Читать книгу Эрато и Эрот. Поэты о любви: опыты ментального анализа. Часть II - Сергей Горошкевич - Страница 4
Глава 4
Собственно любовь или классический роман
4.1. От исходного бесстрастия к предвкушению и ожиданию
ОглавлениеИтак, начнем сначала, с исходного безразличия и бесстрастия, которое мы будем рассматривать как норму, точку отсчета:
К.Д.Бальмонт 1895 (1867–1942)
Пред рассветом дремлют воды,
Дремлет сумрак молчаливый,
Лик застенчивой Природы
Дышит ласкою стыдливой. /…/
Так и ты молчишь бесстрастно,
Нет в душе твоей порыва,
Ты застенчиво-прекрасна,
Ты чарующе-стыдлива.
Возникновение любви в поэзии обычно представляется как некое таинство; явление стихийное, иррациональное и непостижимое:
В.Н.Скобелкин (1924–2003)
Дорогой вечной, неизменной,
Глядя как звездные поля
Мерцают в глубине вселенной,
Под солнцем кружится земля.
И каждый шаг ее движенья
Определивши навсегда,
Упряжкой правит без труда
Закон всемирный тяготенья.
Неутолима и крепка
Его могучая рука.
Стрела Амура лишь ему
Во всей природе не подвластна
(Проказник – бог) и потому
Так для людских сердец опасна.
Действительно, любовь кажется Человеку влюбленному возникшей на совершенно ровном месте и в самое неожиданное время:
Расул Гамзатов (1923–2003) Дагестан (пер. Я.А.Козловского)
Встав в позу, любви не прикажешь: явись!
Сама она, рано иль поздно,
Сломает все планы и вломится в жизнь,
Накатит нежданно и грозно.
Е.М.Винокуров (1925–1993)
Вот живешь ты, покоен, приличен,
Но случается так иногда:
Женский голос поманит, покличет —
И уйдешь, не спросивши куда.
О.Н.Григорьева (р. 1957)
Яркая вспышка, безумия миг:
Что-то замкнуло в невидимых сферах,
Мир вдруг взорвался – и снова возник,
Словно любовь посетила их первых…
Как же происходит этот переход? Можно ли его предвидеть, предсказать, предугадать, наконец, предотвратить? Оказывается, бывает по-разному. Зависит это, с одной стороны от самого характера «стихийного бедствия», т. е. от степени его стихийности, с другой – от того, насколько хорошо «поставлены» наблюдения человека за самим собой, своим душевным состоянием. Если сам процесс бурный, скоростной, а человек не страдает рефлексией и самоуглубленностью, то любовь для него – настоящее откровение и полная неожиданность:
Ю.В.Воробьев (1936–1995)
Моя неразрешимая загадка!
Ну кто же мне ответит, почему
Я, много лет не веря никому,
Вдруг за три дня влюбился без оглядки?
Поэтому в куртуазной поэзии прошлого субъект будущей любви традиционно ассоциировался с наслаждающейся жизнью и не подозревающей об опасности «дичью», предметом охоты или рыбалки:
Микеланджело Буонарроти (1475–1564) Италия (пер. А.Е.Махова)
Дрожу, твой лик увидев просветленный,
Но не похож я больше на ловца,
А, словно рыба, клюнув на живца,
Взмываю на уде, как подсеченный.
Раз неделимо сердце пополам,
Я целиком тебе его вверяю —
Чего еще желать отныне мне,
Когда влеченью чувств отдался сам,
Но ими я, увы, не управляю.
Ты – мой костер, и мне гореть в огне!
Луиш де Камоэнс (1524–1580) Португалия (пер. М.В.Талова)
Щегол влюбленный, нежный и беспечный,
Едва пригладив клювом пух, без нот
На ветке зеленеющей поет
Все тот же стих бессвязный, бесконечный.
Тем временем стрелок в тростник заречный
Уходит крадучись. Таясь, как крот,
Он целится и в тьме стигийских вод
Певцу любви покой готовит вечный.
Так, жизнью наслаждавшийся дотоле,
Задет я в сердце был твоей стрелой,
Когда ловца отнюдь не опасался.
Чтоб невзначай застичь меня на воле,
Подстерегая, лучник роковой
В твоих зеницах пламенных скрывался.
Пьер де Ронсар (1524–1585) Франция (пер. В.В.Левика)
Как молодая лань, едва весна
Разбила льда гнетущие оковы,
Спешит травы попробовать медовой,
Покинет мать и мчится вдаль одна,
И в тишине, никем не стеснена,
То в лес уйдет, то луг отыщет новый,
То свежий ключ найдет в тени дубровы
И прыгает, счастлива и вольна.
Пока над ней последний час не грянет,
Пока стрела беспечную не ранит,
Свободной жизни положив предел, —
Так жил и я – и дни мои летели,
Но вдруг, блеснув в их праздничном апреле,
Твой взор мне кинул в сердце сотню стрел.
Анализ показывает, что гораздо чаще началу любви предшествует особый период некоторого «томления», смутной и беспредметной тоски:
А.Н.Апухтин 1857 (1840–1893)
И слышу, как жизнь молодая
Желания будит в крови,
Как сердце дрожит, изнывая
Тоской беспредметной любви…
Наша личность обычно формируется в атмосфере любви. Ею пропитана вся классическая литература, фильмы, музыка, наконец, сама жизнь. По чужому и своему опыту человек знает, что любовь – это некая сила и ценность. Поэтому выраженная потребность в любви может иметь вполне четкую мотивацию. Восторженный и страстный человек жаждет яркой и всепоглощающей любви как главного события своей жизни:
А.А.Блок 1902 (1880–1921)
Будет день, словно миг веселья.
Мы забудем все имена.
Ты сама придешь в мою келью
И разбудишь меня от сна.
По лицу, объятому дрожью,
Угадаешь думы мои.
Но все прежнее станет ложью,
Чуть займутся лучи Твои.
Несколько чаще встречается менее острый вариант, когда любовь представляется как «луч света» в серой и безрадостной повседневности, как некий талисмана, способный приподнять обладателя над мышиной возней и защитить его от разного рода напастей:
Н.П.Огарев 1844 (1813–1877)
Пускай жестоко жизнь играет мною,
Иль детски я играю ей:
Любовь меня возвысит над бедою,
Спасет из хаоса страстей,
Очистит дух святынею страдания,
И жизнь я вытерплю мою,
И горечь слез и тяжесть испытания
В ней за любовь благословляю.
Федор Сологуб (1863–1927)
Настроений мимолетных
Волны зыбкие бегут
И стремлений безотчетных
Пену мутную несут.
Сменой их нетерпеливой
Как душа утомлена!
Как тревогою ревнивой
О промчавшемся полна!
Лаской, негой, песней звучной,
О, волшебница любовь,
Задержи полет докучный
Исчезающих часов!
Оборви рукою нежной
Ту связующую нить,
Что из сердца в мир безбрежный
Я, безумец, вздумал свить!
Отгони своим дыханьем
Звуки жизни, жизни сны,
И повей очарованьем
Расцветающей весны.
Очаруй мой дух унылый,
Утомленный и больной,
Грезой девственной и милой,
Небледнеющей мечтой.
А.Н.Вертинский (1889–1957)
Я сегодня смеюсь над собой…
Мне так хочется счастья и ласки,
Мне так хочется глупенькой сказки
Детской сказки наивной, смешной.
Я устал от белил и румян
И от вечной трагической маски,
Я хочу хоть немножечко ласки,
Чтоб забыть этот глупый обман.
Когда человеку совсем плохо, он может ощущать себя заблудившимся в лабиринте жизни и желать любви как путеводной нити:
Федор Сологуб 1879–1907 (1863–1927)
Где ты, моя Ариадна?
Где твой волшебный клубок?
Я в лабиринте блуждаю,
Я без тебя изнемог. /…/
Много дорог здесь, но света
Нет, и не видно пути.
Страшно и трудно в пустыне
Мраку навстречу идти. /…/
Где ж ты, моя Ариадна?
Где путеводная нить?
Только она мне поможет
Дверь Лабиринта открыть.
С другой стороны, известно, что слишком хорошо – тоже плохо, ибо скучно. Скука – ужасная, иногда просто непереносимая вещь:
Иоганн Вольфганг Гете (1749–1832) Германия
(пер. Б.Л.Пастернака)
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех нас гроб, зевая, ждет.
Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) Франция (пер. В.В.Левика)
Но меж тварей наземных, речных и морских,
Тигров, коршунов, змей, затаившихся в чащах,
Средь визжащих, ревущих, свистящих, рычащих
В это мерзком зверинце пороков людских
Есть один – безобразнее всех, что кругом,
Самый лютый, хоть шума не любящий, скрытный.
Он охотно и землю столкнул бы с орбиты,
Проглотил бы весь мир исполинским зевком.
Д.С.Мережковский (1865–1941)
Все мимолетно – радости и мука,
Но вечное проклятие богов —
Не смерть, не старость, не болезнь, а скука,
Немая скука долгих вечеров.
Скучать с приличным видом есть наука
Важнейшая для умных и глупцов:
Подруги наши – страсть, любовь иль злоба,
А скука – вечная жена до гроба.
Поэтому ничуть не реже встречается противоположная ситуация, когда человек, наоборот, желает любви как альтернативы спокойной, размеренной и поэтому скучной «положительной» жизни.
Н.П.Огарев 1842 (1813–1877)
Просило сердце впечатлений,
И теплых слез просило вновь,
И новых ласк, и вдохновений,
Просило новую любовь.
Поль Валери (1871–1945) Франция (пер. М.Д.Яснова)
Воспоминания… О, ветра золотого
Порыв, скорей в лицо мне пламенем повей
И возроди меня из пепла прежних дней!
И ты проснись, о кровь, дабы окрасить бледность,
Которой облекла мой облик повседневность,
Облагородь лазурь, зажги огонь зари
И дар бесцветности в душе моей сотри!
Пусть с неприязнью я признаю, вспоминая:
Дитя пугливое… Обманчивость лесная…
Тишь – соучастница младенческих невзгод…
Пускай в моей груди холодной оживет
Азартный зов любви – и брызнет громкой трелью…
Охотница, ищи волшебное ущелье.
Г.В.Адамович (1892–1972) Поэзия эмиграции
Жизнь! Что мне надо от тебя, – не знаю.
Остыла грусть, младенчества удел.
Но так скучать, как я теперь скучаю,
Бог милосердный людям не велел.
И если где-нибудь живет и дышит,
Тот, кто навек назначен мне судьбой,
Что ж не приходит он ко мне, не слышит,
Еще не ослабевший голос мой?
Ю.В.Воробьев 1965–1970 (1936–1995)
Я не хочу держать себя в руках.
Уздечка рвется, и слабеют путы.
Шальные молотки стучат в висках,
Отсчитывая звонкие минуты.
Сдана в архив привычная хандра,
Пришло опять знакомое волненье.
Пора, пора, уже давно пора
Найти рукам другое примененье.
Осточертел размеренный покой,
Кислейший вкус намеренья благого,
И я хочу опять своей рукой
Держать в руках кого-нибудь другого.
Из тех же источников (литература, кино, музыка, сама жизнь) человек обычно знает, что любовь не сахар или, во всяком случае, не только сахар. Однако это не может отпугнуть его, ибо он предпочитает ощущения и впечатления (любые!) их отсутствию:
О.Н.Григорьева (р. 1957)
За – ранее, до – встречи, до – тебя,
Я так люблю, что даже сохнут губы.
Так – раненый, больницу невзлюбя,
В мучениях, свое спасенье любит.
Средь глупых сказок выбираю жизнь.
Страдания предпочитаю раю.
Увидь! Заговори! Остановись!
Но кто ты? Даже имени не знаю…
И.М.Губерман (р. 1936)
Вот человек, он всем доволен,
и вдруг берет его в тиски
потребность в горечи и боли
и жажда грусти и тоски.
Поэтому он может страстно желать любви несмотря ни на что, даже если она предположительно будет не просто мучительной, но и губительной для него:
Георг Гейм 1911 (1887–1912) Германия (пер. А.П.Прокопьева)
Никого. Мечта лишь. Сон. При свете
Счастья – нам дано прожить лишь миг.
Гаснет все, круги темнеют эти,
Где, как птица, ночь испустит крик.
Рано, осень, к нам. Белесый посох
Подняла зима, кружась вдали,
Там, где прядей золотоволосых
Пятна в зыбь молчащую легли
Видишь, тень, как парус, побежала.
Приходи, мы ждать не будем зим.
Поцелуев красные кинжалы
Смертью медленной в сердца вонзим.
О.Ф.Берггольц (1910–1975)
О, пусть эти слезы и это удушье,
пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.
Страшней – всепрощенье. Страшней – равнодушье.
Любовь не прощает. И все это – счастье.
Я знаю теперь, что она убивает,
не ждет состраданья, не делится властью.
Покуда прекрасна, покуда живая.
Покуда она не утеха, а – счастье.
Осознанное или неосознанное желание любви постепенно трансформируется в конкретное состояние ожидания, предвкушения:
В.Г.Бенедиктов (1807–1873)
И легкой струйкою в крови
Текло предвкусие любви.
Н.П.Огарев 1841 (1813–1877)
Кровь, как пламень, льется в теле.
День несносен, ночь длинна —
Я не знаю на постели
Освежающего сна.
Сердце просит все чего-то,
И о чем-то я грущу,
И во тьме ночной кого-то
Тщетно, страстно я ищу!
П.П.Ершов 1838 (1815–1869)
Все кого-то ожидаю,
Все о ком-то я грущу;
Но не знаю, не сгадаю,
Что такое я ищу. /…/
Смех подружек мне досаден,
Игры их не веселят,
И нестатен, непригляден
Мне мой праздничный наряд.
Наиболее заметно это состояние проявляется по ночам, когда человек остается наедине со своими желаниями. Сновидения получаются преимущественно тематические, в т. ч. с эротическим содержанием:
А.Н.Майков 1857 (1821–1897)
Долго ночью вчера я заснуть не могла,
Я вставала окно отворяла…
Ночь немая меня и томила, и жгла,
Ароматом цветов опьяняла.
Только вдруг шелестнули кусты под окном,
Распахнулась, шумя, занавеска —
И влетел ко мне юноша, светел лицом,
Точно весь был из лунного блеска.
Разодвинулись стены темницы моей,
Колоннады за ними открылись;
В пирамидах из роз вереницы огней
В алебастровых вазах светились…
Чудный гость подходил все к постели моей;
Говорил он мне с кроткой улыбкой:
«Отчего предо мною в подушки скорей
Ты нырнула испуганной рыбкой!
Оглянися – я бог, бог видений и грез,
Тайный друг я застенчивой девы…
И блаженство небес я впервые принес
Для тебя, для моей королевы…»
Говорил – и лицо он мое отрывал
От подушки тихонько руками,
И щеки моей край горячо целовал,
И искал моих уст он устами…
Под дыханьем его обессилила я…
На груди разомкнулися руки…
И звучало в ушах: «Ты моя! Ты моя!» —
Точно арфы далекие звуки…
Протекали часы… Я открыла глаза…
Мой покой уж был облит зарею…
Я одна… Вся дрожу… распустилась коса
Я не знаю, что было со мною…
Впрочем, уснуть удается далеко не всем и не всегда, т. к. возбуждение явно преобладает над торможением:
Роберт Бернс (1759–1796) Шотландия (пер. С.Я.Маршака)
Моей душе покоя нет.
Весь день я жду кого-то.
Без сна встречаю я рассвет —
И все из-за кого-то.
М.А.Кузмин (1875–1936)
Мне не спится: дух томится,
Голова моя кружится
И постель моя пуста, —
Где же руки, где же плечи,
Где ж прерывистые речи
И любимые уста?..
А.А.Ахматова 1911 (1889–1966)
Жгу до зари на окошке свечу
И ни о чем не тоскую,
Но не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуют другую.
И.М.Губерман (р. 1936)
И не спит она ночами,
и отчаян взгляд печальный,
утолит ее печали
кто-нибудь совсем случайный.
Последнее утверждение относительно абсолютно случайного выбора объекта любви, может быть, несколько преувеличено. Во всяком случае, сам готовый к любви человек обычно, напротив, полностью убежден в уникальности своего будущего возлюбленного и обязательности «встречной» любви:
М.И.Алигер 1939 (1915–1992)
Я узнала тебя из многих,
нераздельны наши дороги,
понимаешь, мой человек?
Где б ни был, меня ты встретишь,
все равно ты меня заметишь
и полюбишь меня навек.
Что ж, «блажен, кто верует». У нас еще будет возможность вернуться к этому вопросу. Состояние предлюбовного возбуждения, как правило, непродолжительно. Если оно по каким-то причинам затягивается, то легко переходит в свою противоположность:
А.Г.Волков 1802 (1780 – не ранее 1826)
Укажите мне, несчастну,
Где найти подругу страстну,
Где найти ко счастью след?..
Как волна к волне все льется,
Все-то сердце, сердце бьется,
Бьется все – но милой нет!
Милой нет – и все немило,
Нет любезной – все постыло!
Что осталось? – слезы лить.
Безотрадно сердце вянет,
Слово-слово душу тянет,
Ах! на свете тошно жить!
Это редкость. Обычно же объект любви не заставляет себя долго ждать, ибо свято место, как известно, пусто не бывает. Итак, обозначим четко этап развития нашего романа: конкретного объекта любви еще нет, но уже ясно, что он вот-вот появится. Как и почему это происходит – предмет следующего раздела.
