Читать книгу Собакалипсис - Сергей Гришин - Страница 18

Дикое семейство поселилось в помещении, где когда-то была комната отдыха для сотрудников. Уж очень им понравились диванчики с мягкими зелёными подушечками.

Кстати, ребята оказались весьма понятливые. Если не учитывать того, что когда-то они были людьми. У меня закралось подозрение, что их младшенький и вовсе нормальный человечек. Вполне развитый для своего возраста. Да и девочка не казалась зверьком. Разве что кроме своего любимого «дай» больше ничего не говорила.

Я жаждал поскорее приступить к эксперименту с черепахой. А потому при первой же возможности мы с Фёдором Степанычем уединились в небольшом кабинете с загадочной надписью на двери «замдирпонаучрелчасти». Устроились в кожаном кресле – я у него на коленях, а Бабулю водрузили на стол.

Дядя Фёдор почёсывал меня за ухом. Знаю по себе, очень успокаивающее занятие. Я получал удовольствие и ожидал, когда он заснёт.

Интересная получается картина, думал я. Детишки, похоже, менее подвержены действию вируса. Вон, малыш этот, ведёт себя вполне подобающим для своего возраста образом. Как нормальный человеческий щенок. Кстати, вроде бы люди считали, что развитие мозга собаки останавливается на уровне трёхлетнего людского младенца. Так, понятное дело, было раньше. Сейчас-то всё наоборот.

А что, если сила действия вируса зависит от степени развития мозга? И от возраста человека, соответственно. Не значит ли это, что наши эксперименты лучше начать не со взрослого индивидуума, а с ребёнка?

Стоп. Чего это я сразу думаю о неудаче? Нет, я, конечно, не особенно верю во все эти бредни про лечение через сны. Но… А вдруг?

Бр-р-р… Что-то я запутался. Надо уже определиться. Если верить, то во всё. А если не верить, то и про излечение дяди Фёдора тоже надо забыть. Нет уж. Лучше верить.

– Джек, – услышал я голос. И принадлежал он не Бабуле.

Я поднял голову. Всё вокруг изменилось, а я не понял когда. За окнами посветлело. Дождь закончился, и солнце грело мой бок сквозь окно кабинета.

Я спрыгнул на пол и потянулся. Потом повернул голову к хозяину. Фёдор Степаныч улыбнулся мне и почему-то погрозил пальцем. Потом отодвинул черепаху и начал что-то писать.

Я радостно вскочил на задние лапы и заплясал перед ним. Хотел сказать, как я рад его видеть. Но из пасти вырывался только щенячий визг.

В отчаянии я запрыгнул к дяде Фёдору на колени и принялся лизать ему лицо. Он рассмеялся. Попытался сбросить меня вниз, но я проявил настойчивость.

На столе зашевелилась черепаха. Высунула голову из панциря и подслеповато уставилась на меня. Я отвлёкся и тут же оказался на полу.

– Как не стыдно, Джек! – со смехом проговорил Фёдор Степаныч, поднимаясь из-за стола. – Такой большой мальчик, а всё время лезешь на руки!

От ликования я затявкал. Сработало! Мой хозяин вылечился! Теперь он совершенно нормальный человек! Ну, теперь-то мы заживём!

И тут же новая мысль пригвоздила меня к полу. А как же я? Я что, снова стал обычной собакой? Неужели я разучился говорить?

– Бабуля! Верни всё обратно! – закричал я.

Но услышал лишь собственный лай. Продолжая звать черепаху, я скакал на задних лапах вокруг стола под смех Фёдора Степаныча.

Потом новая мысль появилась в голове. Парни! Надо же им сообщить! Я тут же принял горизонтальное положение и побежал к двери. Принялся царапать её, пытаясь открыть.

– Хочешь гулять? – спросил хозяин.

Я согласно тявкнул и даже кивнул.

– Хорошо, хорошо, – дядя Фёдор медленно подошёл к двери и опустил ручку. – Гуляй. Только далеко не убегай. И кошек не трогай.

Я устремился в открывшийся проём и чуть не полетел в пропасть. За дверью не было ничего, кроме холодной и пугающей черноты.

Я поджал хвост и с визгом попятился прочь от страшной пустоты. А потом развернулся, в два прыжка достиг хозяина и спрятался за ним.

– Ну, чего ты испугался? – Фёдор Степаныч рассмеялся, присел и погладил меня.

Я выпучил глаза. Он что, не видит?

Хозяин поднялся и подошёл к открытой двери.

– Ну же, гулять! Гулять!

Я прижал уши и хвост. Ни за что не пойду в эту страшную темень! И ты не ходи, хозяин! Но ты же и сам не собирался туда, так ведь?

Я подскочил к дяде Фёдору, схватил зубами за полу халата и потянул внутрь.

Внезапно из зловещей тьмы протянулось кожистое щупальце и обвило хозяина за талию. А потом рвануло и вместе со мной кинуло в пропасть.

Хозяин в ужасе закричал, замахал руками. Я тоже готов был заорать, но это означало бы отпустить и, скорее всего, потерять дядю Фёдора.

Этот нескончаемый кошмар, казалось, длится вечно. И нет от него спасения. Страшно. Темно. Холодно. И где закончится бесконечное падение, совершенно не понятно. Зато хозяин рядом. А это дорогого стоит.

Что-то коснулось моего уха. Я скосил глаза и увидел пролетающую мимо черепаху.

С умиротворённым видом Бабуля проплыла в сторону головы орущего человека. Он продолжал кричать, но выпученными от ужаса глазами следил за черепахой. Эта картинка зародила в моей голове сомнение – а так ли всё кошмарно на самом деле?

Окружающая тьма словно прочитала мои мысли. И чтобы подтвердить страхи делом снова выпустила щупальца. Одно обвило Фёдора Степаныча, другое попыталось поймать черепаху. Но она голышом выскочила из захвата и с восторженным «их-ху!» унеслась вдаль.

Ну, это уже наглость! Хватать человека при его собаке! Мало ему, этому осьминогу, того, что мы с хозяином напуганы и не понятно куда падаем.

Лихорадочно соображая, каким образом укусить щупальце, не потеряв при этом дядю Фёдора, я яростно замахал лапами на манер крыльев. Если черепаха так ловко летела, может и у меня получится? А там, глядишь, и хвост поможет? Чего зря болтается?

Наконец, я решился отпустить полу халата. Отчаянно оттолкнулся лапами, вытянулся стрелой. Хвост завращался вентилятором с такой частотой, что я побоялся, как бы он не отвалился.

Щёлк!

Зубы клацнули в двух пальцах от отростка, сцапавшего Фёдора Степаныча. Промазал!

Зато второе щупальце, так опростоволосившееся с черепахой, поспешило реабилитироваться. Я получил от него хороший пинок под хвост и, вращаясь, полетел прочь от хозяина.

Это было обидно! Это было унизительно! А ещё у меня закружилась голова, и я полностью потерял ориентацию в пространстве. Впрочем, о какой ориентации вообще могла идти речь, когда вокруг стояла только холодная гнетущая темнота?

И что мне оставалось делать? Я завыл.