Читать книгу Оборотень, или Последняя гастроль Артиста - Сергей Георгиевич Михайлов - Страница 11

Кабинет директора оказался запертым, но я решил не уходить и во что бы то ни стало дождаться его, дабы не возвращаться к вопросу о переезде вторично. От нечего делать я начал бродить по пустынному коридору второго этажа, пока моё внимание не привлёк хриплый, натуженный голос Вилли Токарева из-за приоткрытой двери, на которой красовалась табличка с аккуратной надписью «Медпункт». Я вспомнил о своей головной боли и решительно толкнул дверь. В нос мне ударил запах спирта и табачного перегара. В кабинете царили беспорядок и хаос, за столом, заваленном всевозможным хламом, какими-то бумагами и пустыми коробками из-под лекарств, сидел молодой блондин в грязном, некогда белом халате и печальными глазами изучал меня.

– А, пациент, – сказал он, слегка приглушив магнитофон и выпуская к потолку сизую струю дыма. – Заходите, пациент. На что жалуетесь? На местную кухню, полагаю?

Я сказал, что нет, на кухню я давно уже не жалуюсь, бесполезно, а вот головная боль, действительно, с самого утра беспокоит; в заключение я попросил чего-нибудь от головы.

Пока я говорил, он печально кивал, уперев неподвижный взгляд в переполненную пепельницу. Среди вороха бумаг красовались совершенно неуместные на этом столе надкушенный солёный огурец, горбушка чёрного хлеба и наполовину опорожнённый стакан с какой-то бесцветной жидкостью. «Спирт!» – мелькнуло у меня в голове, и тут только я заметил, что врач – а молодой человек, несомненно, был врачом – изрядно пьян. Он развёл руками и с трудом сфокусировался на моей персоне.

– Увы! В эту дыру лекарства перестали поступать ещё полгода назад. Вы небось анальгин желаете? – Я кивнул. – Во-во, анальгин нынче все хотят. Как-то сразу у всех головы, зубы и животы разболелись – у всей нашей страны необъятной, от края и до края, – а анальгина-то нетути, нема, амба, исчез с концами, и до конца века не ожидается. Впрочем, у спекулянтов за восемь рэ пачка вы его ещё сможете достать, но торопитесь, скоро и у них не будет.

Я выразил слабую надежду, что у него, возможно, найдётся какое-нибудь другое болеутоляющее средство, не столь дорогостоящее и менее дефицитное, но он решительно покачал головой и участливо заглянул мне в глаза.

– Сильно болит, да? Я вас понимаю, ох как понимаю! Может, давление? – Я пожал плечами. – Давайте померяем. – Давление оказалось в норме. – А знаете, я могу предложить вам одно великолепное средство, только вы никому, хорошо? – Я сказал, что готов хоть на трепанацию черепа, лишь бы унять эту проклятую боль. – Учтите, средство народное, и пользоваться им нужно осторожно. – Он. хихикнул, подмигнул и достал из-под стола четырёхгранную зелёную бутыль, в которой плескалось ещё изрядное количество жидкости.

– Цэ два аш пять о аш, – прочитал он надпись на этикетке, – это по научному. А по-нашему, по-простому, это звучит куда приятней: спирт этиловый медицинский. Обратите внимание, пациент, – как слеза. Средство верное, проверенное, панацея от всех зол, бед и болезней. Пить чистым, неразбавленным, в отношении закуски никаких противопоказаний нет. Больше ста грамм зараз пить не советую, ибо от большего вас развезёт. Ну как, устроит вас подобное средство? Я вам рекомендую его как врач.

Я махнул рукой и согласился. А что мне ещё оставалось делать, если с минуты на минуту голова моя готова была взорваться, словно паровой котёл? Он, похоже, остался доволен. Умелой рукой плеснув в чистый стакан обещанное количество лекарства, он не забыл налить и себе.

– За ваше здоровье, – провозгласил он, и это пожелание прозвучало сейчас как нельзя более кстати, особенно в устах врача. Мы выпили одновременно, и одновременно же схватились за огурец, но он, как гостеприимный хозяин и человек тактичный, первый убрал руку, и я сунул в рот непочатый ещё тупорылый конец огурца, пытаясь сдержать слёзы и не задохнуться. Придя в себя, я заметил на себе его снисходительный взгляд.

– Удачно? – спросил он.

– Вполне, – прохрипел я и подумал, что, наверное, окончательно сошёл с ума, если пью спирт с незнакомым мне человеком, да ещё в его кабинете и при исполнении им своих служебных обязанностей. Внезапно на ум пришла интересная мысль. Я вынул из кармана найденную накануне ампулу и положил её на стол.

– Скажите, доктор, вот такое лекарство случайно не от головной боли?

Он бросил быстрый взгляд на ампулу и на какое-то короткое мгновение изменился в лице.

– Откуда она у вас? – спросил он безразличным тоном, исподлобья наблюдая за мной.

Я готов был побиться об заклад, что моя находка произвела на него сильное впечатление.

– Скажем, я её нашёл, – ответил я, давая ему понять, что не намерен открывать перед ним все свои карты. – Итак?

Он пожал плечами.

– Если хотите, можете считать это средством от головной боли. Но вам бы я его не порекомендовал: слишком уж много у него побочных эффектов… Да выбросьте вы её, что вы на неё уставились! – Он вдруг схватил ампулу и запустил её в дальний угол кабинета, метко попав в стоявшую там урну.

От его участия не осталось и следа, теперь он смотрел на меня подозрительно и настороженно. Моё присутствие явно тяготило его, я же не торопился уходить, так как надеялся что-нибудь у него выпытать.

Дверь резко распахнулась, и в кабинет, не замечая меня, влетел взмыленный директор.

– Всё, свалили ищейки, – он презрительно скривил губы, – так и не донюхались. Я еле сдержался, чтобы не сказать им… Плесни-ка мне спиртяшки грамм этак сто пятьдесят. Фу, устал как собака…

Тут он заметил меня и сильно побледнел, челюсть его отвисла.

– А вам что здесь нужно? – грубо спросил он.

Я не успел ответить, меня опередил доктор.

– Милостивый государь, – с достоинством произнёс он, вставая и в упор глядя на директора, – этот гражданин пришёл ко мне по делу, которое вас как человека, ничего общего с медициной не имеющего, совершенно не касается. Вы забываете, что помимо ваших… – он запнулся, – ваших делишек у меня есть ещё свои прямые обязанности – обязанности врача. Будьте так добры, покиньте кабинет.

Директор весь как-то осунулся, словно его отходили плёткой, затравленно и зло посмотрел на доктора, плюнул на пол и со словами «Болван!» выскочил за дверь.

Мне показались странными их взаимоотношения, впрочем, мне казалось странным всё, увиденное и услышанное в этом кабинете.

– Свинья, – произнёс с огорчением, но без злости доктор и закурил новую сигарету. От табачного дыма – а он, если не ошибаюсь, курил кубинские, хотя я, как человек некурящий, вполне мог ошибиться – голова у меня разболелась ещё больше.

– Зря вы с ним связались, – сказал он, печально качая головой и стряхивая пепел прямо в груду бумаг на столе.

– С кем? – полюбопытствовал я, весь обратившись во внимание.

Он бросил на меня быстрый, совершенно трезвый взгляд и тут же опустил глаза.

– Сами знаете – с кем… А если нет, то тем лучше для вас, – добавил он. – Эх, пропала моя головушка, пропала! А, теперь уж всё равно…

Он налил себе ещё добрых полстакана спирта, залпом выпил, крякнул, впился зубами в огурец и на какое-то мгновение застыл в этой позе. Потом мутными глазами уставился на меня и, похоже, очень удивился.

– А, пациент… вы ещё здесь? Как голова? Не прошла? Плюньте вы на неё – пройдёт.

Он уронил голову на стол и выключился. Я осторожно вышел из кабинета и прикрыл дверь. Несмотря на всё моё отвращение к нему, мне было искренне жаль этого молодого спившегося врача. Чем-то он был мне симпатичен – может быть, своей безысходной печалью?

Я заметил, что дверь в кабинет директора приоткрыта, и решил войти. Выпитый спирт уже начал оказывать своё действие. Директор мрачным взглядом прошёлся по мне и холодно спросил:

– Вы ко мне?

– К вам, – ответил я и в двух словах объяснил ему суть своего дела.

Он молча выслушал меня, с минуту размышлял, потом выдвинул ящик стола, вынул оттуда ключ и протянул его мне.

– Берите и спите спокойно. – Он вдруг ухмыльнулся и ехидненько так спросил: – Значит, храпит ваш сосед? Интересное дельце… Не знал. Это для меня, прямо скажу, новость.

Почему, недоумевал я, идя по коридору, его удивил тот факт, что Мячиков храпит?