Читать книгу Ссадина - Сергей Каменчук - Страница 1

На нашей улице только два дома, на которых висит табличка с номером, поэтому путаницы просто не избежать, и по ошибке наш счет за электричество иногда оставляют в заборе соседей. Соседка наша – не самая приятная и порядочная женщина, скажу я вам, поэтому иной раз приходится бегать к ней по несколько раз и спрашивать, не приходил ли счет. А бывает, что она сама приносит чертову бумажку, но делает это с таким лицом, будто мы ей должны ноги целовать теперь. Так вот, кроме нее к нам больше никто и не заходит. Отец гостей не принимает, ему это совсем не интересно. А мать никогда не приглашала подруг к нам домой. Стыдно ей показать, как мы живем, или никаких подруг вовсе у нее и нет – я не знаю.

В общем, дело в том, что каждый стук (звонок у нас давно уже не работает) в дверь не предвещает ничего хорошо. Особенно, когда никого ты не ждешь, а за окном теплый весенний день.

У крыльца стояла моя классная руководительница, глядела на меня, нахмурившись.

– Это твои? – спросила она, показывая пальцем на окурки в траве.

– Нет, – говорю я, и сразу же начинаю себя ненавидеть за то, что зарделся. Я ведь не боюсь ее, ни капли, мне плевать, расскажет ли она матери, да пусть хоть отцу рассказывает. Но я все равно раскраснелся, как пристыженная девчонка. Да и с чего я вообще взял, что она отличит мои окурки от отцовских, и побежит сразу болтать об этом? И стоит, главное, такая вся строгая, но от этого не менее красивая, в своей деловой черной юбке и белой блузке, скрестила руки на груди, смотрит. Я, то и дело, поглядывал на ее ножки в туфельках на низком каблуке, вскидывал вопросительный взгляд ей в глаза, потом отворачивался в сторону, пока она думала, с чего начать разговор. Я-то знал, чего ей нужно: меня прут из школы.

– Есть кто-нибудь из родителей дома? – спросила она, наконец.

– Мама на работе, а отец спит, – ответил я.

– Боюсь, тебе придется его разбудить.

– Может, не надо?

– Боюсь, надо. Я не раз звонила твоей матери, она не раз обещала зайти в школу. И почему я ее до сих пор не видела, можешь хоть ты мне сказать?

– Она работает допоздна, устает, – говорю.

– Ладно, разбуди, пожалуйста, отца, потому что мне нужно поговорить с кем-нибудь из твоих родителей, – настаивала она. – Ко мне сегодня приезжает сестра, и я не могу провести тут весь день.

Разбудить – дело нехитрое, последствия, только вот, могут быть самые непредсказуемые. Я медленно поплелся в дом, обернулся у самого входа в надежде, что она вдруг вспомнит о каких-либо срочных делах или нормах приличия, решит зайти в следующий раз. Но она была непреклонна.

Спустя целую вечность передо мной показалась дверь в комнату отца. Я глубоко вдохнул и постучался. Внутри едва слышно бормотало радио. Вторая попытка дала результат: мне ответили недовольным мычанием, послышался скрип кровати, шарканье ног. Я прислушивался. Внезапно звонкий, громогласный голос классной заставил меня подпрыгнуть на месте. Она стояла в прихожей и требовала поторопиться. Я отвернулся, чтобы попросить ее вести себя чуть тише, потому что отец редко пребывал в хорошем расположении духа, когда выпьет, а если его будят – то и подавно. Холодные руки легли мне на плечи.

– Какого хера? – спросил он.

Тонкие жесткие пальцы до боли впивались в кожу, пока я рассказывал, зачем потревожил его. Он дослушал, краешком изодранной, не стиранной лет десять, майки вытер слюну с уголка рта, и влепил мне по уху.

Я сидел на полу, опершись на стену, в ухе гудело, но, несмотря на это, до меня доносились крики с улицы. Кричал в основном отец, классная же сохраняла спокойствие. Мне стало тошно. Не люблю ссоры и крики – глупое выяснение отношений, люди кричат, но друг друга не слышат. Осточертели они мне за последние годы, прямо аллергия на них. Как только родители заводят свое, я сбегаю из дому, брожу где-нибудь по окрестностям до ночи, или сижу на рыбацком мостике, бросаю в воду камешки.

Пока они разбирались, я перебрался в свою комнату. Не знаю, чем там все закончилось. Спрашивать у отца не хотелось, поэтому оставалось только догадываться. Но я уже подумывал уйти из дому. Регулярные прогулы – не бог весть какая трагедия, да только матери этого не объяснить. И она сегодня мне припомнит все. Ее интересовало отсутствие пропусков и хорошие оценки в дневнике. А мне плевать. Я вообще лучше бы бросил школу и делал деньги, да только она говорит, что такого оборванца без диплома не возьмут никуда, даже подметать дороги. Никогда я не стремился подметать дороги, скажу я вам.

Вечером мать не сказала мне ни слова. Незаметно пробралась в свою комнату и тихо плакала в подушку. Наверное, ей позвонили классная или директор, сказали, что окончательное решение принято – забирайте документы. Скорее всего, она и не сомневалась, что меня однажды выпрут.

Я не хотел оставаться в этих стенах ни минуты. На секунду задержался в коридоре, прислушивался, затаив дыхание, к всхлипам матери, но войти не решился. Что ж я за сволочь-то такая, спрашивал я себя. Не могу найти в себе сил и успокоить человека, который страдает из-за меня. Бегу, поджав хвост, словно мне и вовсе плевать.

Улица встретила вечерней прохладой и свежестью. Мне хотелось посидеть с кем-нибудь минутку-другую, выговориться, получить, может, какой-то совет. Да что там, хоть бы и молча прогуляться. Чувствуешь себя вдвойне несчастнее со своей проблемой, когда тебе не к кому пойти поговорить по душам.

Перед моим двором целовалась влюбленная парочка. Мне прямо неловко стало. Стоял возле калитки и не мог решиться выйти. Думал вернуться к дому, подождать, пока уйдут, но девушка заметила меня, сморщила носик и хихикнула. Они пошли, держась за руки, по дороге вдоль ставка. Много здесь таких, бродят, пыль поднимают, фотографируются под этой ивой или целуются, а бывает, что и то и другое сразу. Вот никогда не пойму, зачем им такие фотографии, хоть убейте.

Я повернул налево, прошел мимо злополучной ивы, которой вздумалось вырасти около моего двора. Грунтовая дорога огибала мой дом и выводила на главную улицу прямиком к автобусной остановке. Можно было немного спуститься с горки – направо, – посидеть на дамбе, послушать, как шумит вода. Или пойти в другую сторону, забрести на пустырь, откуда пару лет назад исчез небольшой базар, но так неохотно, нестерпимо лень было плестись под гору. Еще эти пьяные компании идут прямо навстречу, смотрят.

Пока я решал, куда себя деть, к остановке подкатил автобус. Хрупкая девушка выпрыгнула наружу. Какой-то низенький усатый мужичок вынес большую дорожную сумку и юркнул обратно. Она подняла этот непосильный, непропорциональный ее силам багаж, сделала пару шагов и сдалась. У меня вдруг екнуло в груди, как только я представил, что заговорю с ней. Ведь все равно никуда не торопился, почему бы не помочь? Да и неловко было, даже гадко, можно сказать, проходить мимо с безучастным лицом, будто дел у меня – все по минутам расписано. К тому же она симпатичная, хоть и старше меня лет на десять.

Всегда у меня так: человеку нужна помощь, а я топчусь на месте, размышляю, обдумываю, а не примут ли меня за хулигана, хорошо ли я выгляжу, можно ли мне доверить свою сумку. Даже и не знаю, откуда только в голову лезет такая ерунда.

Мы шли пустынной, плохо освещенной улицей вдоль лесопосадки. Она согласилась принять мою помощь, если будем нести сумку вместе, взяв по ручке, чем немного смутила меня. Разве я выглядел таким уж слабаком? Шли молча. Говорить было совершенно не о чем. Я вообще не представляю, о чем можно разговаривать с незнакомым человеком. Ну, абсолютно не представляю. Ведь мы из разных миров, у каждого свои интересы и взгляды на жизнь, а вдруг я возьму и ляпну, не подумав, какую-то глупость, обижу человека? А расспрашивать и вовсе неловко – мол, чего ты тут устраиваешь допрос. Потому мы и молчали. Завернули налево в совсем уж темную улочку, прошли несколько домов. Она начала благодарить меня, а я предложил еще донести сумку до двери. Мы вошли в ухоженный дворик. Выложенная плиткой дорожка, с прячущимися за цветами фигурками лебедей, вела прямо к крыльцу. Где-то чуть выше входной двери загорелся яркий свет. После кромешной темноты меня буквально ослепило. Знакомый женский голос спросил: “Кто это с тобой?”

Я вздрогнул от неожиданности. Глаза привыкли к свету, и я увидел классную руководительницу – точнее, бывшую.

– Пошел вон! – воскликнула она. – Немедленно!

Я поспешил последовать ее просьбе. Девушка, которую я провожал, оторопело стояла и глядела мне вслед. Потом как будто опомнилась и упрекнула сестру. Они о чем-то горячо спорили, а я уже и не слышал ничего. В начале улочки возле посадки меня окликнула сестрица классной. Она бежала ко мне, смешно так, по-девчачьи. Эти развевающиеся каштановые волосы, согнутая правая ручка, маленькие шажки на шпильках, улыбка. Господи, я был поражен и не смел моргнуть, не смел дышать, чтобы ненароком не спугнуть редкий и прекрасный сон. Я стоял, как остолоп, бесстыдно пялясь на нее. Мое лицо скорее выказывало во мне идиота, нежели хоть малейший намек на восторг. Она извинялась за свою сестру. Ее лицо, голос, взгляд – все выдавало искренность побуждений. Мы немного поговорили. Я только отвечал на ее бесконечные вопросы и дрожал, как осиновый лист, то ли от прохладного ветра, то ли от бесконечного волнения. Пришлось в двух словах рассказать о своей семье и о жизни в общем, еще совсем немного о сегодняшнем происшествии. Она убеждала, что ее сестра не злится на меня, а просто сорвалась, вспомнив моего отца, который, между прочим, наговорил ей кучу гадостей и чуть не ударил. На прощание она меня обняла. Я уткнулся лицом в плечо и думал, нужно ли ее целовать. Решил, что все-таки не стоит. Хоть и очень хотелось. Она чмокнула меня в щеку и убежала – опомниться не успел.

Я шел домой, совершенно не понимая своих чувств, мне отчего-то хотелось кричать и прыгать, запрыгнуть на эту чертову луну и выть на Землю. Ночью это никуда не делось, поэтому я долго не мог уснуть, ворочался и все думал. Ну не каждый же день меня целуют такие девушки. Да и вообще, не целовал меня раньше никто.