Читать книгу Собакалипсис - Сергей Гришин - Страница 2

– Что тут, собственно, происходит? – спросите вы.

Да ничего особенного. Просто мы, псы, ценим верность. И это – наша суть.

Как предполагал дядя Фёдор, людей поразил неизвестный вирус. Заразившиеся им не чихали и не кашляли. Через какое-то время они становились похожи на зверей.

Нет, они не покрылись шерстью, не встали на четвереньки, да и хвост ни у кого не вырос. Нет. Просто у людей что-то случилось с мозгами. Они вдруг теряли свои способности к нормальному взаимодействию. Кто-то проявлял агрессию, бросаясь на всех, кто рядом. Кто-то, наоборот, замыкался и прятался. И все теряли свои коммуникативные (ура, я смог выговорить это слово!) способности.

Приступы неконтролируемой агрессии привели к печальным последствиям. Нас, к счастью, всё это коснулось лишь краем. Но лично мне хватило и того, что я увидел в стенах нашего питомника, а потом и в городе.

А тут ещё оказалось, что вирус действует не только на людей, но и на зверьё. Причём, с точностью до наоборот. На кого-то он почти не оказал влияния. А кто-то встал на задние лапы, раздался, если так можно выразиться, в плечах, научился говорить, считать, пользоваться оставшимся от прежних царей природы жилищем, оборудованием всяким разным. Даже одежду людскую стал носить.

Открою один секрет. Одежда важна. Не столько для того, чтобы не замёрзнуть – всё-таки у нас есть своя собственная шубка, у кого потеплее, у кого полегче. Но вот хвост. Иногда он слишком сильно подводит. Зачастую надо скрыть свои эмоции, а этот предатель ведёт себя… как предатель. Совершенно не слушается. А одежда помогает скрыть эту предательскую штуку.

Хотя, если положить лапу на сердце, мы просто хотим быть похожими на людей. Даже те, кто всячески ругают их, не прочь встать на задние лапы и надеть какой-нибудь плащ. Мы бы и обувь носили, но сапоги и прочие ботинки просто соскакивают с лап.

Теперь про хозяина. Фёдора Степаныча. Дядю Фёдора. Ему, в какой-то мере, повезло. Или это нам больше повезло? Он застал наши метаморфозы ещё в здравом уме и твёрдой памяти. Лично меня научил многим штукам, благодаря которым я вошёл в новый мир очень влиятельным чело… псом. Конечно, псом. Приспособил всякие разные вещи под наши лапы. Потому как вирус, собака страшная, хоть и дал нам почти человеческий разум, не озаботился снабдить такой удобной вещью, как пальцы.

Мы – Роти, Боб, Хуа и я – выросли в питомнике, где ветеринаром был как раз Фёдор Степанович. Впрочем, он не только медициной здесь заведовал. И по хозяйству всё делал, и дрессировкой занимался. Хотя я и не уверен, можно ли его с нами игры назвать дрессировкой. Короче, он был нам и папкой, и мамкой, и приятелем.

Своё детство, раннее, до питомника, я помню весьма смутно. Да и никто из нас чётко не помнит своего детства. В этом я абсолютно уверен, вопреки утверждениям Хуа.

Всплывают лишь отдельные картинки, запахи и ощущения. Радость от игр с другой малышнёй. Неуверенность и страх, когда оказался один за пределами двора. Навалившиеся со всех сторон ароматы трав, одурманивающий запах помойки… Фу, гадость…

Потом я почему-то попал в клетку. Вокруг – много других клеток с собаками разных пород и возрастов. Некоторые исчезали и больше не появлялись. Страх всё нарастал и нарастал…

Позже – яркий свет, резкие людские голоса, что-то громко бахает со всех сторон… Я забился в дальний угол и скулил. Потом руки.

И вот я уже в питомнике. Дрожь сотрясает моё маленькое тельце. Фёдор Степаныч со шприцом. Лёгкий укол. Я проваливаюсь в беспокойный сон.

Вот я выхожу во двор, щурюсь на солнце…

И тут меня наглым образом сбивают с лап. Весёлый лай проносится надо мной и удаляется. Впрочем, недалеко. Стоило мне только подняться, как меня снова сбивают. Такие вот весёлые щенячьи игры.

Этим весельчаком был Роти. Чистокровный ротвейлер чуть моложе, но гораздо крупнее меня, он пробегал рядом, ронял меня на траву и, счастливый, нёсся дальше. За ним летел щенок сеттера. Он, правда, не мог похвастаться чистотой породы. Похоже, у него в роду были то ли лайки, то ли овчарки… Но об этом я тогда не думал. Бобик – так звали сеттера – перепрыгнул через меня, слегка задев хвостом. А потом меня оглушило звонкое тявканье накатывавшегося следом чихуахуа. Это, разумеется, и был Хуа.

Как вы поняли, наши новые хозяева не слишком задумывались, когда давали нам имена. Я на 94,7% чистокровный джек рассел терьер. Потому – просто Джек. Мог быть с тем же успехом и Расселом. Но Джек короче.

Наш весёлый квартет, волей случая оказавшийся в питомнике со странным названием «Хвостоприёмник», вовсю резвился и ни о чём не думал. Как и все нормальные щенки, которым повезло с жильём и кормёжкой. А уж этим нас обеспечили.

Вообще-то, питомник – это где щенков специально выводят, выращивают ради сохранения породы, а потом передают новым хозяевам. Поэтому «Хвостоприёмник» не являлся питомником как таковым. Однако, на табличке, которую я прочитал гораздо позже, было написано именно это слово. И ещё почему-то здесь была вооружённая охрана, которая доставила нам несколько весьма напряжённых часов, когда вирус до них добрался.

Но до того момента пока было далеко. Мы росли, резвились, кушали и… ну, и всё остальное. Нас было не четверо – гораздо больше. Но наш квартет содержали отдельно. Странная группа, не находите? Сторожевой пёс, охотничий… а с ними две мелкие шавки. Хотя нам это никогда странным не казалось. Мы были друг для друга своими.

А через много дней и ночей – я тогда ещё не умел считать время – что-то с нами начало происходить. В мире снаружи наверняка уже всё началось, как я могу сейчас предположить. У нас же пока было спокойно. И вдруг…

Первым после ужасной ночи, полной воя и судорог, забрали Роти. А днём на меня навалились ужасная слабость, ломота во всех косточках, туман перед глазами и рвота… Ребятам, кажется, тоже было не до дегустации элитных сортов собачьего корма.

Ещё через какое-то время я осознал себя в новом помещении. Отдельная комната, как у человека. Сам человек пришёл позже. Фёдор Степаныч. Он так и представился.

Вообще-то, я его и до того момента хорошо знал. Мой любимый человек. Но сейчас я взглянул на него совсем по-другому… И чуть было не ответил. И у меня почти получилось! Почти.

Дядя Фёдор улыбнулся, видя мои отчаянные попытки, и успокоил:

– Не переживай. Теперь ты сможешь всё.

И я смог. На третий день мне захотелось встать на задние лапы. Я и раньше неплохо на них выплясывал. Но тут просто встал и ходил так весь день. И ещё я внезапно осознал, что сильно прибавил в росте. Теперь я стал дяде Фёдору почти по грудь. Ну, почти. Если вытянусь в струнку. Или подпрыгну. И ещё. Слова пытались сорваться с моего языка. Он пока путался, а я издавал разные чудные звуки, не похожие ни на лай, ни на речь.

Зато я понял каждое слово, произносимое человеком. Со значением некоторых, откровенно говоря, вышла путаница. Но в целом это был прорыв. Раньше мой словарный запас ограничивался десятком слов и команд. Теперь же мозг у меня заработал совершенно по-особому. Я впитывал знания, как губка. И осознавал.

Фёдор Степаныч приволок мне кучу всяких книжек, так что я неожиданно для себя стал учиться ещё и чтению. Благо, буквы были крупные, картинок много. И бумага плотная, так что я не рвал её, когда переворачивал страницы.

Более-менее сносно я заговорил спустя неделю. А накануне этого значимого события что-то произошло на территории питомника. Я слышал крики, выстрелы, кажется, даже взрывы. Окна в моей комнате не было, так что подробностей я не знал.

Долгое время никто ко мне не приходил. Я даже проголодаться успел. За книжками время, конечно, летит незаметно. Но когда в животе начинает ворчать, заглушая все мысли, поневоле задумаешься, а не пора ли уже подавать на стол? Да, к тому времени я уже питался со стола. Мечта любой собаки…

Я уже всерьёз расстроился, чуть было не изломал когти о дверь, едва не сорвал голос, пока звал всех, кого вспомнил и хоть кого-нибудь, кто услышит. Сожрал было обложку от томика по физике для начальных классов, но это не принесло ни малейшего облегчения.

Задремал. Тут дверь распахнулась, и ко мне ворвались Роти и дядя Фёдор. Ротвейлер придерживал человека, который выглядел весьма потрёпанным. Псу это давалось легко. Теперь он был выше Фёдора Степаныча на голову, да и объёму его грудной клетки позавидовал бы любой штангист.

– Парни! – произнёс я с облегчением.

Это было моё первое слово на человечьем языке. Даже немного обидно, но ни Фёдор Степаныч, ни Роти не оценили моих успехов.

– Иди за нами, Джек, – проговорил дядя Фёдор, кивнул ротвейлеру, и они вышли прочь.

Я поспешил следом, одновременно пытаясь рассмотреть свой героический язык. Он смог! Нет, это я смог! Я говорю по-человечески! А они даже не обрадовались…

Мы прошли по коридору, отпирая одну дверь за другой. Точнее, это Фёдор Степаныч открывал. У него такой ключ был специальный, электронный. За ближайшей дверью обнаружилось человеческое тело. Здесь было окно, а в нём зиял ряд пулевых отверстий. И штук пять нашли свою цель.

Следующая дверь выпустила на свободу Боба. Он по своей всегдашней привычке облизал Фёдору Степанычу лицо. Хвост его выделывал радостные кренделя. Мы с Роти снисходительно на него поглядели. И тут пёс удивил нас, обняв сразу обоих.

– Привет, Боб! – я тоже решил его огорошить.

Он улыбнулся, вывалив язык на всю длину и, выставив правую переднюю лапу, попытался показать какой-то жест. Правда, я так и не понял, какой именно.

Дядя Фёдор остановил наши нелепые приветственные потуги, снова настойчиво потянув Роти за собой. А за следующей дверью…

– Что вы так долго, залижи вас болонка? – донёсся подозрительно знакомый визгливый голос. – Я тут чуть догу душу не отдал! Скорее, дайте мне уже какую-нибудь сосиску или котлету!

Хуа тут же высунул свою худую глазастую морду и теперь сверлил нас взглядом. Вот это да! Похоже, он заговорил раньше меня! И если я ограничился лишь одним словом, то эта мелочь готова была болтать без остановки. Потому я решил остановить его словесный поток и, собрав волю в невозможный для собаки кулак, воскликнул:

– И я рад тебя видеть, чудо пучеглазое!