Читать книгу Почти непридуманные истории. Из записок хирурга - Сергей Гордеев - Страница 9

Часть I.
Рассказы
Профессиональный подвиг

Оглавление

Мне нравится наша профессиональная многоукладная жизнь в центре. Это работа, требующая большого напряжения; это специалисты, стремящиеся к постижению и усовершенствованию новых методик; это методики, требующие соответственной подготовки от этих самых специалистов. Это сама жизнь, которая стремительно вертится на кончике иглы в центре – центре медицинской науки, центре человеческих взаимоотношений, центре цивилизации. Одним из наиболее важных аспектов работы, несомненно, являются пациенты. Ну как же! Это именно то, можно сказать, основное звено, ради которого, собственно, и происходит всё это удивительное «центростремительное» сумасшедшее движение. И если хотите, это то, ради чего мы, собственно, сегодня вместе собрались… Ради этого мы сидим в кабинете со стетоскопом на шее, это то, ради чего мы часами простаиваем около операционного стола, напряженно вглядываемся в мигающие экраны мониторов или «глазки» оптических инструментов… И армия эта, такая разная, волнующаяся, требовательная, ждет от нас участия и любви, сочувствия и высокого ответственного профессионального отношения.

А начинается всё, как водится, с «вешалки» – первичного осмотра, так сказать, первого свидания: «врач, больной, кушетка»… Здесь-то и поднимается занавес и на сцене возникают персонажи таких колоритных по своей постановке спектаклей, которые может предложить зрителям только жизнь во всей своей неприукрашенной, естественной красоте.

Диспансеризация!.. Все, как на «Зарнице», выпучив глаза, разбегаются по кабинетам специалистов. Надо быстрее – в обход очереди, не глядя, лишь бы успеть заполнить листок осмотра специалистов. Времени дают немного, а специалистов много, даже слишком много… Опоздал – нет допуска к работе! Без заветной справки с отметкой «пригоден», за подписью и печатями, нет надежды на продолжение трудовой доблести, возможности получения премий и грамот, и медалей, а стало быть, надежды в итоге на спокойную обеспеченную старость.

Перед дородным доктором во вспученных «линзах-очках», с красным мясистым лицом, – юная, трогательно смущенная медсестра из стационара.

– Чем, собственно, могу быть полезным? – воркующе спрашивает врач, стараясь быть галантным. Девушка ему нравится…

– Вот диспансеризация… – потупилась сестра. – Надо осмотр пройти, расписаться… – Не поднимая глаз, она протягивает амбулаторную карточку со списком специалистов.

– Что ж, дело нужное, – оживляется доктор, подходя вплотную к юной особе, оглядывая ее с интересом.

– Садитесь на кушеточку, пожалуйста… Ноги вот так… – Доктор присел напротив, повернул девушку ногами к себе, взялся за коленку и по-хозяйски начал ее щупать.

– Ой! Зачем это?! – вспыхнула сестра и спастически поджала ноги.

– Минуточку… – Не обращая внимания на смущение девушки, доктор подсел поближе, снова ухватился за ногу и стал ее разгибать.

Ну, это уже было слишком! Сестра решила сопротивляться.

Началась бестолковая возня… Со стороны картина выглядела довольно странно. Выпучив «линзы-глаза» и всё более наливаясь пунцовым цветом, доктор тянул девушку за коленки на себя, та же, напротив, упершись, тянула их на себя, тоже наливаясь розовым цветом. Наконец, ей удалось разомкнуть пальцы доктора, освободить коленки и оттолкнуть от себя злоумышленника. Она порывисто вскочила, поправляя короткий халатик. Осмотренная коленка сияла маковым цветом.

– Вы что, совсем, что ли?! – Девушка хотела было покрутить пальцем у виска, но удержалась.

Доктор долго дрожащей рукой поправлял очки.

– В чем дело, я не понимаю?!

Девушка, кажется, оправилась от нервного потрясения, что свойственно молодости, отдышалась и затараторила:

– В общем, жалоб особенных нет. Я проверялась… Только вот в паху совсем недавно появились эти непонятные прыщики. – Девочке стало опять не по себе, и она опять нежно порозовела… – Показать?

Доктор выпукло, не мигая смотрел на пациентку.

– Показать? – уже с угрозой в голосе повторила сестра.

Доктор то ли кивнул, то ли развел руками: «Делай что хочешь»…

– Ну… Я не знаю. Вы должны быть в курсе… Сказали вас обязательно пройти надо. Вот смотрите! – Девушка подняла полу халата. Возник ослепительно нежный овал бедра. Изящно согнувшись, она стянула узкую ленту трусов и открыла доктору волнующий участок тела.

– Что это было? – спросил он каменным голосом, не выказав должного интереса к увиденному.

«Что, что! Ослеп, что ли?!» – мелькнуло у нее в голове, но озвучено не было.

Она посмотрела на врача, врач смотрел на нее. Девочка не спеша привела одежду в порядок. Доктор не подавал признаков жизни.

– Ну хорошо, – затараторила она снова, раздражаясь тупоумию врача, – вы только напишите, что у меня «ничего такого нет», и всё… Я пойду.

Доктор тупо уставился на амбулаторную карту. Ручка потянулась к графам профосмотра.

– Вот сюда: «дерматовенеролог»… Видите? – Она готова была уже дать затрещину неповоротливому доктору. Ситуацию объяснила, показать показала. Чего еще-то?

Посмотрев карту, врач выпрямился и удивленно уставился на девушку.

– Ну, что еще? – Девушка закатила глаза, ее уже трясло от выражения лица доктора. «Пиши, козел!» – пылал ее взгляд.

– Я травматолог, любезная… Артролог – специалист по костям и коленным суставам! А вот дерматовенеролог, к которому вы так стремитесь, будет принимать после обеда в этом же кабинете… – За стеклами очков снова мигнули припухшие веки. В отражении линз практикантка увидела изумленное выражение на пунцовом своем лице. «Вот это я дала! И посмотрела, и показала»… «Диспансеризация». Выкатилась она из кабинета, заливаясь громким смехом. Посетители у кабинета съежились на диване. «Что же это он там с ней делал?» Одна бабуля поднялась и поспешила на выход.

Поликлиника, кабинеты, таблички… Длинный коридор, банкетки, горстки посетителей. На двери табличка: «Колоноскопия». «Кто не любил, тот не поймет» – кто не испытывал, тому в девственном его сознании не понять полноту ощущений и глубину, в буквальном смысле слова, переживаний этого исследования. В кабинете интеллигентного вида доктор Кирков склонился над письмом. Исследование закончено. Доктор заполняет последние строки протокола. Высокий лоб, тонкий изгиб очков. Ручка закружила в витиеватых овалах подписи.

– Всё! У вас, уважаемая, ничего опасного нет: небольшое раздражение слизистой – это несерьезно…

Высокая дама приятных черт с длинными ногтями задумчиво смотрит на полутораметровую, длинную рабочую часть колоноскопа.

– Нет, доктор! Всё серьезней, чем вы думаете. Этого прибора мне будет очень недоставать!

Такая уж эта штука – жизнь! Здесь, случается, искусственные раздражители оказываются желаннее естественных.

Кирков внимательным зрачком «сфотографировал» пациентку. Как опытный диагност и блестящий манипулятор, ежедневно проводящий глубокие исследования, он знает, когда простая диагностическая процедура из рутины перерастает в глубокое личностное переживание. Здесь главное – сердце не затронуть!..

– Да вам, милочка, показан строгий контроль!.. Зайдите ко мне через недельку, посмотрим динамику процесса, эффективность лечения. Чем бы дитя ни тешилось…

Дальше по коридору направо прием уролога. Вот уж «кладезь» парадоксов и индивидуальностей в самом широком смысле этих понятий. Сюда на «алтарь» науки люди приносят самое дорогое – предмет гордости, источник наслаждений и светлой своей радости. Как можно не волноваться и не совершать глупостей. Старик Фрейд был прав, всё от него, гада! И понимаем с возрастом: не стоило лениться, упускать, отказываться. Больше надо было и по возможности чаще… Вот только где теперь-то взять? Чем восполнить, как вернуть? Думай, «док», твой талант – наша надежда, наш еще один шанс, продленный срок, еще одна вспышка сумасшедшей нашей бедовой радости. Предупреждали, правда, еще в школе, учили: «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»… Да только кто бы мог подумать, что они такие быстрые…

На приеме огромный восточного вида мужчина напряженно вникает в объяснения уролога. Проблемы навалились как-то вдруг: сколько ни старается, а жена недовольна, семейство перестало расти. Родственники косятся. Куда мужская сила утекает – не понятно… Доктор с большими грустными глазами объясняет возможные причины неудач. При слове либидо пациент покрывается испариной.

– Нужно сдать спермограмму. Анализ может прояснить ситуацию. Возьмите чашечку со столика и пройдите в санитарную комнату напротив. Как только соберете сперму, принесете сюда.

Урюк скрывается в кабинете. Проходит минут сорок. В кабинет врывается санитарка Людмила Васильевна.

– Да что же это такое, честное слово?! – кричит она в негодовании. – Уже и в туалете проходу нет, Дмитрий Семёнович! Это твой там прячется? Так и инфаркт схватить недолго!

– Я, значит, иду в комнату за тряпками, а он стоит – красавец! Штаны стянул, вывалил «привет» свой – «от бывшего братского народа» – до колен и тянет ручки, типа: «Иди сюда, детка»! Ага, щас! Размечтался! Хорошо у меня тряпки в руках были.

– Да ты что, Васильевна! С ума сошла? Какими тряпками?!

– А ты как хотел, Семёныч, чтобы он меня там того… чести лишил?

– Тебя лишишь! Ты на себя посмотри.

Васильевна обиделась.

– Это хорошо я зашла, а кабы кто из девчонок зеленых. Что тогда?

– Эти побыстрее тебя разберутся, да еще с выгодой. Хватит болтать, идем в комнату, где он?

Посреди кафельной комнаты стоял гость востока без штанов, пунцовый от негодования.

– Что за дела, доктор? Я пришел, приготовился… Жду, кто анализ делать будет? Приходит эта, – он сердито указал пальцем на Людмилу Васильевну. – Говорю: сделаешь анализ не спеша, нежно, я тебе денег дам, хорошо? А она что?! Тряпками драться!!! Что у вас тут за порядки такие? Жаловаться буду!

До Дмитрия Васильевича стал доходить смысл происходящего.

– Уважаемый, вы не так всё… Ах, боже ты мой! Я же сказал: идите в санкомнату и возьмите анализ. Сами возьмите, понятно?

Мужчина не понял.

– Это у вас там, на востоке «любой каприз за ваши деньги», а тут у нас, к сожалению, такого сервиса еще нет. Так что самообслуживание у нас. Или приходите со своим сборщиком анализов, я не против… Может, он тут и подработку найдет, кто знает?

Разошлись все друг другом недовольные.

– Ты, Васильевна, всех больных мне своими тряпками разгонишь! Мне что, рапорт на тебя писать?

– Пиши, пиши! – зло огрызнулась санитарка. – А я расскажу, какие вы тут безобразия творите. Это же надо – в общественной уборной онанизмом заниматься!

– А куда я, по-твоему, его дену? На балкон выставлю? Чтобы к нам тут пожарная тревога приехала?

Что поделаешь, издержки…

Выбрал профессию по душе – не принимай близко к сердцу простоту душевную объекта врачевания своего. Не теряй присутствия духа! Люби, лелей, нянчи его со всеми его комплексами, глупостями и слабостями! Ибо это и есть тот «диамант неграненый», тот «сырец», над которым ты должен работать – «художник».

Вот Максим Давидович – старший уролог отделения. Он уже давно постиг эту «культуру утонченного наслаждения», понял необходимость деликатного обхождения с жертвами, так сказать, к этой «культуре» прикоснувшимися. Он внимательно через очки осматривает мужчину, затем, пока тот застегивает штаны, весомо произносит:

– Учитывая симптомы заболевания… – делает паузу, задумчиво снимает очки, трет надбровные дуги, – мне необходимо осмотреть еще вашу жену… и детей тоже приводите… Вот так-то, голубчик!

Далее разыгрывается спектакль с драматичным и слезливым сценарием, типа: «За это можно всё отдать»! Но здесь уже важно не перегнуть палку. Можно и навстречу пойти – почему нет, на определенных условиях. Главное ведь – это здоровье пациента! Всех всё равно не перелечишь, правда ведь? Так-то!

И, конечно же, забываются все невзгоды и трудности, когда после упорного труда получаешь хороший до необычайности результат.

Ну хотя бы вот тот старик, Пётр Макарович, восемьдесят три года… Пришел на прием: «Не хочу сдаваться!» Как это на старости лет плоть не потешить да не покуражиться? Вон они, бабушки-подружки, что едрены яблочки – сами в рот просятся!.. Есть еще спрос, значит, надо, чтобы было что и предложить. Восемьдесят три года! Что, поезд ушел? Врешь, не возьмешь! Есть еще тот «порох в пороховнице»! Заплесневел, правда, немного, но ведь это поправимо! А научный мировой прогресс на что? На что надоть всё движение энтой самой науки, если пожилому человеку на старости лет «любовного» праздника не справить? Зачем жил, спрашивается? На что деньги всю жизнь копил? Нет, есть такая буква в медицине! «Фаллопротезирование» называется… Это вам не таблетки бесполезные глотать, одна изжога… Прорыв в медицине! Не хочешь – заставит, не можешь – сама в пляс идет! Только успевай… Поворачивайся!

Урологи отнеслись к дедушке душевно, с пониманием. Заказанный протез из-за границы ждали с нетерпением, волновались, ну как одна семья. Дедушка лег в клинику накануне и ожидал операции с философским спокойствием.

На конференциях объем операции обсуждался уже неделю. Всех веселила перспектива помочь необычному своему пациенту, и буквально каждый в центре считал своим долгом принять непосредственное участие в деле восстановления половозрелой активности всеобщего любимца. Что тут только не предлагалось от различных служб: и спинномозговая анестезия, и ультрафиолетовое облучение крови с возвращением очищенной плазмы в омоложенный организм, и кардиологическое пособие с применением, в случае срыва сердца контрпульсации, и допплерография необходимых сосудов в рабочем органе, и даже энцефалограмма на пике эмоционального возбуждения. Последнее, правда, многие считали излишним: «Читать мысли во время интимной близости всё равно что подглядывать в замочную скважину», нехорошо. Хотя какие там мысли… В общем, центр лихорадило, как невесту перед «первой брачной ночью».

Один вопрос только явно волновал специалистов: насколько адекватно выставлены показания к операции.

Аркадий Валентинович заведующий урологическим отделением, решил еще раз уточнить ситуацию. Они сидели друг против друга.

– Дедушка! Зачем вам протезирование? Это д… дорого… Да и небезопасно в вашем-то возрасте…

– Вишь какое дело, сынок! – Дед оживился. – Я один ведь в трехкомнатной квартире живу. Подружки ко мне в гости ходят, помогают, убираются… а мне… – Голос его дрогнул, глаза влажно заблестели. – И поблагодарить-то их нечем! Стыдно мне, вот что!

Такая вот у нас мужиков – нелегкая доля!

Опять на конференции возникли споры: «Надо – не надо, сможет – не сможет».

– Послушай, Аркадий Валентинович! – не удержался я. – Может, он чего недопонимает? Зачем деда мучить?.. Ты ему объясни, что бабушкам-то, его подружкам, может, и не «горячий его привет» нужен, а квартира трехкомнатная. Может, он на этом и успокоится. Траты-то какие, ужас… И ради чего?..

– Вот ты пойди сам и объясни! Я уже устал отговаривать. А потом – лишишь деда надежды, и что? Он, может, тогда еще быстрее окочурится. Кто отвечать будет?

Ну да… Быть в ответе за всё, что творишь! Сильное ощущение.

Мне представилось выражение лица очередной дедовой претендентки, какой-нибудь там тети Моти, которая после очередных «безопасных» игр со смешным своим импотентом вдруг уткнется мягким местом в такой «весомый аргумент», что хоть, как у героя Щорса, на перевязь подвешивай. И попробуй откажись тогда после стольких томных заигрываний. И лукавое, раскрасневшееся лицо сопящего деда, наваливающегося на озадаченную до паралича свою жертву. И его счастливое: «Щас… щас, голубка моя»!.. И ее прощальный крик… И последний вздох….

А то, может, они будут бегать, мелко семеня вокруг стола, друг за другом, всё громче сопя и резвясь, как дети… И что в этот момент будет думать тетя Мотя? И хватит ли дыхания у деда? Чем дело закончится? И чем сердце успокоится?

– Слышь, Валентиныч! Ты ему это… Протез-то полегче вставь. Ну, чтобы там его не очень заносило…

– Проще всего женьшень – корень такой. Привязываешь его к члену… Ну сам понимаешь… Но в данном случае всё серьезней, чем ты думаешь. – Аркадий Валентинович гордо блеснул очками. – Протез-то наш дед не просто так, а за пять тысяч долларов себе выписал! Уже на таможне оформление проходит. Вот так-то!

– Ничего себе!.. И это в наши-то дни и в его-то годы? В стране, значит, экономический кризис, а тут вот вам! Шикарную жизнь себе решил устроить! Ну дела!.. Да он просто сдвинулся у тебя и всё! Психиатру-то вы его хоть показывали?

– Что значит сдвинулся? Между прочим, дед серьезно настроен. В наше время вот таким «этим своим» деньги можно зарабатывать! И неплохие.

– Ну да… – обескуражено протянул я. – Мне это как-то в голову не приходило.

– А тут, милый мой, в голову как раз ничего брать не надо! – Заведующий похлопал меня по плечу. – Все наши беды мужицкие от головной боли идут. Вот видишь, дедушка бросил глупости думать и решил делом заняться.

– Может, он и прав… – задумчиво протянул я, прикинув вдруг, не слишком ли много я беру сам себе в голову…

– Главное, чтобы дети его не узнали, «на какое такое» лечение он у них столько денег потребовал!

– Главное, чтобы у деда еще детей не прибавилось! А то настрогает в запале – разбирайся потом, кто кому должен.

В операционную деда провожали всем коллективом. Сбежались посмотреть на уникального «Казанову» и молоденькие медсестры. Они стояли поодаль вдоль коридора, перешептываясь и прыская в ладошки, боясь несерьезностью своею нарушить торжественность момента. А вдоль шеренг провожающих медленно проплывала каталка со счастливцем. Лысая голова, обрамленная птичьим пушком, царственно покоилась на подушке.

– Поехали! – по-гагарински подмигнул он стоявшей у дверей дородной сестре, и та зарделась, смутившись.

На операцию я не ходил. Вид рассеченной самой нежной интимной плоти и столь искусственное ее восстановление, пусть даже во имя высоких соображений, наводит на меня депрессию. Но, как и весь коллектив центра, искренно болел за результат эксперимента.

Однако всё задалось! Дедушка, несмотря на свои годы и долгие переживания (черпая силы, видимо, из счастливых своих перспектив в ближайшем будущем), на удивление легко справился с нанесенной его организму агрессией. Неделю после выписки деда урологи важно ходили по центру, свысока поглядывая на другие службы. И было с чего. В восемьдесят три года поднять человека «на ноги» в буквальном смысле этого слова! Это дорогого стоит! «Не удалять больной орган, а лечить и вернуть к жизни!» – вот что читал я в глазах заслуженно гордых собою коллег. «Мы первые!»

Ну что ж… Я тоже гордился заслугами нашего центра. Это же все-таки родной наш центр, наши удивительные, такие талантливые люди, наш город, в котором мы все живем, наша страна, такая большая и удивительная, в которой всё это происходит и рождается.

А пациент наш пропал… Растворился, можно сказать, в череде дней. Он окунулся в удовольствия открывшихся перед ним встреч, любовных утех и побед. Жизнь для деда, видимо, закрутилась в обратную сторону.

А в центре наступили серые будни. Приемы, обходы, операции… Как ярко и как кратко освещают нашу монотонную жизнь выдающиеся и такие редкие победы. Как хочется праздника! И как редко он случается. Но жизнь идет, конвейер работает, работа продолжается… И новое возможно где-то впереди.

Не далее как вчера, повстречавшись с Аркадием Валентиновичем, я вдруг вспомнил о давнишнем нашем пациенте.

– Вот как раз! Хотел тебе рассказать… Дед-то недавно ко мне на осмотр приходил!

– Да ты что! Жив курилка! И как красавец? Небось уже узорами весь зашелся? – Я так обрадовался, будто дед этот – мой родственник.

– Дед-то в печали! Приехал, чуть не плачет.

– Что, протез сломал, что ли?

Валентиныч болезненно поморщился.

– Что же тогда ты мучаешься? Отличная работа, блестящий результат! Что еще надо, чтобы встретить старость!

– Представляешь, приехал без предупреждения.

Он как наяву снова представил последнюю встречу со стариком.

– Беда, Валентиныч! Слегла партнерша. Поначалу-то всё бегала быстро так, мелкими шажками… А потом, значить, задохласть, сникла, вся потом взялась, ну и сдалася. Пока разглядел, что к чему, а уж ей нехорошо. В больницу уложили. Инфаркт, говорят.

– Насколько помню, это уже вторая у тебя?

– Третья слегла, – сокрушенно покачал головой дед…

– Ну ты даешь, Макарыч! Протез-то вроде я тебе без мотора ставил, откуда же такая убойная сила?

Дед сокрушенно молчал.

– Ну вот что! Я тебе расписание твоих упражнений распишу. Сколько, когда, время контакта. Может, хоть это поможет спасти чью-нибудь «заблудшую душу». Ну ты и черт, Макарыч! Кто бы мог подумать!

А в уме мелькнула шальная мысль, ну так, ненароком… Что если Петю этого с тещей познакомить? Вернувшись из мечтательных размышлений, Аркадий Витальевич строго посмотрел на своего явно выздоровевшего пациента.

– Может, тебе возрастной контингент сменить? Ну, там… Помоложе девчонок того…

– Что ты! – всполохнулся дед. – Какие там! От них одна тряска. В смысле трясет очень…

– Ты чего, пробовал, что ли?

Дед досадливо махнул рукой.

– А я душевно люблю, чтобы не спеша, и поговорить было о чем, и вспомнить чего…

«Ага, то-то они у тебя как мухи…» – зло подумал Аркадий Витальевич. Ситуация становилась тупиковой. Надо что-то делать.

– И вот что, Макарыч! – Аркадий Витальевич вздохнул решительно. – Еще одна жертва, и я снимаю с себя всякую ответственность. У меня впечатление, будто я тот доктор, что создал Франкенштейна!

– Кого? – испугался дед.

– Франкенштейна! Монстра такого страшного, понял? И кое-кто мне его очень напоминает!

– Если что, я «игрушки» этой твоей тебя лишу. Протез снимать будем. А то, боюсь, если так дальше пойдет, ты, Петя, в деревне всех кур передавишь!

Дед вздохнул.

– Да, да! Мне, знаешь, эти твои «боевые потери» ни к чему. Я и так из-за тебя спать плохо стал! В общем, так, я тебя возродил… я его… Сам понимаешь.

Аркадий Витальевич со значением смотрел на деда. Тот повернул голову и тоже посмотрел на доктора. И тут он заметил, как в глубине глаз у своего подопечного мелькнул искоркой чертик… И в голове прозвучали знаковые слова Верещагина: «Вот, что ребята. А пулемета я вам не дам!».

«Ах ты, дед! – промелькнула мысль. – Старый козел!» Он обхватил голову руками, прикрыл глаза, опустил голову, упершись локтями в колени.


«Радоваться успеху, или огорчаться последствиям деяний своих?» – вот вопрос, который задаю я себе в конце этой грустной истории. Такая вот высокая ответственность лежит на человек – враче, принимающего пациента, обследующего его, определяющего ему диагноз и с готовностью взваливающего его проблемы на свои плечи.

2005 г.

Почти непридуманные истории. Из записок хирурга

Подняться наверх