Читать книгу «Хроники мёртвых городов – 3». Сборник рассказов - Сергей Михайлович Кулагин - Страница 23

Коридор второго уровня освещали лампы холодного света. Я выглянул из-за угла и тотчас нырнул обратно. Прораб ушёл. Наступила пора действовать.

Чуть ранее через окно я видел, как он поднимался к себе в контору и оставил отобранные «Хроники» в ящике стола.

Появление любого креакла на этом уровне было неслыханной дерзостью само по себе. А уж кража чего-либо из кабинета начальства… Если меня поймают, то это будет не просто зачистка памяти, а отправка на переплавку в утилизационную печь. Однако я чувствовал, что просто обязан дочитать рассказ до конца!

Подражая героям той самой авантюрной прозы, я на цыпочках прокрался к стеклянной двери и, пустив в ход цифровой считыватель, вскрыл замок.

Стены конторки покрывали железные ящики, заваленные перфокартами. В углу стоял шкаф с одеждой. Дальнюю половину помещения занимал стол с голокраном и кресло.

Подойдя ближе, я дёрнул ящик. Не заперт. Внутри лежала фотография в резной рамке. С глянцевой поверхности грустно смотрела ярко одетая пухлая жабоанка с маленьким жабоанцем на руках.

Забавно. Прораб никогда не говорил, что у него есть семья.

А вот и книга. Я схватил её, раскрыв страницу по памяти. И прочёл:

«…Был принуждён констатировать, что, верно, это смерть».

Смерть? Когда, чья? Чёрт, ничего не понятно! Может, дальше ситуация прояснится?

К удивлению моему, граф воспринял новость с чрезвычайным присутствием духа, которое можно списать на длительность болезни супруги и возможность заранее подготовиться к неизбежному исходу.

Для покойницы из деревни был выписан красивый гроб, обитый изнутри розовым бархатом, отороченным по краю нитью жемчужного бисера. Единственной странностью явилось то, что граф запретил служить заупокойную, ссылаясь на то, что проделает это лично. Вот это любовь!

За неимением склепа, гроб пришлось спускать в подвал.

Ночью творилась какая-то вакханалия. Снизу, под полом, раздавались громкие голоса. Собравшиеся смеялись, визжали. Порой среди других я слышал голос, принадлежащий рыжему Кузьме. Он говорил громко, но неразборчиво. Из всей речи я разобрал всего две фразы. Однажды он сказал: «Ты обязан», а в другой раз: «Я тебе приказываю!» Учитывая то, что ему отвечал граф, все это выглядело более чем необычно.

К рассвету все звуки опять стихли, и я забылся кротким зыбким сном.

А утром новая оказия: пропала Маша, розовощёкая сиделка, дочь деревенского столяра. Граф объяснил её исчезновение расчётом по случаю смерти пациентки. Однако поспешность, с которой та покинула дом заставляла сомневаться в сказанном.

Внешний облик графа после бессонной ночи оставлял желать лучшего: лицо отекло, под глазами залегли тени. Он, как обычно, ничего не ел и вскорости ушёл к себе в комнату, поддерживаемый одним из слуг.

Предоставленный сам себе, я решил наведаться в место упокоения графини. Не знаю, что именно влекло туда – желание убедиться, что шум ночью не причудился, или простое любопытство?

В подвал вели два хода: один со стороны двора, с дверями с резными решётками. Он был заперт и на замке висела графская печать. А другой начинался под лестницей, ведущей на второй этаж. Видимо, граф настолько выбился из сил, что забыл о нем.

Воспользовавшись чужой оплошностью, я стал спускаться по каменным ступеням во мглу. Впрочем, на этот случай я заранее запасся свечой и спичками.

Воображение рисовало сырость, гниение и вековые тенета паутины, свисающие со сводчатого потолка. Тенета действительно присутствовали, однако в остальном предчувствие обмануло. Стены были сухими, ровные ступени тщательно подметены.

Ход окончился оштукатуренной комнатой, высотой в два человеческих роста. Когда-то здесь хранили бочки и конюшенные принадлежности. В углу и сейчас сохранились ржавые железные обручи, щепки и полуистлевший остов кареты без дверей и колёс.

В середине на кирпичном постаменте высился гроб графини. Пол вокруг был закапан свечным воском и устлан клочками сгоревшей бумаги, означавшей множество людей, проводивших в этом месте какой-то обряд.

Я поднял один из клочков. И опознал в нём… Библию! Так вот, стало быть, куда подевались страницы из обложки, которую я подобрал в саду! Но что сие значило?

Снедаемый жгучим любопытством, я приблизился к гробу и заглянул внутрь. На бархатной обивке лежала женщина. Только это была не графиня, а Маша! Оранжевые блики, порождаемые свечой, превращали лицо лежащей в восковую маску, руки, как плети, бессильно лежали поверх простого платья. Когда я поднял одну, она с тихим стуком упала обратно.

Без сомнения, Маша была мертва и даже ещё не успела закоченеть. На шее у покойницы я заметил свежие ранки со следами запёкшейся крови. Я оглянулся в поисках графини, но тела нигде не было видно.

Внезапный порыв воздуха погасил свечу. Холодные струйки пота потекли по спине. Я остался один, в темноте возле гроба, в месте, где проводились дьявольские ритуалы!

Новый порыв воздуха принёс странное чувство: будто кто-то провёл тканью по щеке и волосам, сопровождаемое тихим женским смехом. Это превысило степень моего хладнокровия.

Закричав во весь голос, я опрометью бросился наверх. Скорее, туда, где светит солнце и поют птицы! Прочь от могильного холода и египетской тьмы подвальной темницы с её холодными прикосновениями и потусторонними звуками!

Одним махом я достиг двери в свою спальню, и, закрыв её, прижался к деревянной поверхности спиною. Меня била крупная дрожь, сердце колотилось как сумасшедшее. Полно! Покинуть этот проклятый дом! Любой ценой!

Трясущимися руками я погрузил всё, что сумел, в саквояж и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор. Пусто. Поудобнее зажав сумку под мышкой, на цыпочках, чтобы ни единый звук не выдал моего присутствия, я прокрался на первый этаж.

Тишина и покой. Никого и ничего. А вот и входная дверь. Я взялся за ручку. И тут…

Глухой стук за спиной. Что-то (или кто-то!) с шумом упало с верхнего этажа, приземлившись там, где я был секунду назад.

Поздно! Распахнув дверь, я вылетел наружу и побежал со всех ног к воротам графской усадьбы. Оглянуться и посмотреть назад было выше моих сил…»

– Сейчас приду, погоди. К себе только на секунду заскочу!

За стеклянной дверью маячила тень. Прораб вернулся! За чтением я совсем забыл о времени и теперь оказался в ловушке.

Быстро закинув книгу назад в ящик, я задвинул его и юркнул под стол.

Раздался звук открываемой двери, шаги. Придавленное грузом массивного тела заскрипело кресло. Прямо перед глазами возникли ноги в знакомых ботинках. Прораб недовольно засопел, видимо, протягивая руку к кнопке включения голокрана.

Прозвучала знакомая мелодия подключения к каналу связи.

– Центральная клиническая больница созвездия Змеи. – Услышал я приятный женский голос.

– Это я, – коротко представился прораб.

– Рад, что вы нашли время связаться с нами, мистер дю-Порто.

– Что с О'фелией?

– К сожалению, болезнь вашей дочери прогрессирует. Больше медлить нельзя, требуется срочная операция. Вы уже собрали необходимую сумму?

– Я… У меня были некоторые временные затруднения, – голос прораба нельзя было узнать, настолько жалобным и неуверенным сделался он. – Пока удалось добыть только половину суммы. Но. Я вас заверяю… Прямо сейчас мы получили крупный заказ, который позволит покрыть все расходы… Я найду деньги. Только, пожалуйста, не отключайте её от жизнеобеспечения!

– Хорошо, мистер дю-Порто, – ответила оператор после секундной паузы, во время которой, видимо, совещалась с начальством. – Ваша кредитная история вполне удовлетворительна, поэтому мы готовы поверить вам и пойти навстречу. Отложим решение этого вопроса до среды. Но, если денег не будет и тогда… Вы же понимаете?

– Конечно. Спасибо, – севшим голосом пробормотал прораб, отключая связь. – Чёрт бы вас побрал, – прошептал он.

Странный звук донёсся до моих ушных сенсоров. Прораб… Плакал?

В этот миг раздался настойчивый стук в дверь.

– Кого там чёрт несёт? – шмыгнув носом, уже обычным голосом рявкнул он.

Стук не прекращался.

– Да иду я уже, иду!

Ноги перед моими глазами убрались. Послышалось эхо удаляющихся шагов. Внезапно возле двери прораб притормозил. А затем вернулся обратно и, открыв ящик стола, вынул книгу. Сунул снова в задний карман джинсов, после чего покинул кабинет.

Я выполз из-под стола, испытывая смешанные чувства. Главным, из которых было, пожалуй, всё же облегчение.

А «Хроники»? Что ж, придётся что-нибудь придумать…

Поиски книги привели меня в отсек утилизации, расположенный на нулевом уровне станции. Это была цепь исключительно жарких помещений с постоянно работающими плавильными печами. В них превращалось в пепел то, чему не нашлось места в контейнерах.

Из открытой двери я видел цель поисков. Прораб жевал перитово яблоко в центре зала, подгоняя пинками то одного, то другого замешкавшихся роботов-погрузчиков. Когда он поворачивался, становилось заметно, как из оттопыренного кармана джинсов торчит книжный переплёт.

Поставив ящик, взятый с собой в качестве предлога, я нырнул за контейнеры и стал следить, не оставит ли он предмет вожделения где-нибудь хотя бы на секунду. Но, как назло, жабоанин словно забыл о существовании сборника.

Наконец, настал короткий перерыв, во время которого рабочие отправились на подзарядку. Оставшись практически в одиночестве, прораб быстро заскучал. И, вытащив находку, громко прочитал вслух:

– «Хроники мёртвых городов».

Повертев обложку со всех сторон, фыркнул, имея в виду название:

– Мёртвые города! Напророчили себе на голову. Чёртовы графоманы!

И, вместе с остатками яблока, разочарованно бросил в середину топки. Пламя немедленно охватило страницы. Я видел, как чернеют и загибаются края листов, как исчезают в огне созданные воображением миры. Больше никогда мне не узнать окончание истории про графа и бедолаги-гостя. Добрался ли он до деревни и что его там ждало?..

Закончив дела, прораб ушёл. В отсеке остались только я, да старый Звяк-нога, лопатой выгребающий золу из накопителя.

Сев на корточки возле печи, я задумчиво смотрел на пляшущие внутри огоньки. Почему-то не хотелось никуда уходить, а хотелось сидеть именно так, обхватив колени, и ни о чем не думать.

Откуда-то сверху упала книга. Я машинально поймал её в полете, раскрыл и удивился, увидев до боли знакомый текст. Но откуда?!

– Я ещё давеча заметил, что она тебе понравилась. – Звяк-нога стоял, опираясь на черенок лопаты. – Поэтому, когда прораб оставил её на столе, незаметно подменил, оставив прежней лишь обложку.

– Почему ты мне помогаешь?

– Ну, ты же в прошлый раз меня тоже не сдал. – Напомнил он случай, произошедший полгода назад, когда во время обыска в комнате зарядки Хозяева обнаружили под стеновыми панелями древнекилийский лист пифанской поэзии. И только я знал, кто его туда положил.

Если бы лицо робота могло выражать эмоции, я бы поклялся, что Звяк-нога сейчас улыбается.

– Приятного чтения! – пожелал он. И, повернувшись к печи, возвратился к прерванной работе.

«Погони не случилось. Уже через четверть часа мои сапоги вздымали пыль на окраине деревни.

Селение приветствовало полной тишиной. Не лаяли псы, не мычали коровы. Лишь тянул в небе жалостливую песню коростель.

Если в прошлый раз такую картину можно было списать на действие зноя, то теперь я знал: это был страх. Деревня только казалась вымершей. То здесь, то там в окнах можно было заметить испуганные лица, отступавшие внутрь, стоило лишь сделать попытку приблизиться.

Сколь я ни стучал в запертые двери, ничего не добился. Рамы всех проёмов украшали нарисованные мелом кресты. Неоднократно между избами мелькала знакомая голубая полоса. Озеро? Но почему так близко?

Пройдя деревню насквозь, я вышел на околицу и застыл как вкопанный. Впереди расстилалась настоящая река! Покинув русло, вода разлилась, лентой отрезав деревню от остальной «суши» и фактически превратив её в остров. Теперь стало понятно, что никаких «поездок в город» у графа не было и быть не могло.

Делать нечего, пришлось возвращаться в деревню. На ступенях самой крайней избы сидел старик, починяя рыбацкую сеть. В отличие от других, он не спешил убегать или прятаться в доме при моем появлении.

Один глаз старика прикрывало бельмо. Другой сохранил безмятежно-голубой цвет, данный от рождения. Голова была седа, но на бороде остались светло-песочные волосы, показывая её истинный цвет. Натруженные морщинистые пальцы старика действовали быстро и чётко, выдавая большой опыт в ремесле.

Встав так, чтобы меня нельзя было не заметить, я поздоровался и завёл разговор.

Оказалось, это местный рыбак, Степан Зайцев. Раньше, ещё при деде графа, в этой местности текла полноводная река, которую впоследствии решено было запрудить. И, «с соизволения его Сиятельства» – как выразился старик, его семья уже несколько поколений ловила рыбу, поставляя ко двору.

– А нынче один я остался, замыслом Божьим! – посетовал он. – Супружница моя ещё год назад, значить, на зимнего Николу, преставилась. А детками Господь не наделил.

Меня, несмотря на незнатное происхождение, рыбак упорно звал не иначе, как «барин», а себя велел величать Стёпкой. Вообще, старик был ужасно древним и представился едва ли не ровесником деревне.

– Э-хе-хе, давненько живу. Видать, смерть уже и позабыла про меня. – Беззубо улыбаясь, отмахнулся он на мой вопрос о возрасте. Однако дальнейшие вопросы заставили рыбака посерьёзнеть.

– Что в имении творится неладное, мы заметили давно. Стали пропадать люди. И завелась какая-то странная болезнь: с вечера человек ложится спать здоровым, а утром готов покойничек. Что за оказия? И поняли мы, что это, значить, упырь безобразит, вурдалак, по-вашему, по-барски. А приходит он со стороны имения батюшки нашего, графа. Потому сегодня от вас все и попрятались.

– А вы?

– А мне чего теперь, одному, бояться? – Беззаботно сверкнул старик здоровым глазом. – К тому же, плотину у озера люди графа порушили, чтобы никто не сбежал, значить. А как теперь рыбачить? Да и для кого?

– Ну, надо же как-то бороться! – возмутился я. – Есть тут священник?

– Был батюшка. Да только пропал аккурат после возвращения Кузьмы из города.

– Какого возвращения? – не разобрал я.

– Так ведь с этого всё и началось, барин! – махнул рукой рыбак. И поведал: – Прознал однажды батюшка-граф, что на ярмарку должна прибыть депортация с известным магом и факиром то ли Азии, то ли из Европы, а то ли из самой Индии. И вот он, благодетель, задумал, значить, по этому поводу послать в город Кузьму, черта этого рыжего, чтоб ему пусто было, – тут Степан сплюнул наземь между оттопыренным указательным пальцем и мизинцем. – С целью узнать, не завернут ли сиятельные гости по пути и в наши края. Уж не ведаю, что там у них получилось, а только пропал Кузьма тогда на трое суток. А когда вернулся…

Дальше можно было не продолжать. Дело прояснилось.

– А что же это за твари такие, вурдалаки? Как их победить?

– Чтоб совсем сокрушить, не знаю, не слыхал, – покачал головой старик. – Но говорили старинные люди, значить, будто упырь не выносит яркого солнечного света. Не то, чтобы он его убивает, но, вроде как лишает сил.

Тут я с содроганием вспомнил нашу первую встречу с графом, когда в глаза бросилась темнота зала для приёмов.

– Ещё упыри умеют обращаться в летучих мышей, черных кошек, змей, вселяться в свои портреты… – продолжал загибать пальцы старик.

– И что же тогда делать, если их не одолеть?

– Бежать вам надо, барин. Молва приписывает упырям невозможность войти в чужой дом без приглашения и пересечь текущую воду. Так что, если хотите, переночуете сегодня у меня, а завтра, к обеду, я перевезу на другую сторону.

– А вы? Так и будете просто сидеть, и ждать, когда за вами придут?

– Да нешто можно отказаться, когда барин зовёт? Чудной вы, ей-Богу! – насмешливо посмотрел на меня старик здоровым глазом. – Мы народ тёмный, подневольный, значить. Это вам свобода дана… Нет уж, коли такова Божья воля, что пришёл кон помирать, тут уж ничего не попишешь!

Я покачал головой такому фатализму, однако препираться не стал. Ещё чего доброго, передумает…

Наскоро поужинав и прочитав «Отче наш», мы собрались спать.

– Вы, барин, ложитесь на кровати, – напутствовал старик. – А я уж тут, на лавке, по-простецки, мне привычней.

Так и сделали.

Среди ночи меня разбудил странный звук. Словно бы кто стучался в дверь.

– Илья! Илюша! – послышался снаружи голос графа. – Выйди хотя бы на полминутки, надо поговорить!

– Молчи, если хочешь жить! – сурово проговорил старик. Он мгновенно проснулся и стоял, загораживая проход к двери.

Было за полночь и из окошка светила полная Луна. Я увидел лицо графа, заслонившее её. Но… Это было оно и словно не оно, в то же время. Серая, покрытая шелковистой шерстью кожа, какая бывает у летучих мышей. Уши превратились в перепонки, а нос провалился и смотрел двумя темными впадинами. Граф улыбался красными губами, из-под которых торчали кончики острых клыков.

– Мой дорогой Гиппократ! Что же ты не поможешь своему больному другу? Разве этому учат вас в ваших учебных заведениях? – лукаво произнёс он, приглашающе подмигивая.

Я смотрел на графа и не мог оторваться. Его зелёные, с вертикальными зрачками, глаза приковали внимание, заполонив все вокруг.

Ноги против воли сделали шаг. Другой. Я понимал, что пропал, но ничего не мог с собой поделать. Взгляд графа загипнотизировал меня!

Дело спас старик. Выхватив из-под лавки какую-то крынку, он плеснул её содержимое в направлении окна, сопроводив действие крестным знамением.

– А ну, Дьявол, убирайся отсюда!

Лицо графа исказила злоба, он зашипел, словно кошка и испарился.

– Святая вода! Не любит, боится! – проворчал после Степан в ответ на мой вопрос, показывая устье крынки. И пояснил происхождение:

– Отец Эдессий оставил, не позднее перед тем, как сгинуть.

Я лёг, но ещё долго мне мерещились зелёные глаза графа, смотрящие из темноты.

Утро выдалось пасмурным. Солнце долго не решалось подниматься из-за горизонта, а, когда полностью рассвело, небо заволокло тяжёлыми и плотными, словно куколь на голове висельника, тучами.

– Не иначе, как «их» проделки! – проворчал старик, накидывая плащ. – Пойду вперёд, подготовлю лодку. А вы, барин, как соберётесь, значить, сразу следуйте за мной.

Забрав сумку и шляпу, я вышел за калитку и пошёл к берегу.

Сильный ветер колебал поверхность реки, создавая волны. Прибрежная роща шумела листьями. Вот и условленное место, а на волнах покачивается привязанная лодка. Но где же сам старик?

Шелест крыльев заполонил воздух. Я подбежал к лодке, оттолкнул её, запрыгнул и обернулся, готовый грести.

Они стояли на берегу. Все четверо. Впереди был граф, рядом управляющий, Франц Иоганнович. Поодаль среди деревьев угадывалось лицо рыжего Кузьмы. У ног графа лежало тело старого рыбака, над которым склонилась женская фигура. Когда она выпрямилась, я узнал графиню. Она провела тыльной стороной ладони по губам, стирая кровь. Граф улыбнулся, помахав рукой на прощание.

А я налёг на весла, вырываясь из гнезда вурдалаков в мир, где по-прежнему светило солнце и слышалось пение птиц»…

На этом рассказ завершился. Я отложил книгу и задумался о прочитанном, о будущем героя.

Пепел, оставшийся от «богатств» мёртвого мира, дотлевал. В стекле иллюминатора играло отражение огоньков из печи и казалось, будто планета плывёт, удаляясь в окружении поминальных свечей.

Старый Звяк-нога раскрыл в компьютере список утилизированных миров и крупными буквами внёс в него ещё одно название: «ЗЕМЛЯ». А напротив статус – «ЗАЧИЩЕНА».