать четыре окончу академию, минимум шесть лет работы… Тебе стукнет сорок, мой милый.

– Хороший возраст. Солидный, ответственный. Тебе – тридцать. Возраст…

– Тоже – солидный и ответственный. Сам рожай в тридцать!

На этом вся рассудительность молодой двадцатилетней женщины, будущего правоведа, закончилась! И супругу приходилось тщательно подбирать слова, дабы не получить кухонным полотенцем по голове – да, она и на это была способна, – или, что гораздо хуже, не утонуть в потоке горячих слез.

Не надо думать, что это их первый разговор на беспокойную и крайне деликатную тему. Женился Иван Петрович два года назад и очень удачно. Красавица, единственная дочь миллионера, владельца Нижневолжского завода шампанских вин, и выбравшая ту стезю, которой шел в самом начале и сам Шмыга. Правда, мечтала она не о расследовании загадочных убийств, а, располагая более трезвым и прагматическим характером (вся в папочку) хотела работать в отделе по общему надзору – приглядывать за состоянием законности в сфере капиталистической экономики. С такой практикой можно в конце концов сделать блистательную карьеру юриста в крупной промышленной компании.

Мечты сладкие, сулили роскошную и безбедную жизнь, с квартиркой на Кутузовском проспекте и дачей на Майорке. Но в последнее время совершенно несвойственные для карьериста нотки начали проскальзывать в ее речах. Она с завистью рассказывала о подругах, которые раскатывали с колясками в парке; пару раз из-под ее подушки Иван извлекал толстые глянцевые журналы «Мой ребенок»; она как-то по особому вздыхала, видя в телевизионных рекламных роликах розовомордых упитанных младенцев с непропорционально большой головой, маленькими ручками и ножками. Да, вот еще – однажды при нем в аптеке поинтересовалась, сколько стоит пачка памперсов!

Московская квартира на Кутузовском начинала таять, приобретая полупрозрачные очертания, особнячок на испанском берегу Атлантического океана тоже затрепетал, как рисунок на оконных занавесках, колышущихся от ветра. Ибо какая карьера, и, соответственно, какие деньги, когда она уйдет в материнские заботы! Кормления, гуляния, детский сад, школа… Иван Петрович искренне удивлялся, как его родители могли по доброй воле взять на себя такой тяжкий труд, неоплачиваемый ни государством, ни частными лицами! Он часами объяснял Ане, что дети должны рождаться от избытка материальных благ и в свободное от работы время. Лучше, когда они выйдут на пенсию и будет уйма времени.

– Ты что, придурок?! – хохотала она в слезах. – Бабушки не рожают!

– Да, с пенсией явно перехлестнул, – вынужден был согласиться Шмыга. – Ну, тогда давай пораньше сделаем свои дела, и ты займешься дитем.

– Пораньше – когда?

– Ну, там, не в пятьдесят лет, а, скажем, в сорок. В сорок можно родить?

Нет, оказалось, что сорокалетние рожают в исключительных случаях. И рожать женщине лучше не в тридцать пять, не в тридцать, а до тридцати.

– Надо же! – не смог сдержаться Иван Петрович от удивления. – На вид вы и в сорок прекрасно выглядите. Выходит, это только снаружи…

Впрочем, наступала очередная сессия, будущий правовед закапывалась в ворох законодательных актов, и разговор о беременности откладывался на неопределенный срок. Потом этот срок заканчивался, и Шмыге вновь приходилось, как сейчас, выслушивать аргументы «за» и приводить аргументы «против».

– Договорились! – неожиданно воскликнул он, присел перед ней, поцеловал ее прекрасные пальчики, и сжал бедра под скользящей тканью халата.

– Серьезно? – спросила она и черные брови ее сложились домиком. Зрачки расширились, словно у кошки, учуявшей мышь. Кончиком языка она облизнула пересохшие от волнения губы.

– Да. Будем делать ребенка!

– Ты… согласен?!

– Конечно, родная! Я знал, что рано или поздно все этим закончится. Это прекрасно, это вполне естественное желание молодой красивой, такой волнующе соблазнительной женщины, что я – готов. Но ты понимаешь, насколько это все серьезно?

– Да! – Она сползла со стула, торопливо поцеловала его, обняла. – Милый мой, хороший. Ты не беспокойся. Я все узнала, купила кучу журналов, нашла такие хорошие сайты в Интернете… Я легко рожу, несмотря на то, что бедра узкие. У моей мамы тоже узкие, но рожала она легко. А это свойство передается по наследству. И я должна родить легко.

– Нет, я не об этом, – слегка отстранился муж. – Дело серьезное, готовиться к нему надо долго, ответственно. Вначале потренироваться…

– Как это?

– Сейчас покажу. Надо лечь на диван, занять исходную позицию…

– Ах ты… – она не успела продолжить, поскольку Шмыга схватил ее в охапку и потащил в комнату. Уложил на постель, несмотря на то, что она отчаянно сопротивлялась. И только занял исходную позицию… как Аня расслабилась и шепнула ему:

– Погоди ты! Какая-то однообразная тренировка у нас.

– Ну, я как-то смотрел эротическую галерею в Интернете, – смущенно признался Иван Петрович и покраснел. – Там есть очень интересные находки. И мы можем попробовать.

– У меня есть идея получше. Дети – это ответственность, да? Надо уметь ухаживать за ними, так?

– И?

– И я тебе приготовила, так сказать, небольшое пособие по обращению с маленькими детьми.

Аня резво вскочила, забралась куда-то под шкаф и вернулась с картонной коробкой из-под обуви. Все еще не понимая, Иван Петрович с любопытством смотрел, как ловкие пальчики жены приподнимают крышку, вытаскивают крохотное шерстяное одеяльце… и спустя секунду на ее коленях оказался маленький клубок белой шерсти. Клубок зевнул, показав алый ротик с миниатюрным язычком, заворочался и превратился в…

– Что это? – с ужасом подскочил муж.

– Котик. Настоящий зарубежный сиам. Но ты не бойся, он уже все ест.

Иностранец сказал: «Мяу», и встал на дрожащие тонкие ножки.

– Так ты такое количество продуктов для него накупила?

Аня поцеловала маленького сиама в носик, тот фыркнул, лизнул ее. И в сердце ошеломленного детектива на много лет поселилась жуткая ревность, которой он не знал до этого момента.

– Знакомься, это – Буч.

– Здрасьте, – криво улыбнулся Шмыга. – А как же тренировка?

– Ну, разве можно при маленьких детях заниматься любовью! И потом, нам завтра рано вставать. Ложись. Мне надо его покормить.

Она ушла с «учебным пособием» на кухню. Иван Петрович лег и подумал, что теперь знает точно, почему он не любит маленьких детей.