Читать книгу Перепутье - Сергей Каменчук - Страница 1

У входа в бар стоит урна, но окурки разбросаны по всему “фасадному участку” – как называет площадку перед заведением Анетта Павловна. Я взял из “инвентарной комнаты” веник и совок и начал убирать площадку, двигаясь от угла здания к входу. Я бы сметал всю эту грязь прямо на дорогу, где уборкой занимались коммунальщики, но Анетта мне “скрутит позвоночник”, если еще хоть раз застанет за подобным.

Анетта работает в “Перепутье” барменом и главной (“администратором”), так что она полноправно “координирует” наши действия и “выносит предупреждения”, когда мы делаем что-то неправильно или слишком медленно.

После уборки я расставлял на столики салфетки, проверял чистоту столешниц, наличие туалетной бумаги и отсутствие запаха в туалете, и еще кучу всяких мелочей, касающихся отсутствия и наличия чего-то в разных местах. Анетта в это время стояла за барной стойкой и сосредоточенно изучала какие-то бумаги, делала записи, шуршала страницами; потом откладывала их в сторону и протирала пивные кружки, винные бокалы, рюмки, чашки и прочую посуду, которую прошлым вечером довела до блеска посудомойка.

Я забросил “инвентарь” в кладовку и пошел напихивать салфетки в держатели. Анетта тем временем натирала винный бокал.

– На улице уже закончил, теперь займусь салфетками, – сказал я. Она кивнула в ответ.

Я вошел в “кухню”, где у нас была раковина для мойки посуды, сама посуда, салфетки, бочки с пивом и другой алкоголь. Достал из тумбочки две упаковки салфеток, успел открыть одну, когда меня позвала Анетта:

– Здесь девушка пришла за телефоном.

Я отсоединил зарядку от мобильника и вышел в зал.

– Вот, – сказал я, протягивая девушке телефон. – Он не включался вчера. Пришлось сегодня взять зарядку, чтобы позвонить кому-то из Ваших контактов, но Вы сами пришли. Так что держите и больше не забывайте.

– Мы вчера так спешили, что я совершенно о нем забыла. Оставила на столике, а никто из друзей не додумался его забрать.

– Кажется, они вчера немного перебрали, – напомнил я.

– Это уж точно. Спасибо Вам.

Девушка улыбнулась и ушла.

– И где ты такой взялся? – спросила Анетта. – Девушка, которая работала до тебя, вытаскивала из кошельков деньги.

– Откуда Вы знаете?

– Некоторые посетители знают, сколько у них денег. А насчет мобильников – при мне она не нашла ни одного. Пришлось ее уволить.

В полдень “Перепутье” открывался. Первые клиенты появлялись примерно через двадцать минут. Преимущественно заказывали кофе с булочками, некоторые – пятьдесят грамм и маленькую пиццу. Кухни у нас не было – выпечкой занималась на дому какая-то подруга Анетты.

Ровно в пять вечера приходил Валера – мужчина с седоватыми волосами по плечи, с худым вытянутым лицом, красноватой кожей, лет пятидесяти, – выкладывал на стойку деньги за шесть бокалов и кофе; первые два бокала он растягивал на два часа, и еще за два часа выпивал остальные четыре. Он сидел молча, рассматривал интерьер, посетителей, иногда Анетту, изредка заказывал в музыкальном автомате “Беспечный ангел” и “Я свободен” – под эти песни он делался, если такое возможно, еще более грустным и измученным, но легкая улыбка появлялась во время припевов. За эти песни я его и прозвал Валерой. В девять он пил кофе и молча уходил, оставляя на прощание благодарственный кивок, вместо чаевых. Кроме него у нас были и другие постоянные клиенты, но истинным педантом был только он.

Вместе с Валерой в пять появлялась Алина – невысокая симпатичная брюнетка, которая должна проводить вечера не в баре, а в ресторане, да и то только в качестве посетителя. Каре с прямой челкой, светло-зеленые глаза, идеальная (по моим меркам) фигура.

Сегодня она опять в серых лосинах. В них ее в два раза больше шлепают и щипают, чем в обычных спортивных штанах или джинсах, но и дают в два раза больше чаевых. Надевает она их, кстати, в разы чаще, чем все остальное.

В “Перепутье” Алина устроилась месяц назад на вечерние смены по будням и полный рабочий день по выходным. Так она могла совмещать работу и колледж. После знакомства со мной она первым делом заявила, что “чай” у нас будет отдельный. Меня слегка пробирала зависть после смен, кода она пересчитывала неплохие чаевые за день, а я гремел мелочью в кармане, но спорить я не собирался. Анетта с самого начала поняла, что к чему, и слегка намекнула девушке, что обычно в подобных заведениях официанты делят между собой все поровну – Алина мило улыбнулась, что значило: “Твое гребаное мнение меня не интересует”.

В шесть в “Перепутье” ввалилась компания парней, с виду – первокурсники. Анетта бросила на них оценивающий взгляд и приняла заказ. Четыре пива и две порции сухариков ждали меня на подносе. Когда я выставлял перед ними кружки на столик, они оторвались от телефонов и посмотрели на меня с толикой презрения, один толстенький мальчонка даже издал ехидный смешок и начал что-то шептать своему дружку на ухо. Конечно же, я все воспринял на свой счет. В этом небольшом городке люди не привыкли видеть парней-официантов, для них это было чем-то диким и совершенно неестественным. Когда я возвращался с пустым подносом к барной стойке, эти козлы рассмеялись вовсю. Я слегка зарделся. Наверное, я просто себя накручиваю, ведь смеялись они над своими похабными и глупыми анекдотами, а не надо мной, но такие моменты все равно заставляют подумать о поисках новой работы.

Завалились двое парней, одному лет двадцать пять, возле него крутится рыжая девица, другому – чуть больше, он все посматривал на задницу этой девушки, она ловила его взгляды и заговорщицки улыбалась. Два пива и вино. Заказ отнесла Алина, выставила тару на стол, улыбнулась, вильнула задницей и ретировалась к стойке. Первые чаевые на сегодня ей обеспечены.

Народу становилось все больше. В зал вошли два сорокалетних мужичка, они хватались за спинки стульев и стены, чтобы оставаться на ногах, в конце концов, смогли усесться за первый столик у окна. Один из них криком позвал официанта. Алина обслуживала компанию девушек, поэтому к ним пошел я.

– Здравствуйте, что будете заказывать? – спрашиваю я.

Они слегка удивились, увидев меня, переглянулись растерянно, словно звали не официанта, а девушку для приватного танца. В конце концов, один начинает улыбаться и говорит: – Ты что, официанткой работаешь?

– Официантом. Готов принять ваш заказ, – говорю давно заученную фразу.

– И не стыдно тебе, взрослому парню, быть обслугой? – продолжает этот тип.

– Ваш заказ, – стараюсь звучать как можно невозмутимей.

– Две по сто и два пива, душечка.

Я иду к стойке и чувствую спиной прожигающие взгляды, краснею. Вот теперь мне еще сильней хочется уволиться и подыскать другую работу, нормальную. Почти каждый день происходит подобное (большинство трезвых посетителей только смотрят на меня, как на нечто неестественное, пьяные – не ограничивают себя в выражении мнения), после чего во мне загорается желание перемен, но оно гаснет к концу рабочего дня, а дома и вовсе забывается.

Мне хочется провалиться сквозь землю, оказаться где-нибудь в другом месте, но я жду, пока Анетта нальет два по сто и нацедит два пива и несу на подносе за столик тем козлам. Они уже не обращают на меня внимания, говорят о политике.

Я с облегчением вздыхаю. Такие персонажи зачастую принуждают чувствовать себя последним дерьмом и ничтожеством, каких свет не видал, но это лишь издержки профессии. Зато женщины в возрасте относятся ко мне нормально, даже слегка флиртуют. Не то чтобы мне это было приятно, но я всегда улыбаюсь, как слабоумный, оборачиваясь к ним спиной.

Вскоре те сорокалетние козлы засобирались домой. Один сидел, подпирая голову рукой, а когда пришло время уходить – бесшумно свалился со стула на пол. Второй начал помогать ему, но упал и сам. Так они и убрались, падая и помогая друг другу.

– Там в туалете нужно убрать, – сказала мне Алина, когда я разнес заказы и надеялся хоть несколько минут передохнуть и выпить кофе.

– Может, ты пойдешь? Хоть раз?

– Мы договорились, – бросила она и села рядом, начала на меня смотреть и улыбаться. Анетта лишь вздохнула за барной стойкой.

– Тогда тебе придется выпить мой кофе, – сказал я и пошел смотреть, что там произошло.

После раздельных чаевых она также сказала, что не убудет убираться в туалете – так мы “договорились”.

В туалете меня ожидала двойная неприятность: кто-то обосрал весь унитаз, а потом сблевал. И мне кажется, он блевал сидя прямо на толчке, потому что львиная доля этой кашицы растеклась по полу. Я пошел в кладовку, по дороге вспоминая, не ходил ли один из тех козлов в туалет. Резиновые перчатки, средство, швабра, освежитель воздуха и десять минут потребовалось, чтобы навести там порядок. Дважды я чуть не блеванул сам – до того был противный запах.

Это был второй случай за сегодня, после которого я жутко захотел домой, мне хотелось запрыгнуть в кровать и уснуть, а утром, как ни в чем не бывало пойти на работу, на которой мне не придется убирать дерьмо. Но вместо этого я вымыл руки и пошел в зал разносить выпивку.

В одиннадцать “Перепутье” закрывался. Мы спроваживали засидевшихся, мыли полы и туалет, посудомойка разбиралась с посудой, Анетта вела подсчеты. На все обычно уходило полчаса. За Анеттой заезжал ее муж на белом “опеле” 1986 года с погашенной шашечкой на крыше. Алину в последнее время провожал домой ее новый парень, а я плелся за ними, потому что с полкилометра нам было по пути, и спрашивал себя: “Когда же все это закончится?”

***

Ванная медленно наполняется, тонкая струя горячей воды в любую секунду может смениться беспомощным шипением воздуха. Обычно я успеваю набрать достаточно воды, но если задерживаюсь в “Перепутье” буквально на десять минут, то приходится потом корячиться над раковиной и вымывать самые важные места холодной мочалкой – ведро с водой про запас стоит у стиральной машины.

Я смотрю в зеркало, упершись руками в стену по обе стороны, вглядываюсь в лицо.

– Посмотри на себя, – говорю едва слышно, – до чего ты докатился. Разве тебе самому не стыдно? Господи, еще и такой урод.

Зеркало начинает запотевать от пара с ванной и я протираю его ладонью.

– Прячешься, стыдно? Тебе двадцать один год, а ты работаешь прислугой, моешь туалеты, конечно же тебе стыдно. Еще и этот запах дерьма. Черт, как же ты воняешь.

Я смотрю в глаза самому себе, и мне действительно становится стыдно, будто по ту сторону находится другой человек – мой близнец.

– Позволяешь ей помыкать собой, а она даже не твоя девушка, – продолжаю я. – Она отказалась мыть туалет. И что сделал ты? Не слышу, что? Ничего. Ну почему ты такой слабак, почему ты всегда молчишь, когда тебя что-то не устраивает? Почему ты ничего не делаешь, когда тебя что-то не устраивает? Нормальный ведь парень, слегка привлекательный, чуточку мужественный, если сделать серьезное лицо. – Я начинаю строить из себя крутого парня, принимаю разные позы, экспериментирую с выражением, приподнимаю бровь и все такое, потом начинаю улыбаться, а после смотрю на происходящее со стороны. Постепенно начинает накатывать безудержное уныние.

– Придурок, что ты делаешь? – спрашиваю я и отворачиваюсь.

– Ты там опять молишься? – спрашивает Вадим, дергая дверь. – Мне нужно отлить.

– Ты не можешь потерпеть?

– Я не буду на тебя смотреть, открывай.

После слива унитаза струйка из крана превращается в ниточку. Я забираюсь в ванную – воды по кисточки, – и пытаюсь смыть сегодняшний день.

Из комнаты Вадима уже слышится храп, я иду в свою, несколько минут листаю новости на телефоне, в соцсети не захожу, потому что там меня может поджидать Марина, а общаться с ней я сейчас не хочу. У меня вообще редко возникает желание с ней разговаривать.

С Мариной все началось в столовой колледжа несколько месяцев назад. Я сидел с Вадимом за столиком, пил чай, поглядывал на девушек и встретился взглядом с Мариной, но почему-то не отвел сразу глаз. Не отвела и она. Пришлось старательно пялиться в пол и в окно, на Вадима – куда угодно, лишь бы не на нее. Я знал, что она смотрит на меня, чувствовал кожей. Она слегка полноватая девушка, а я предчувствовал, что ей непременно захочется подсесть к нам, поэтому я обжег себе все во рту чаем, но допил его за несколько секунд, и поспешил убраться из столовки. В тот же вечер она добавилась ко мне в “друзья”, предложила познакомиться. Я не отказался – пусть она и пышных форм, но она девушка. Мы начали встречаться не сразу, до выпускного оставался какой-то месяц и поэтому я мог прикрываться предстоящими экзаменами и защитой диплома. Тянул я только потому, что не хотел бродить с ней по колледжу за ручку и целоваться под лестницей на виду у всех. А вот после выпускного мне стало плевать. Она перешла на четвертый курс, а я перешел в “Перепутье”.

“спокойной ночи, зайка))”, – написала она, когда я только положил телефон на пол у кровати. Я пожелал ей того же, но не стал сравнивать с каким-либо животным – мой выбор ей бы точно не пришелся по душе.