Читать книгу Оборотень, или Последняя гастроль Артиста - Сергей Георгиевич Михайлов - Страница 6

Утром я встал рано, оделся, умылся, привёл себя в полный порядок и покинул номер, бросив напоследок взгляд на круглое, луноподобное лицо безмятежно спящего Мячикова, моего соседа-храпуна. Сейчас он не храпел.

Проходя по коридору, я не встретил ни единой души. Интересно, куда же все подевались? Но, дойдя до холла, я вдруг увидел толпу, сгрудившуюся у лестницы и беспокойно гудящую. По бледным, вытянутым лицам я понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Я протолкался вперёд и остолбенел.

Прямо передо мной, у лестничного пролёта, ведущего на четвёртый этаж, в луже крови лежал мужчина средних лет. Даже мне, дилетанту в вопросах медицины, сразу же стало ясно: он был безнадёжно мёртв. Мне показалось, что он – один из тех, кто провожал нас с Мячиковым хмурым взглядом, когда мы накануне искали свой номер.

– Что с ним? – дрогнувшим голосом спросил я.

– Убили, – глухо произнёс у самого моего уха женский голос. – Сегодня ночью.

Ночью! Ко мне вдруг вернулись все мои недавние ночные страхи. И шорохи, и поворот ключа в замке, и – главное – стон! Теперь-то я уже на всё смотрел иначе, теперь всё выглядело в совершенно ином свете. Мой ум прирождённого сыщика, постоянно терзаемый детективной беллетристикой, заработал на всю катушку. Главное – не упустить ни одной детали, и прежде всего – восстановить в памяти весь ход ночных событий. Итак: без двадцати три я проснулся, в три выглянул за дверь, в это же самое время, то есть в три или, в крайнем случае, минут пять четвёртого, я услышал стон, следом – поворот ключа в неизвестном номере (жаль, что я не обратил тогда на него внимания), далее – пустая ампула на кафельном полу туалета (слово «омнопон» теперь казалось мне зловещим), и в двадцать минут четвёртого я снова лёг спать. Значит, этот несчастный стонал (если, конечно, стонал именно этот несчастный) примерно в три часа ночи или что-то около того. А отсюда следует, что в этот час он был ещё жив, но уже смертельно ранен. Однако, повторяю, все эти рассуждения справедливы лишь в том случае, если ночью стонал именно этот мужчина, а не кто-нибудь ещё. А стонать мог любой из трёх десятков человек, здесь собравшихся.

– Врач был? – спросил я.

– Что толку! – махнул рукой стоявший рядом мужчина. – Не врач, а дерьмо. Пьян в стельку.

– Милицию вызвали?

– Вызвали, – ответил кто-то. – Полчаса дозвониться не могли. Единственный аппарат – у директора, да и тот работает через раз.

– Какой ужас! – услышал я знакомый голос и обернулся. Лида стояла в двух шагах от меня и круглыми от потрясения глазами смотрела на неподвижное тело. Её била мелкая дрожь.

– Пойдёмте отсюда, – сказал я, беря её за руку и выводя из толпы. – Это зрелище не для вас.

Откуда-то вырос бледно-зелёный Сергей и увёл её вниз по лестнице. Я же стоял и растерянно озирался. Надо что-то предпринять – но что?.. Тут я увидел бодро шагающего Мячикова, весёлого, с блестящими от возбуждения глазами, с румянцем во всю щеку, с ласковой улыбкой на круглом лице – он не шёл, а буквально катился, словно мячик. Вот уж кому сон пошёл на пользу!

– Доброе утро, дорогой Максим Леонидович! – приветливо заговорил он, подходя ближе. – Что же вы меня не разбудили? Ай-ай-ай, нехорошо! После завтрака – махнём на лыжах, а? Ходите на лыжах? По-моему, лыжи – это единственное, на что здесь можно рассчитывать в качестве источника удовольствия… Что случилось? – Он настороженно посмотрел вокруг, только сейчас заметив, что в доме отдыха творится что-то неладное.

– Человека убили, – ответил я, хмуря брови.

– Убили?! – Он выкатил глаза от изумления. – Да не может такого быть! Чтобы здесь – да убийство! Да никогда не поверю!

– Взгляните сами, – произнёс я, жестом руки приглашая его к месту происшествия.

Впрочем, его слова показались мне не лишёнными смысла: для убийства более подходил бы какой-нибудь фешенебельный отель, чем эта захолустная конура. Но убийство совершено – и это было непреложным фактом.

Мячиков вынырнул из толпы. Вид у него был донельзя расстроенный, он всерьёз переживал, принимая трагедию слишком близко к сердцу.

– Не могу я смотреть на такие вещи, – чуть слышно произнёс он, бледнея буквально на глазах. – С самого детства.

Появился директор. Он тоже был бледен и испуган.

– Товарищи, товарищи, соблюдайте спокойствие! Отойдите, пожалуйста, от тела, сейчас прибудет милиция и во всём разберётся.

– И дёрнул меня чёрт приехать сюда, – в сердцах произнёс кто-то рядом.

– И не говорите! – ответили ему в тон. – Сидели бы лучше дома.

– А главное – убийца где-то среди нас! – добавил третий.

Последние слова прозвучали зловеще. Люди разом смолкли и исподлобья уставились друг на друга. Какая-то женщина в спортивном костюме громко взвизгнула и собралась было грохнуться в обморок, но вовремя одумалась и судорожно закурила. В воздухе повисла настороженность.

– Кто этот несчастный? – шёпотом спросил меня Мячиков.

Я пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Пойдёмте спросим у директора, – предложил он и, не дожидаясь моего согласия, потащил меня в другой конец холла – туда, где директор пытался навести порядок.

– Товарищ директор, позвольте полюбопытствовать, – начал Мячиков, когда мы приблизились к директору, стоявшему к нам спиной.

– А? – дёрнулся тот и резко обернулся. – Вы что-то хотели спросить? – Он смотрел исключительно на меня и Мячикова, казалось, вообще не замечал.

– Кто этот несчастный? – повторил вопрос мой спутник.

Тусклый взгляд директора лишь коснулся Мячикова и снова вернулся ко мне.

– Передовик производства, с Алтая, – пояснил он, уткнувшись взглядом мне в переносицу и почему-то боясь смотреть в глаза, – с какого-то рудника. Их целая группа приехала, пять человек, в порядке поощрения за трудовые успехи.

«Вот так поощрение!» – удивился я. Да неужели на Алтае нет места, чтобы на лыжах покататься да по лесу побродить? Да никогда не поверю! Вот если бы их в Крым либо в Пицунду отправили, тогда другое дело, тогда ещё можно как-то расценить это мероприятие как поощрение, а так… Впрочем, нам, москвичам, не понять психологии провинциалов: возможно, их притягивает близость Москвы, столицы нашей Родины – кто знает?

– Спасибо, – поблагодарил я директора, и мы с Мячиковым отошли.

– Что за нервный тип! – покачал головой Мячиков, косясь на сутулую спину директора. – Как только вы к нему подходите, дорогой Максим Леонидович, его в дрожь бросает. Заметили? И вчера, в его кабинете – помните?

Да, действительно, это казалось странным. Мой вид, похоже, вызывал у директора дома отдыха какое-то беспокойство, иначе не смотрел бы он на меня столь пристально и с какой-то патологической неприязнью.

Я пожал плечами.

– Возможно, я ему кого-то напоминаю. Хотя должен согласиться с вами – его поведение довольно-таки странно.

На завтрак никто не пошёл, полагаю, аппетитом в то утро никто не отличался. Все сидели и ждали приезда милиции. К десяти часам кое-кто отправился собирать вещи. Ещё минут через двадцать часть отдыхающих с чемоданами в руках столпилась в холле, требуя от директора немедленной отправки в Москву или хотя бы на станцию, но директор, загораживая своим торсом проход на лестницу, отвечал:

– Без паники, товарищи, без паники! Соблюдайте спокойствие. Без ведома органов правопорядка я не имею права отправить автобус на станцию – таково распоряжение местного УВД. Потерпите ещё немного, с минуты на минуту появится милиция и решит вопрос о вашем пребывании здесь.

– А я, например, не собираюсь отсюда никуда уезжать, – шепнул Мячиков. – Вы ведь тоже останетесь, Максим Леонидович, не правда ли?

– Бесспорно, – твёрдо ответил я, уже почуяв возможность окунуться в новую детективную историю и не желая эту возможность терять. – Бесспорно, я остаюсь.

– Вот и ладненько, – пропел Мячиков, радостно потирая свои маленькие пухлые ручки. – Как только наши доблестные органы разберутся с этим делом, сразу же махнём на лыжах. Идёт? Посмотрите, Максим Леонидович, какая чудесная стоит погода!

Я кивнул. Погода в это утро, безусловно, была прекрасной. Солнце слепило сквозь пыльные стёкла окон, редкие лёгкие снежинки медленно кружились, купаясь в лучах дневного светила, ежеминутно переливаясь, вспыхивая отражённым светом. Полное безветрие – и ни облачка на чистом, прозрачно-голубом небе; морозный воздух парил над белоснежной землёй, снег искрился и хрустел под множеством чьих-то ног… А, вот и они!