Читать книгу Я буду тебе чужой - Сергей Долженко - Страница 7

Толстая рыжеволосая женщина с отекшими ногами сидела в тени навеса маленького торгового павильона на тюках упакованного в целлофан постельного белья и проворно пересчитывала мятые десятки. Затем ловким движением перетягивала их тонкой резинкой, и прятала в широкий поясной кошель.

За прилавком стояла миловидная девушка в обтягивающем джинсовом костюме с быстрыми глазами, которые никогда прямо не смотрели на покупателя, а, шмыгнув по лицу, норовили уйти в сторону и вниз.

– Мужчина, вам помочь? Бязь, хлопок, ситец… лучший подарок любимой женщине. Все наше, отечественное, – заученно повторяла она. – Что вас интересует? Носки белорусские, стопроцентный хлопок, вот ноские, с добавлением вискозы. Эти по двадцать пять, эти по сорок… могу уступить, но немного…

Иван Петрович прижимаясь к шаткому прилавку – народ валил узким проходом, толкотня была невыносимой, да еще сентябрьское небо над Митино пылало нещадным июльским жаром, несло запахом перегоревшего масла от чадивших узбекских жаровен с шаурмой, пирожками, курицами гриль… – все-таки нашел в себе силы пошутить:

– Меня интересуют такие носки, которые самоликвидировались бы при загрязнении.

– Как это? – сбилась миленькая продавщица.

– Сбросил с ноги, а они пшик – и в легкий дым обратились. Любимой женщине – настоящий подарок. Не придется их изо всех углов выметать и нести в ванную, как дохлую мышь за хвост.

Девушка посмотрела на него и детектив увидел, что глаза у нее очень даже симпатичные – синие, яркие, точно первые васильки.

Толстуха за ее спиной пробасила:

– Слушай больше. Придуркам дома не с кем поговорить, вот они на рынок прут. Не обращай внимания!

– Точно не с кем, – охотно согласился Шмыга, – поэтому ищу Тамару Петровну Казанцеву. Поболтать с ней охота.

– Я – Тамара. Тебе чего? – приподнялась хозяйка. На рябоватом лице ее, скуластом, решительном, только точеный носик, чуточку вздернутый к верху, выдавал сходство с дочерью. Во всем остальном ни намека, что гордая московская аристократка на личном «Ситроене» чем-то была похожа на крутую торговку с Митинского рынка. Но почему он решил, что Снегирева ведет свой род от Рюриковичей? Ох уж это провинциальное воображение, которое в каждом москвиче или петербуржце видит отпрыска старинных княжьих родов!

Баба смотрела на него с насмешкой, и Шмыга подумал, что откровенного разговора не выйдет. Но тем не менее информация необходима сегодня, сейчас. Он оставил Наталью Сергеевну запертой на все замки, положив ключи от ее квартиры себе в карман. Но эти меры, принятые скорее всего из-за полного непонимания происходящего, не исключали возможность внезапного нападения на клиента. Мог взорваться бытовой газ этажом выше или этажом ниже, мог лопнуть телевизионный кинескоп совершенно безопасной конструкции, а ванная оказаться под напряжением именно тогда, когда она решит принять душ…

Брать на испуг базарную торговку, челночницу, не имело смысла. Она такого повидала в своей жизни, проталкиваясь с сумками через несколько границ, отбиваясь и от ментов, и от бандитов. Детектив пожалел, что отказался от корочки общественного помощника прокурора, которую предлагал ему Толич.

Пришлось решиться на неожиданный ход.

– Здравствуйте, мама! – стеснительно и с подкупающей улыбкой сказал он.

– Сыночек объявился! – жизнерадостно захохотала толстуха. – Иди, родной, я по будням не подаю. Еще прилично одет…

– Мы с Наташей подали заявление в ЗАГС.

Еще немного, и он бы стал носком ботинка чертить по пыльной земли от наигранного волнения, ибо мгновенно вжился в роль.

– Меня зовут Иван.

Тамара Петровна присела, запястьем оттерла пот со лба.

– Неужто передумала? Есть у ней жених, знаю только не Ваней, Игорем его зовут.

– Вы можете сами поговорить с Наташей. Игорь Васильевич был просто другом, другом и остался. Она не могла вам раньше сказать, поскольку мы проходили трудный и сложный период отношений…

Иван Петрович добросовестно пересказал пару мелодраматических историй, почерпнутых из популярного среди населения телешоу «Окна». Поверила или нет Тамара Петровна, но вскоре они сидели в небольшом кафе, и он угощал будущую «тещу» холодным испанским вином под простой салатик из крабовых палочек. Сам не ел, к стакану прикасался редко, был почтителен и скромен.

Теща налегала с аппетитом и на то, и на другое, и даже попросила принести горшочек с жарким.

– Люблю халяву. Обычно сама за все платишь, – призналась она, оттирая жирные пальцы пачкой салфеток. Если бы она знала, что зятек тратит сейчас аванс, полученный от ее дочери на текущие расходы!

Помимо советов, как устроить жизнь молодым супругам, в которых красной нитью проходила мысль «Чтобы не пил, не бил, не изменял», Иван Петрович получил множество замечательных сведений о младенчестве и раннем детстве своей клиентки. В десять месяцев Ната стала на ножки, первое слово она сказала «плятт»…

– Я женщина не без греха, иной раз доведешь меня, так и вырвется – «блядь». Вот она тоже – «плятт» и «плятт». Читать выучилась к шести годам, читала все, что на глаза попадется. Училась – весь класс завидовал. Большое будущее обещали. Классная руководительница, помню, так и говорила: «Кому, кому, а тебе, Казанцева, ничего не прощу, на медаль идешь».

– Горя не знала, – внушительно сказала Тамара Петровна. – Золотой ребенок.

Золотой ребенок исчез из ее поля зрения в шестнадцать лет, когда она развелась с мужем, и тот оставил дочь себе.

– Паразит. Другого слова не подберу – паразит. В НИИ приборостроения работал. Тянул на докторскую. Мне говорил – Тома, мы должны напрячь все силы для нашего счастливого будущего. Ага, напрягли. Я схватила сумки и за джинсами в Польшу. Он тоже напрягался. Все больше в ресторане «Якорь» на Тверской, или в кафе «Маргарита» на второй Брестской улице.

Пока ничего в рассказе не насторожило детектива. Разводы опасны для детей, не достигших двенадцати лет. И дело не в том, что ребенок в это время составляет с мамой единое биоэнергетическое целое, а распад семьи разрушает, калечит хрупкую детскую энергетику, закладывает основы для болезней, конфликтов и так далее. Страшно другое, не раз виденное Шмыгой на практике, – когда в результате развода происходит искривление уже сложенной тонкой ниточки судьбы, которая протянулась в будущее на многие годы, пересекаясь и переплетаясь с другими человеческими судьбами. Будущее смутно и неясно, и во многом определяется самим индивидуумом. Но не во всем. Есть предопределенные встречи, построены или строятся дома, где будут ждать пока еще маленького человечка, растут девочки, которые родят ему детей, растут мальчики, которые станут ему верными друзьями и сподвижниками…

Но в семье скандал за скандалом, все чаще не бывает дома отец, все чаще мать раздражена, груба, и по ночам сидит одна на кухне и сбрасывает пепел от сигареты в пустую рюмку. Ниточка напрягается, дрожит, как натянутая струна… и рвется. Человечек теперь не пойдет в школу, что должен окончить, ибо мать увезет его в другой город; не поступит в институт, ибо скудных алиментов хватит лишь на прожиточный минимум… Напрасно где-то будет ждать девушка своего суженного, Небом обещанного, ради которого и родилась на этой Земле. Останется ненаписанной книга, и не родится открытие, пусть небольшое, но так необходимое… И небесный портной, увидев на гладкой ткани человеческого бытия маленькую шеварушку от разорванной нити, подцепит ее острым ногтем и выдернет.

С Натальей Сергеевной такого произойти не должно. Развод родителей уже не был способен внести значительные изменения в ее судьбу. Она осталась в Москве, поступила в институт, успешно окончила. И мать, и отец, как понял детектив, ни в чем ей не отказывали.

Второй момент, исключительно важный для проводимого расследования, заключался в том, что необходимо установить степень нынешнего влияния Казанцевой на свою дочь. Если его величина окажется пренебрежительно мала, то беседу надо заканчивать сразу.

Влияние оказалось незначительным. Виделись они редко, хорошо, если раз в полгода. Да и жизни их проходили точно две параллельных прямых, согласно земной геометрии нигде не пересекаясь. Календарное общение: звонки на дни рождения, Новый год…