Читать книгу Перепутье - Сергей Каменчук - Страница 2

Вадим просыпался в полседьмого, гремел на кухне кастрюлями в поисках еды, делал яичницу с салом и бутерброды, пил кофе, а в семь тридцать громко хлопал входной дверью. Я дожидался его ухода и вновь засыпал до девяти-десяти. После валялся в кровати, пока в животе не начинало урчать, шел на кухню, с надеждой, что Вадим приготовил завтрак и на меня. Обычно находил пустую сковородку, поэтому я пил кофе и что-то готовил на быструю руку, потом пил еще одну чашку. А когда она пустела, укладывался перед телевизором и валялся до самой последней минуты, пытаясь остановить время – мне была противна сама мысль о долгом дне, наполненном скукой и выпивохами, пустым смехом, матом и бессмысленными разговорами, орущей попсой из музыкального автомата и пьяными танцорами.

Я лежал и пялился на ведущего новостей, но никогда его не слушал – я размышлял о парнях, которым повезло больше, которые могут позволить себе валяться вот так, как я сейчас, целыми днями, потому что заработали столько денег, что могут жить на них до самой смерти. Мечты уносили меня в скромную квартирку наподобие нашей съемной, где я просыпаюсь в обед, а то и позже, иду завтракать в ближайшее кафе, где официантки зовут меня по имени, потом выхожу на улицу и – передо мною весь мир. Мне много не нужно: я хочу лишь смотреть фильмы со своей девушкой, пить кофе на закате, играть на гитаре, может, создать свою группу, путешествовать и получать хорошие эмоции. Деньги – это свобода. Мне не хочется жить в гигантском особняке, кататься на “феррари” или летать на собственном вертолете. Нет, мне бы только уйти из “Перепутья” и стать свободным, иметь возможность в любую минуту сорваться с места и уехать на море, или в соседнюю деревню, или на Днепр на несколько дней, чтобы плавать на лодке и удить рыбу на рассвете. Деньги могут сделать тебя свободным и счастливым, если у тебя достаточно ума, чтобы не желать роскоши.

“Господи, дай мне пару миллионов, и я докажу всем, что деньги ничего не значат. Дай мне миллионы, и моя семья больше никогда не будет копаться в навозе, не будет с утра до ночи заниматься хозяйством, не будет работать и получать копейки”, – обычно просил я, когда мне становилось слишком тоскливо от грез.

Я как раз выматывал огромную щуку, которая утаскивала резиновою лодку все дальше по течению, когда мне позвонила Марина для “пятиминутки”: у нее оставалось пять минут до конца большой перемены, а я уже шел на работу, поэтому мы немного болтали.

– Как спалось? – ее извечный вопрос.

– Черт, я опаздываю, – бросил я, спрыгивая с кровати.

– Ты еще дома?

– Зазевался немного. – Я обуваюсь и вылетаю из квартиры, бегу по ступенькам, вываливаюсь на улицу.

– Ты что, бежишь? – спрашивает Марина.

– Моя ты умница, – говорю. – Я тебе позже позвоню, хорошо?

– Ладно, но только обязательно.

– Хорошо.

– Смотри, ты пообещал.

– Да. Все, я опаздываю.

– Люблю тебя.

– О, господи, и я тебя тоже. – На меня посматривают люди, я начинаю тяжело дышать и сопеть, ненавидеть и бороться с желанием разбить телефон об асфальт.

– Все, целую, – лепечет Марина, – хорошего тебе дня.

– И я тебя, и тебе тоже, – бросаю я и запихиваю телефон в карман.

Дорога пустая, но стоит мне сойти с тротуара, как тут же появляется и сразу исчезает черный Aston Martin. Беги я чуть быстрее, мне бы уже не нужно было на работу. Этот монстр въехал на путепровод, располагающийся в полукилометре, так быстро, что я думал, он сейчас взлетит. В этом небольшом городке больше двух раз я видел только три дорогих автомобиля: “мустанг”, “мерседес”, тот, что некоторые парни называют “кубик”, и эту; Aston Martin мелькал передо мной чуть ли не раз в месяц, если не чаще, модели Vanquish. Я постоял еще пару секунд, прислушиваясь к затихающей песне его двигателя, пропустил пару автомобилей поскромнее (заодно успокоил дыхание), и поспешил на работу.

Когда я переступаю порог, Анетта смотрит на часы.

– Ты опоздал, – говорит.

На часах одиннадцать и одна минута.

– Попахивает дисциплинарным взысканием? – спрашивает.

– Вы сами говорили, что я могу опаздывать раз в неделю.

– Не больше, чем на пять минут.

– На этой неделе это впервые.

– У тебя еще два дня.

Я никогда не знал, шутит она или нет, и проверять не хотел, последует ли “увольнение по соответствующим основаниям” после “дисциплинарного проступка”.

– Буду иметь в виду, – говорю и ухожу в кладовку, где она меня уже не видит. Игра закончена, испорченное настроение – прилагается. А сегодня настроения и без этого нет, потому что среда: нас ждет более углубленная уборка после смены – “клининг средней степени”.

День, как обычно, начинается с уборки “фасадного участка” и салфеток. В час, когда парочка рабочих с завода и медсестра из частного стоматологического кабинета расплачиваются по счетам и уходят, я могу позволить себе выпить кофе. Это будет уже третья чашка за сегодня, но мне плевать – кофе помогает поддерживать порядок в мыслях и отгоняет желание пойти в комнатку для особенных клиентов поспать на диванчике.

Миллионеры. Я возвращаюсь к мечтам о свободе. Уезжая с ПГТ в этот городок, я думал, что все изменится. Родители занимаются хозяйством и пашут на земле с утра до ночи, и я купался в навозе вместе с ними, потому что пытался быть хорошим сыном. Отец подрабатывал ночным сторожем на ферме, мать приторговывала продуктами на рынке. Мы много работали, получали мало, но жили и не жаловались. Отец, конечно, иной раз приходил утром с работы и клялся продать в один день всю нашу скотину и птицу, сжечь ферму, на которой работал, и уехать в столицу “пожить”. Потом он ложился спать и все проходило.

В то время у меня редко выпадала свободная минута, всегда находились какие-то дела, мать никогда не скупилась на поручения: покормить, помыть, убрать, накосить, принести, выкопать, подкрасить. И так было с самого детства, и именно в те времена я начал ненавидеть такую жизнь. Город должен был все изменить, но, видимо, я попал не в тот город. Мне удалось поступить на бесплатное только сюда, в Киеве и в Черкассах мне отказали – низкий балл. Я попал в городок, который не намного больше моего, времени свободного тоже не так и много, иногда приходится иметь дело с дерьмом. Что вообще изменилось?

Как бы там ни было, возвращаться после получения диплома я не хотел. Вадим тоже не горел желанием уезжать, поэтому мы внесли арендную плату за квартиру еще за месяц – все, что могли на то время себе позволить. Ему посчастливилось устроиться по специальности на завод по производству весов. А я пошел на первую подвернувшуюся работенку, чтобы не просить денег у родителей, пока буду искать что-нибудь достойное. Так я и застрял в баре с дурацким названием “Перепутье”. А хочется мне быть подальше от этой дыры, где-нибудь в горах в лачуге предаваться единению с природой. Прогуливаться на рассвете к ручью, а под боком добряк тибетский мастиф, дома ждет жена и горячий чай, потрескивающие дрова и хорошая книга. Да, я непременно начну читать, когда буду жить в горах. Возможно, начну с книги, которой Марина одержима – “Жизнь – это не химия”, кажется. Весь мозг мне проела этой книгой, а я даже название не запомнил. И твердит постоянно, что я похож на ее автора, Марка Ливина, только усов и бородки не хватает. В горах, может, и отрастил бы…

– Будьте добры. – Слышу я и возвращаюсь к реальности.

Вечером с уборкой нам помогает посудомойка – за отдельную плату, и сама Анетта. Зеркала, картины, светильники, пол, окна, батареи и все, что только можно помыть – моется. Заканчиваем к часу ночи. Белый “опель” уже ждет у входа. Муж Анетты развозит нас по домам.

Выжат донельзя, я ложусь спать, сон приходит быстрее любых мыслей о деньгах и свободе.