Читать книгу «Хроники мёртвых городов – 3». Сборник рассказов - Сергей Михайлович Кулагин - Страница 17
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. САМОСБОР
Марк Волков «НА БАЛУ» (нечто романообразное в 2-х частях)
Часть II
Оглавление– Полноте вам, поручик, сказки рассказывать, – не выдержал в этом месте медик, прервав концовку рассказа. – Всем известно, что примат есть тупиковая ветвь эволюции, глухая к прогрессу и размножению! Только человек, с его способностью яйцекладения…
– И охота вам, господа, по такому мизерному поводу собачиться? – вмешалась княгиня, зная, что, если Карпова не остановить, он всех наукой замучит. – Итак, фантазиями своими страсти нагнали, хоть спать не ложись. Давайте лучше погадаем. Кто желает составить фратернитэ – прошу в кабинеты. А молодёжь пускай дальше развлекается. Тем паче, что и музыканты уже отдохнули.
После слов княгини гости потянулись кто куда.
– А ты что думаешь насчёт этой истории? – вполголоса спросил Ногтев.
– Не знаю, – пожал я плечами, клювом пытаясь дотянуться до блохи, застрявшей в перьях на шее. – Учёные всё чаще сходятся во мнениях, что когда-то, тысячи лет назад по Земле действительно расселились приматы, но потом их что-то то ли убило, то ли они сами себя избыли. И появился современный человек, Homo Sapiense Gallus – Человек Курица Разумный.
– Стало быть, не врёт поручик?
– Да чёрт его знает! Может статься, что и не врёт! В конце концов, «на свете есть много такого, мой друг, Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!»…
– Я вот о чём хотел узнать, – обратился ко мне подошедший Миркадзе. – Я вижу, что Аня тебе благоволит и хотел бы понять, какие у тебя на неё виды? Потому как, ежели ты за ней…, то чёрт с тобой! Ты первый начал, тебе и книги в руки… Желаем успеха! Честь и место! А коли дело несерьёзно, так ты уж извини, брат, я сам готов составить с ней мезальянс. У неё прелестный подбородок! Ты замечал? – безо всякого перехода стал он мечтательно расхваливать достоинства объекта воздыхания. А после сделал заключение: – Она божество! Вот кончу курс в университете и обязательно женюсь. Знать бы только точно, сколько за ней приданого…
– Я слышал, – вполголоса заметил Илья, – хотя их хозяйство и скудеет, оно по-прежнему стоит немало…
– А вот, кстати, и l’objet de notre conversation, – толкнул меня крылом Миркадзе, заметив невдалеке Анну. – Явно идёт сюда. Я испаряюсь, но не забудь о нашем разговоре!
Он подмигнул на прощание жёлтым глазом и, клацнув когтями, вразвалку побежал к танцорам.
– Экий вы, право слово, цаца, Андрюша! – кокетливо сказала Аня, распушая хвост. – Давеча нагнали интриги, а сами испарились, насилу нашла. Или моё общество вам так уж скучно?
– Извинить просим-с, mademoiselle, – с улыбкой поклонился я, одновременно ударив о пол шпорами, как того требовал этикет. – История поручика совершеннейшим образом пленила моё воображение.
– Стало быть, она занятнее меня? – кокетливо осведомилась Анна. А после немедленного заверения в обратном смилостивилась. – Коли так, в таковом разе жду вас не позднее, чем через пятнадцать минут в беседке.
И, загадочно махнув перьями, пошла к углу, где шептались о своих вопросах барышни. «Полюбила! – подумал я, заглядывая на себя в зеркало. – Не устояла!»
После двух кадрилей с какой-то комедианткой я вышел в сад.
Стояла великолепнейшая ночь. Будь я мастер рисовать натуру, я описал бы и луну, полную и солидную, как генеральская экономка, что ласково глядела из-за тучек и обливала своим благим светом дом, сад, чугунные скамейки, клумбы. Описал бы тихий шёпот деревьев, песни соловья, ласковый плеск фонтанчика, чуть слышные пересуды в беседках. Одним словом: природа!!!
Я подошёл к означенной скамейке и увидел сидевшую под сенью белой акации женскую фигуру, что, отвернувшись, смотрела на далёкий лес, залитый лунным светом.
– Извините, что давеча заставил себя ждать. Чудная погода, не правда ли? – начал я.
Барышня вздрогнула и повернула ко мне своё лицо. Но, впротиву ожиданию, это оказалась не Анна, а Наташа! На её бледном, освещённым луной личике играли тёмные пятна. Это топорщились от смущения перья.
– О, я сконфузил вас? Извините, я принял вас за другую и готов немедленно покинуть это место.
– Нет-нет! – поспешно заверила она. – Напротив, хорошо, что мы встретились, Андрей! Я давно хотела поговорить с вами и искала подходящего повода.
– Поговорить? О чем же?
– Целыми днями вы бываете здесь. Ходите, совершенно не замечая меня, манкируете мной. А я вас люблю! Да. Люблю с момента нашей первой встречи! Вы не можете представить, какие адские муки мне доставляет это невнимание.
Впервые на моей памяти Наташа осмелилась поднять глаза и впрямую посмотрела на меня.
– Я вижу вас и вижу не таким, как все. Я верю, что за вашими циническими речами скрывается цельная, широкая натура. Знаю, что вам по душе другая. Моя сестра! Увы! Ей всегда достаётся самое лучшее. А я для неё всего лишь игрушка, мизерабль, монстр, которого она держит взаперти, запрещая появляться на людях! Всякий раз, когда она уходит на бал, я умираю от тоски в своей комнате! Но я не ропщу, – всплеснула она крыльями. – Cest’ la vie – такова жизнь! В ранних годах я потеряла мать, и добрая тётушка заменила мне её. А теперь кузина мстит мне только за то, что добром я отвечаю на добро. О, я так несчастлива!
Наташа закрыла лицо перьями и видно было, как она плачет. Сев на скамейку vis-a-vis, я обнял её, мягкими ласковыми словами уверив, что это не так.
– Позвольте же мне быть вашим другом! – находясь в совершеннейших чувствах, поддался я порыву. – Я не смогу заменить той, что вы потеряли, но, слово чести, буду вам хорошим защитником, доколе останусь жив!
– Вы обещаете?
Глаза её, томные, глубокие, казалось, смотрели прямо в душу. Она искала подвох, насмешку в моих глазах и не находила. Мог ли я отказать такому трогательному созданию? Я поклялся.
Лицо её просветлело. Утерев слёзы, она поднялась со скамейки.
– Увы, теперь мне пора удалиться, матушка не любит долгих отсутствий. Но вы не забудете о своём обещании?
– Никогда, – кивнул я.
Наташа робко потёрлась клювом о мой клюв, а после убежала в дом.
Ещё немного посидев на скамейке и полюбовавшись луной, я собрался идти обратно.
И… столкнулся с Анной! Она стояла на веранде возле перил, гневно притоптывая ножкой, а глаза её метали молнии.
– Вы избегаете меня! Теперь я совершенно точно в этом уверилась! – сердито отвернулась она. – Не понимаю лишь причину столь обидного отношения.
– Имел серьёзный разговор с вашей сестрой, – не стал скрываться я.
– Должно, речь шла о книгах или французском театре? – фыркнула Аня. – Она его постоянно хвалит и бранит наш, поскольку, по её мнению, там не даются пьесы нравственного содержания! Целыми днями она сидит особняком в своей спальне или читальне и, кроме книг и театра, больше ни о чём другом не желает знать. Экая оказия! Нешто так можно себя вживу хоронить?
Из деликатности я промолчал, не желая быть втянутым в семейные перипетии.
– Кстати, – перешла она к главной теме. – Вы достаточно давно посещаете наш дом. И мой опыт говорит о том, что делаете вы это не из простой вежливости. Сознайтесь! Я давно наблюдаю за вами и вижу, как вы поглядываете на меня. Не стану скрывать, – продолжала она вести наскок с пылом кавалерии, – что и вы мне не противны. Поэтому, коли я пришлась вам по нраву, то не против сватовства. А если нет, так и ходить сюда больше нечего. Так и знайте. Что же вы молчите? – нахмурилась она. – Облегчите душу!
Я начал было давать уклончивые ответы, с тем, чтобы не говорить ни да, ни нет. Однако Аня весьма грамотно обставляла разговор, ведя к намеченной цели, покуда драгоценное заверение в любви не было получено.
– Отлично, – не стала скрывать она своего ликования, в знак крайнего расположения выдернув пёрышко и подарив его. – Пойду, оповещу maman об уговоре.
Я принял пёрышко, спрятав его в нагрудный медальон, и посмотрел вслед Анне взглядом, выражающим все противоречие обуревавших меня чувств…
Когда я вернулся в дом, Карпов и Телепин затеяли полемику о том, откуда вышел первый человек – из курицы или яйца (не пришли к общему мнению). Потом недолго обсудили, на кого был бы похож Бог на иконах приматов (остановились на мысли, что на примата).
Я вполуха прислушивался к их беседе. Смятение одолевало душу. Обе дочери княгини одинаково хороши, но которую выбрать? Сердце вроде бы склонялось к Наталье, тем паче, что я и ранее был к ней неравнодушен. Она прекрасна, глядит, как Диана, и вечно молчит. А вечно молчащая дева, сами знаете, носит в себе столько тайн! Это бутыль с неизвестного рода жидкостью – выпил бы, да боишься, а вдруг яд?
Но тогда как быть с обещанием, данным Анне? Теперь я уже клял свою мягкосердечность.
Тут я заметил, что один из лакеев поднял гребень и взмахнул крыльями, привлекая, таким образом, моё внимание.
– Её светлость просят прийти в её кабинет.
«Вот оно!» – стукнуло сердце.
Дверь в кабинет княгини была приоткрыта. За столом конторки сидела она сама и, надев pince-nez, при свете канделябра просматривала какие-то бумаги. С портретов на стенах смотрели предки: сурово, надменно. Шторы были приоткрыты, и в окно смотрела луна.
Когда я вошёл, ветер из открытой двери заворошил края листов, и княгиня оторвалась от чтения.
– Вы звали меня?
– Да. Подойдите!
Я приблизился.
– Ранее я молчала, потому как надеялась на выгодную партию для своих дочерей. Однако дела таковы, что далее смотреть со стороны больше нет возможности. Скажу спроста, без деликатесов: сегодня пришло письмо от моего поверенного в Москве. Оно посвящено вам, мстилостисдарь. Поверенный описывает забавные вещи! Будто status praesens ваше весьма не так хорошо, как вы стремитесь показать. Банк вашего рара разорился безо всякой надежды на воскресение. И что вы сами два месяца назад, будучи азартным игроком, проигрались в штосс и сумма значительна.
В этом я нахожу причину вашего появления как раз в то же время в нашем доме. Будучи опытным в амурных предприятиях, вы решили, что легко запудрите головы моим бедным дочерям и тем поправите дела.
– И вы поверили клевете? Мерси за такое мнение! Право, княгиня… – вспыхнул я.
– Ну, ну… Нечего Лазаря петь! – возвысила голос она. – Я ещё не окончила. Ещё выяснилось, что этот случай для вас не единождый. В Москве у вас уже были невесты, к которым вы сватались-сватались, занимали денег, а когда дело доходило до точки, до венца, поворачивали назад оглобли. Потому, в конце концов, вам и пришлось бежать сюда, в глушь, в надежде на то, что никто не прознает об этих историях.
Судьба даёт подлецам счастливые наружности! Вы купидоны, вам страшно везёт по части женщин! Вас любят, в вас влюбляются…
Гм. Так вот. Что бы ни чесали злые языки, смею уверить, что счастье mes enfants для меня значительнее материальных благ.
Княгиня наклонилась к конторке и вынула ворох красненьких, перехваченных напополам тесьмой.
– Здесь 20 тысяч. Этой суммы достаточно, чтобы покрыть имеющийся у вас долг. Я отдам эти деньги с тем условием, что вы навсегда забудете дорогу к нашему порогу.
– Это что, взятка? – холодно уточнил я.
– Не взятка, а законное, так сказать, взятие. Впрочем, считайте, как находите нужным. На раздумья отвожу вам время до конца вечера.
С теми словами я был выставлен из кабинета.
Что же выбрать? Это верно, я нуждался в деньгах, притом нуждался отчаянно. Но что это были за деньги! Сам Диавол, казалось, выступил сегодня передо мною в облике старой княгини! Перед глазами стоял взгляд Наташи, которым она смотрела на меня в саду, полный мольбы и тихой радости. Необычное чувство будоражило сердце, в котором обычно водился лишь трезвый расчёт.
Я ходил из залы в залу, чувствуя себя голубком, которому подрезали крылья. Было невыносимо видеть на себе чужие взгляды. Особенно Миркадзе, которого интересовал исход наших с Анной объяснений.
Мне захотелось вдруг воротиться к Наташе и всеми силами своей не совсем ещё испорченной души приласкать и приголубить эту горячо меня любившую и мной обманутую девушку. Сказать ей, что виноват не я, но моя проклятая привычка к азарту и лёгкой жизни. Глупая, фанфаронская мысль. Увы, порок, которому я служил, к тому времени уже крепко держал за горло. Так что голубок в груди, как ни силился, не смог разрешиться от наброшенных на него пут.
Наконец, я решился.
– Хорошо, я согласен, – сказал я, входя в кабинет.
Княгиня сидела за комодом и, по-моему, даже не переменила позы с момента нашей последней беседы. Готов поклясться, глаза старой карги сияли, когда она передавала мне означенную сумму.
Сунув деньги за пазуху, я решительно вышел в парадную, кликнул коляску и, ни с кем не прощаясь, поехал к тётке Ногтева Зориной, у которой квартировался на лето.