Читать книгу Почти непридуманные истории. Из записок хирурга - Сергей Гордеев - Страница 11

Легкий завтрак на скорую руку перед судорожной эвакуацией на работу организм всерьез не принял. Наверное, поэтому уже после утреннего обхода и приема пациентов желудок предпринял первую попытку напомнить о себе. Как раз, когда я опрашивал вновь прибывшего пациента, желудок вдруг заурчал, предупреждая о своей недостаточной наполненности. Больной замолчал на полуслове и прислушался.

– Ладно, голубчик! – Я поспешил замять ситуацию и переключил внимание на его собственные проблемы. – Сейчас я вам распишу лечение, и вы будете исполнять рекомендации… режим, ограничения, диету…

Закончив консультацию, я посмотрел на часы. Двенадцать… Не самое удачное время для обеда. В ответ на мои мысли желудок обиженно сократился, вызвав сосущее ощущение под ложечкой. Пытаясь обмануть своего «друга», я выпил стакан воды. На определенное время этим приемом удалось приглушить чувство голода. Я вернулся к своим обязанностям.

Так, уговорами, хитрыми уловками, а иногда и просто силовым подавлением мне удалось-таки сохранить режим правильного питания, и ровно в четырнадцать ноль-ноль, прыгая через две ступеньки, я спешил в кафе.

Надо заметить, кафе в нашем центре имело весьма приличный и уютный вид. Спешно устремляюсь к стойке, хватаю меню. Читаю. Строчки прыгают перед глазами. Вдох, выдох… Так, салат из капусты с морк… На фиг! Яйца перепелиные под майонезом. Ешьте сами, они с… Свекла, тертая с черносливом… В чем дело? Что это за меню такое?! Слабительное какое-то. Ах вот. Я, оказывается, не ту страницу читаю… Ну вот, совсем другое дело! Суп харчо со сметаной. Хорошо… Суп овощной… Этого еще не хватало! Зачем он вообще, такой суп? Нетушки… Борщ со сметаной, неплохо. Сглатываю слюну. Так, что на второе… Мясо в горшочке… Это такое… Горячее, душистое… Отлично! Свиная отбивная в грибном соусе… Обалдеть… Но готовят долго… Держаться нету больше сил… Дальше. Ежики мясные с гарниром… Ежики мохнатые, лапки кривоватые… Что там еще? Котлеты морковные со сметаной. Ну уж дудки! Мой друг этого фокуса не оценит. Так, вот котлета по-киевски. Это когда она такая толстенькая, жирненькая, в золотистой хрустящей обсыпке… А внутри там, в самом центре, огненная масляная дразнящая начинка! Вот черт! Легкое головокружение. Дрожь в руках.

– Так, Танечка! Будь любезна. Мне борща, и пусть подогреют, а то подают еле теплый, как для слабонервных. Дальше мясо в горш… нет, может, все-таки мяса?.. Ежики к черту! Ну что же брать-то? – Я в панике метался между строками меню. Желудок начал трясти меня изнутри, как грушу.

Танечка смотрела на меня, подперев ладошкой пухлую щечку. В глазах играли веселые искорки:

– Что, проголодались, что ли?

– Нет, наоборот, – огрызнулся я.

– Там, за углом, – показала Таня и прыснула в ладошки.

– Значится, так, – сказал я, посерьезнев, – котлета по-киевски, два хлеба, компот… Два. И побыстрее!

Я сел за столик и переключил внимание на зимний пейзаж за окном. Серое небо, серые сугробы на газонах, черный асфальт. Темный размытый лес в отдалении. Черные деревья с прозрачными кронами. Черные нити ветвей, устремленные вверх, застыли в ожидании солнечных теплых дней. Ах, как еще нескоро, братцы, нескоро… Ближе к нашему зданию широкая магистраль. По шоссе плотной колонной двигаются машины. Один поток в центр, другой в обратную сторону. Разноцветные, грязные и блестящие. Дорогие и не очень… Суетливо двигаются, суетятся, пытаясь обогнать друг друга. Зацепившись за провода, степенно двигаются трамваи, похожие на пузатые прозрачные витражи. Огни желтые, красные, много… Дорога походит на реку. Течение – это движущийся поток машин. Только движение это неровное, то быстрое, то медленное, но всё равно завораживает. Как там: без конца можно смотреть на огонь, небо, бегущую воду. Вот вам еще – на поток машин, двигающихся по дороге.

Заныло под ложечкой. Желудок с недоумением напомнил: «Ты не забыл, зачем пришел сюда, дядя?» Действительно, что же это? Я оглянулся. Ну вот, девочка спешит к моему столику. На подносе тарелка с едой, над тарелкой пар. Наконец-то! Я с энтузиазмом взялся за дело. Не отрывая глаз от пышущего жаром борща, быстро развернул салфетку, схватил ложку, вилку. Как Бармалей кинжалами, чиркнул ложкой о вилку, полетели искры (кажется).

– Приятного аппетита! – улыбнулась девушка.

Я сразу вспомнил эпизод фильма «Напарник» из трилогии «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика». Когда отбывающему пятнадцатисуточный срок хулигану, которого блестяще исполнил актер Смирнов, привезли обед. Так вот, на пожелание капитаном милиции приятного аппетита тот в негодовании затряс в воздухе ложкой, типа «ты еще тут мешаться будешь!». Не знаю, как вы, но я каждый раз до слез смеюсь над этим эпизодом. Блестящее кино, блестящие актеры… Метнул недоумевающий взгляд на миловидную официантку. Прогонять ее ложкой было бы глупо.

– Сы… пасибо! – спастически просипел я, уже засунув в рот ложку.

Ну что можно сказать о накрывших меня ощущениях… Наверняка каждый из читающих сейчас эти строки испытывал, и не однажды, чувство голода и знаком с теми восторгами, которые испытывает организм в процессе поглощения пищи.

Голод наряду с сексом, страхом, жестокостью, тягой к любви является одним из самых сильных инстинктов, записанных на генетическом уровне в подкорке головного мозга. Так что могу отметить, что в голове у меня загудело, сознание «отъехало». На время организм как бы отодвинул мое «я» и взял, что называется, ситуацию в свои руки. Сам я погрузился в ощущения. Мне вспомнилось, как еще в детстве добрейшая собака, с которой я много играл в гостях у соседей, с рычанием кинулась на меня и пребольно укусила, когда я решил поправить ее миску, в которую только что положили мясо. Права была собака… Еда прежде всего! Напугала меня маленького, дура. Дружба распалась.

– Приятного аппетита, Сергей Андреевич! – услышал я.

Два врача гремели стульями, занимая соседний столик рядом с моим. Они улыбались мне одинаково. Голодные, подумалось мне. Не ничего…

– Спасибо! И вам насытиться с удовольствием!.. – Я тоже растянул губы как можно ближе к ушам. Не переставая улыбаться, повернулся к тарелке.

Но сумасшествие прошло. Желудок благодарно принял горячее и теперь ждал продолжения банкета. Та же приветливая девушка поставила передо мной тарелку с котлетой. Вспомнил занятия, которые проводил со студентами по теме пищеварения. «Первая фаза секреции, – рассказывал я с энтузиазмом, – сложнорефлекторная». Это когда субъект видит пищу и желает ее. В этот момент зрение, обонятельные ощущения передают сигнал в головной мозг. Происходит оценка ситуации, и вот из подкорки по блуждающим нервам уже бежит электрический сигнал, разбегается по веточкам в слизистую желудка к обкладочным клеткам. Сигнал этот ударяет в пресинаптическую мембрану, выделяются медиаторы, те проникают в постсинаптическую мембрану, оттуда к рецепторам обкладочной клетки. Клетка же на ацетилхолин начинает выделять первичную соляную кислоту, сбрасывая все свои запасы «солянки» в просвет желудка, активируется синтез гастрина и гистамина. И процесс пошел… В просвете желудка становится очень кисло. Хозяину тоже… Вот тут-то и необходимо быстро доставить пищу в организм. Первое блюдо в виде жидких бульонов еще больше стимулирует кислотообразование. И всё это для того, чтобы наступила вторая фаза секреции – нейрогуморальная. Тут желудок уже обнимает пищу, начинается, так сказать, «неспешное страстное танго». Включаются другие механизмы секреции… Есть еще и третья фаза… Ну, что это я раздухарился. Интересно? Не очень? Ну ладно… а студенты слушали… Куда им деваться.

Выглядела она ровно так же чудесно, как я ее и представлял. А аромат!.. Боже мой! Спасибо, что даешь мне возможность вкушать такую прекрасную пищу!

– Ну как вы, Пётр Васильевич, провели выходные? – Услышал я беседу коллег за спиной.

Пётр Васильевич – профессор, терапевт. Заранее представлю и второго собеседника: Аркадий Иосифович – известный в городе отоларинголог (лор). Раньше я не замечал, чтобы они близко дружили, но вот едят… Впрочем, какое мне дело? Обоим за шестьдесят, коллеги, интеллигенты, вот и взаимный интерес…

– Летал в Сочи, знаете…

– Да вы что! – удивился Аркадий Иосифович. – На такой короткий срок. Это же тяжело, туда-обратно.

– Я еще за свой счет брал.

– Что же хорошего зимой в Сочи? Летом – понимаю, да и то, по мне, так море там не восторг, пляжи сплошь галька.

– Конференция там интересная проходила, по заболеваниям легких, моя тема. Да и друг у меня там живет, предприниматель. Раскрутился неслабо. Крутым стал. Рыбалку устроил, потом развлечения разные. Скучно не было. – Пётр Васильевич блеснул очками, усмехнулся воспоминаниям.

– Ну, это другое дело. А я, знаете, Пётр Васильевич, культурный уровень повышал. Удалось в Большой попасть. Слушал «Иоланту» Чайковского.

– И как? – Профессор склонил голову набок.

– Такая лирическая история! Девушка слепая. Вокруг любовь. А как поют! Душа в мурашках! Какое сопрано!

И вдруг, сморщив лоб и закрыв глаза, он запел волнующе:

– Нет, назови мученья, страданья, боль: о, чтоб его спасти, безропотно могу я всё снести… – Голос его завибрировал, затихая. Аркадий Иосифович открыл повлажневшие глаза.

Не успел я выйти из очаровательного оцепенения, как зазвучал новый надтреснутый, дребезжащий тенор. Стал раздуваться профессор:

– Ангел светлый, дорогая, пред тобой склоняюсь я…

– Замечательно! Аплодисменты, Пётр Васильевич!

Коллеги глядели друг на друга и улыбались. Я тоже улыбался. Во дают! Дурики!

– А знаете, Аркадий Иосифович, когда я впервые приобщился к опере? – Профессор, кажется, волновался. – В шесть лет меня отец повел в Большой театр. Шла опера «Золотой петушок». Помню, отец мой, тоже в сказку попавший впервые, всё тыкал пальцем в потолок, дескать, смотри, сынок, красотища какая. Роспись действительно была великолепная, но что там потолок. Волшебный мир красок музыки и чарующего многоголосья захватил меня целиком. Поглотил, так сказать, с потрохами. Это было посвящение. После этого классическая музыка в зале Чайковского. И знаете, слушаешь, казалось бы, знакомое произведение, но прозвучала композиция, а ты вдруг услышал новые, дотоле неслышимые звуки, которые сильно дополняют и украшают произведение.

– Вот, вот и я, – заспешил растроганный Аркадий Иосифович, – фанат искусства. Готов мчаться в Петербург в Мариинку на премьеру и обратно в Москву, в зал Чайковского на «Золото Рейна» Вагнера. И, как и вы правильно отметили, испытывать новые и новые восторги.

«Сильна медицина!» – подумал я и решил наконец заняться котлетой. Положив первый кусок в рот, я ощутил сочное удивительное нечто, отчего даже прикрыл глаза. Вкус изумительный! Захрустела корочка, мясо почти сладкое, мягкое, само в горло проскальзывает и далее к желудку. А тот ждет… Заурчал уже как хищник, почуявший дичь. Я старался есть не спеша, маленькими кусочками, чтобы продлить наслаждение. Активизировался вкусовой центр, забегали нервные импульсы по нейронам, аксонам, синапсам, к «обкладочным» клеткам. Процесс пошел! Одним словом, нейрогуморальная фаза секреции. В ушах зазвучали сонеты Шекспира, музыка Чайковского… Арии Аиды… Какие все-таки высококультурные люди мои коллеги. Создали такую трогательную, волшебную атмосферу. Надо бы тоже как-нибудь свой «культур-мультур» поправить. В смысле поближе к театру на спектакль какой-нибудь… С этой мыслью я отправил в рот очередной сочный кусочек мяса.

Коллегам принесли первое. На время воцарилось молчание. Уткнувшись в тарелки, они сосредоточенно застучали ложками, с явным удовольствием поглощая содержимое. При этом я заметил, что оба вкушали овощной супчик. Дурики…

Я подумал, что очки Петра Васильевича сильно увеличивают содержимое тарелки, когда он к ней наклоняется, или в этот момент ему всё равно? Откинулись они на спинки стульев почти одновременно, вытерли губы салфеткой. Вот это синхронность! Не первый раз обедают. Зазвонил мобильник.

– Да! – Пётр Васильевич свел брови к переносице. – Что получили при пункции? Мутная жидкость. Сколько? Вот вам и температура! Срочно на анализ – бактерии, цитология, полный расклад.

Он блеснул очками и как будто преобразился.

– Представляете, – он обратился к собеседнику, – всего три месяца назад пациент перенес, казалось, невинную респираторную инфекцию. К врачу, естественно, не пошел. Далее распространение процесса: бронхит – он пьет какие-то травы, типа «грудного сбора». В результате весь этот «компот» проваливается глубоко в легкие. Пневмония. Мы, конечно, бомбим антибиотиками легочную ткань, но ответ слабый. Теперь легкие отфильтровали воспалительный процесс за свои границы – вот вам и плеврит, жидкость в плевральной полости – осложнение. Вот к чему приводит самолечение. Что прикажете делать?

Докторам принесли вторые блюда. На этот раз предпочтения разнились. Если в тарелке Петра Васильевича томились мясные ежики с вермишелью, то Аркадий Иосифович заказал рыбу. Сами понимаете – фосфор! Пища для умных.

Соседи так же отдали должное каждый своему блюду.

– Да-да! – продолжил беседу Аркадий Иосифович. – У меня как раз был пациент. Блестящее подтверждение вашему наблюдению. Тоже «самолеченец». Началось с ОРЗ, легкого насморка. Полоскал нос – подумайте только! – мыльным раствором. Сначала слизь из носа шла прозрачная, липкая. Прошло семь-восемь дней, а соплей-то всё больше. Тут бы этому чудику к врачу обратиться, «Ухо Горло Нос» такой здесь работает. – Аркадий Иосифович зло ухмыльнулся. – Так нет же, продолжает мылиться упрямец. Теперь встает утром, начинает сморкаться и насмаркивает – вы только вдумайтесь, Пётр Васильевич! – целую раковину соплей с зеленью. Видимо, заподозрив типа «что-то не так», пациент решил наконец обратиться к врачу. Я был поражен, когда заглянул ему в хоаны. А горло! Боже правый! Бордово-синюшного цвета, отечное, гнойные пробки в миндалинах, стафилококки буквально видны глазом, как откормились! И гуляют тысячами, тысячами! Я чуть шпатель не выронил. – Аркадий Иосифович в негодовании затряс вилкой в воздухе.

Я открыл глаза… «Это что было?» Волшебная атмосфера тонких материй вдруг перестала двигаться. Голубые, желтые, розовые дрожащие пастели, голоса, музыка – всё остановилось! Вдруг эта материя покрылась трещинами, стала мозаично распадаться… и откалываться, как плитка в туалетной комнате. Во рту пропала слюна. Волшебное мясо потеряло аромат и стало пресным и каким-то осклизлым. Я даже не смог проглотить уже разжеванный кусок. Пришлось для облегчения процесса запивать компотом. Желудок тоже затих…

– Все эти сопли, – не унимался беспощадный Аркадий Иосифович, – заглатываются в желудок, вот вам и распространение инфекции! Дальше катар желудка, раздраженная прямая кишка, жидкий пенистый зловонный стул два-три раза в сутки. Вот так! – продекламировав это, лор-врач снова принялся за рыбу.

Пока он сопел, вынимая из зубных протезов застрявшие рыбьи кости, я поспешил к котлете.

Аппетит отказался быть мне союзником. Не понравились, видите ли, друзья мои – подельники… Ничего, я и сам без аппетита, на раз-два-три… Мне удалось проглотить еще два-три кусочка. Желудок подозрительно молчал. Доесть я не успел…

– Да… – задумчиво протянул Пётр Васильевич. – Похоже, в недалеком будущем это будет мой пациент…

– Скорее всего. У него уже кашель, хрипы.

– Тут главное опять же успеть… Я помню случай из практики. Ну такой запущенный, уже гнойный бронхит, ужас! Больной харкал гнойной мокротой.

Мой желудок икнул. Это был первый его отзыв со времени последнего кормления. Прямо скажем, не вполне внятный, тревожный отзыв.

Пётр Васильевич закончил с мясным криволапым ежиком и продолжил:

– Мы с моим лаборантом решили исследовать харкотину пациента. – Пётр Васильевич блеснул очками. – И что вы думаете – оказалось, что в слизи присутствовали плотные цилиндры. Мы их достали, изучили. И что вы думаете? Оказалось, это слепки с бронхов. Мы их порезали… – Пётр Васильевич для наглядности выкатил на тарелочку макаронину и ножиком начал ее членить, как ту трубочку – из харкотины.

Я как раз разрезал чрево котлеты, и оттуда вытекло то самое «огненное», что я так долго ждал. Руки мои дрожали. Но я уже потерял ориентацию. Желудок послал мне слабый икотный посыл, типа: «Что это?». Но я решился и с остервенением стал запихивать остатки котлеты в рот. Жевательные мышцы мерно выполняли свою работу, язык пропихивал разжеванный комок к пищеводу.

– Мы высушили эти цилиндры. – Пётр Васильевич блеснул очками на застывшего Аркадия Иосифовича. – Я взял этот субстрат… – Профессор вилкой подхватил макаронину, поднес к носу. – Запах не просто тухлый, но остро гнилостный… Аж глаза слезятся! – Пётр Васильевич скорчил прескверную гримасу. – Далее берем образец под микроскоп…