Читать книгу Беседы во мраке - Сергей Мищук - Страница 4

1940г. Нью-Йорк

В это же время, в центре Манхеттена бурлила экономическая жизнь Соединённых Штатов Америки. Конкуренция уничтожала слабые фирмы, а сильные побеждали и ставали ещё сильнее.

Именно здесь работал Джек Беннет, успешный 42-летний бизнесмен, директор кораблестроительной компании. Джек продолжал это дело после отца – магната Майкла Беннета.

Джек был среднего роста красивым мужчиной с привлекательными глазами и тёмными волосами. По его прямой осанке, уверенным движениям, удачно использованным жестам, отточенным до мелочей манерам общения можно увидеть бывшего любимца женщин. В высших кругах он всегда был званым гостем и умел подать себя наилучшим образом. Судя только по одежде – тёмно-сером костюме, белой рубашке и чёрных туфлях, его тяжело было отличить от других офисных работников, кроме, конечно, дорогих позолоченных швейцарских часов, какие мог себе позволить далеко не каждый американец. Джека было видно издалека. Только уверенный в себе человек – Победитель, может иметь такой взгляд и поведение.

Среди плохих привычек Джека можно упомянуть только курение. Но этот процесс настолько гармонично слился с ним, что это было уже не просто привычкой, а настоящим ритуалом, притягивающим к себе взгляд каждого. Сначала, медленным движением левой рукой, при помощи только двух пальцев, расстёгивалась верхняя пуговица пиджака. Во время этого действа Джек смотрел на собеседника невозмутимым взглядом, наблюдал прикованное внимание к процессу и появление растерянности в жестах и речи. Главным был не сам процесс, а то, как Джек умел акцентировать на нём внимание собеседника и заставить его заранее признать себя «ниже» Беннета. В правой руке оказывался позолоченный портсигар, в котором всегда хранились четыре сигары. Джек протягивал его вперёд на такое расстояние, что человеку нужно было бы ступить полшага вперёд, либо вытянуть руку слишком неуклюже и неприлично. Умело и аккуратно, но уверенно, Беннет перебивал разговор так, что в этом не было и следа невежливости. «Не желаете?» – предлагал Джек клиенту. Хотелось или нет, но взять сигару никто не решался. Портсигар так же ловко закрывался правой рукой отточенным движением с заворотом в воздухе. Дальше открывалась зажигалка, тоже позолоченная, как и портсигар. Огонь медленно приближался к сигаре, которая, одновременно с этим, направлялась правой рукой к губам. Коричневый сухой табак поджигался, создавая оранжево-красную точку, которая ставала ярче при каждом медленном вдохе Джека. Зажигалка, ещё с огнём, направлялась к правому карману на груди. Внезапно палец её закрывал, и пламя затухало в тот же момент, когда зажигалка опускалась в карман. Никогда не было такого, чтобы Джек портил себе пиджак. Его внешний вид был естественным и беззаботным, но он, конечно, всегда следил за тем, что делает, и как делает – Джек во всём был настоящим профессионалом. Задержав дыхание на несколько секунд, он делал медленный выдох, закрывая при этом глаза. В этот момент собеседник умолкал, как будто бы от этого зависело блаженство Беннета. Опуская правой рукой сигару, а левой так же ловко застёгивая пуговицу пиджака, Джек поднимал глаза на собеседника, с которым мог делать уже всё, что хотел. Беннет, во время прикуривания, слушал каждое слово. Растерянность играла против побеждённого – Джек уже знал всё, что ему было нужно: слабые места, желания, силу воли и темперамент. И это только за несколько секунд, отведённых для прикуривания сигары. Дальше Джек проводил клиента в кабинет, где, невзирая на социальное состояние или возраст собеседника, легко и ловко добивался того, чего только мог пожелать. Это была формула его успеха, в каждой мелочи он старался стать настоящим эталоном.

О том, что происходило в кабинете с обработанным клиентом, можно только догадываться. Там, на территории Джека, побеждённый окончательно подчинялся манерам и стилю хозяина, и был готов составить и подписать любой договор, поскольку он был предложен самим Беннетом. Приглашённому в кабинет предлагался кофе или чай. Кресло для клиента было мягким и удобным. На подоконнике стояли несколько вазонов с экзотическими, бережно ухоженными, растениями, которые хорошо прижились в данных климатических условиях. Жалюзи не давали солнечным лучам слепить клиенту глаза. На полке стояли книги по экономике и юриспруденции. Нигде не было и намёка на пыль и грязь. Кремовые обои были приятные и не вызывали напряжения для глаз.

На стене позади Джека висела картина в роскошной резной рамке с красного дерева. Изображением был волшебный пейзаж. Небольшой, но красивый и ухоженный домик стоит на подножии могучих гор, хребет которых простирается далеко за горизонт, а заснеженные недосягаемые вершины, кажется, касаются самого неба. Утренние солнечные лучи под малым углом падают на сказочное горное озеро, создавая при этом блики, похожие на мерцание граней бриллианта. Прекрасный извечный водопад в утёсе падает в это озеро. Благородные олени пьют кристально чистую воду, что течёт быстрым ручьём, вьющимся далеко в бескрайнее поле цветов. На линии горизонта расстелился древний, густой лес, деревья в котором росли ещё в далёкие незапамятные времена. «Гармония», – так называл Джек эту картину. Он смотрел на неё какую-то минуту, искренне и радостно улыбался, а потом, тяжело вздохнув, заводил разговор непосредственно о деле. Не было человека, кто бы хоть на миг не посмотрел на картину – она действительно была прекрасна.

Когда переговоры доходили до тонкостей и сложных моментов, Джек вставал и шёл кормить рыбок в аквариуме, который был, кроме картины, украшением кабинета. Несколько камней и корней создавали загадочный ландшафт. Между растениями пропадали и появлялись экзотические жители аквариума. Конечно, разговор о деле должен был прерваться, пока Джек кормил рыбок. Клиент умолкал и следил за занятием хозяина кабинета. Когда же кормёжка завершалась, Джек с выражением удовлетворения хлопал руками и бесхитростно говорил: «Хорошо, что мы с вами можем прийти к согласию. Приятно с такими людьми иметь дело». В большинстве случаев махинация срабатывала. Дружеское отношение со стороны Беннета растворяло все сомнения клиента. Договор, сложенный Джеком, подписывался практически без рассмотрения деталей.

Конечно, были и клиенты, более психологически подготовленные и осведомлённые в таланте Джека. Их уже нельзя было так просто обвести вокруг пальцев. Но Беннет и здесь был на шаг впереди. «Прощупывание» клиента прикуриванием открывало перед Джеком все карты, и в ход вступал его врождённый дар убеждения и незаурядные знания экономики, финансов и законов. Невыгодное для клиента дело Джек мог представить наилучшим капиталовложением и расписать золотоносные последствия с данных условий договора, который, естественно, диктовался Джеком Беннетом – акулой Манхеттена.

Иногда бывали случаи, когда даже такие методы не срабатывали, и клиент желал поближе познакомиться с деталями договора и просил дать ему время. Джек был наготове:

– Конечно. Я уважаю желания клиента. Я дам вам столько времени, сколько будет нужно, но не медлите, потому что вы – представитель не первой компании, жаждущей с нами сотрудничать. Такие взаимовыгодные дела с большими доходами попадаются нечасто, – говорил Беннет, акцентируя внимание на слове «взаимовыгодные».

Назначив время, Джек как будто нечаянно предлагал клиенту, собирающемуся уходить:

– Я с друзьями планирую на выходных сыграть в гольф. Вы не хотите с нами? На свежем воздухе и думается легче, так что мы смогли бы обсудить детали.

Немного поколебавшись, клиент соглашается соединить приятное с полезным. А там, где можно расслабиться и отдохнуть, бдительность теряется. И какими бы ни были условия, сближение к разряду друзей даёт желанный результат, и соглашение подписывается.

Бывали случаи в работе Джека, когда клиент приглашался в гости, где искренняя, на первый взгляд, семейная обстановка содействовала бесспорному успеху и достижению желаемого результата. Психологическое преимущество и безусловный талант отметились на процветании его бизнеса.

После очередной удачно проведённой встречи Джек остался в кабинете один и опустился в кресло. Тяжело вздохнув, он взял в руки рамку с фотографией, на которой была изображена его семья. Посмотрев на неё несколько секунд, Джек саркастически улыбнулся и устремил взгляд куда-то в пустоту. Так он просидел около получаса, нисколько не пошевелившись.

Внезапно Джек вздрогнул, опомнившись от длительного оцепенения. Широко расставив руки, он осмотрел кабинет, отыскивая себе какого-нибудь занятия. Борясь с собой и колеблясь, Джек медленно поднялся с кресла и подошёл к сейфу. В нём хранились важные документы с делами фирмы. Он осмотрел папки. На них указывались годы, вызывающие у Джека разнообразные воспоминания. Затем его глаза сосредоточились на задней стенке сейфа. Как будто что-то припоминая, он осторожно просунул руку и достал из дальнего угла старый потрёпанный конверт, перевязанный серой лентой. Повертев его в руках, Джек направился к столу, но вернулся и прихватил из сейфа бутылку коньяка. Беннет наполнил бокал, положил конверт на стол и начал его открывать. Неожиданно он содрогнулся и, как будто, испугался увидеть содержимое конверта. Джек разозлился и выбросил его в мусорное ведро. Со всей силы он ударил по сейфу так, что тот не закрылся, а громко хлопнул холодным металлическим звуком, что ещё больше взбесило Джека. Он выпил коньяк, поморщившись и оперев голову на руки. В такой позе Беннет зачастую засыпал прямо за столом в кабинете. Сны его часто были очень жуткими. Джек иногда кричал ночью, содрогаясь всем телом.

«Вы не посмеете! Я имею право… Сыночек, твой отец – очень занятой человек… Я беременна. И беременна от тебя, это я знаю точно… Ты будешь моей собственностью, как и твой отец… Я уже не стану преградой между тобой и твоим будущим… Уважаемые компаньоны, прошу проголосовать за это решение… Этот мерзавец разрушил мою жизнь… Вы не посмеете! Вы не имеете права!».

– Вы не имеете права! – громко закричал Джек, проснувшись от того, что молодой помощник, Чарли, открыл дверь и стучал в неё.

– Извините, директор, – тихо промолвил испуганный парень и с широко открытыми глазами попятился назад.

– Нет, нет. Заходи. Извини. Я тут немножко задремал, – сказал Беннет, очнувшись после сна. Отставив в сторону бутылку коньяка, Джек предложил помощнику сесть.

– Я только пришёл напомнить вам, что на пять часов запланирована встреча. Вы сами просили сказать вам, – тихо ответил Чарли, как будто оправдываясь и отводя взгляд от бутылки.

– Да, встреча, – сказал Джек и недовольно посмотрел в окно. – Нет, сегодня никаких встреч. Перенеси всё на завтра.

– Но как же…

– Перенеси всё на завтра, – подчёркивая каждое слово, чётко сказал Джек.

– Хорошо, понял, – ответил удивлённый помощник и ушёл из кабинета.

Беннет поднялся с кресла. Увидев в мусорном ведре конверт, он, сделав над собой усилие, достал его и положил обратно в сейф, тяжело при этом вздохнув. Надев пальто, Джек отправился домой, ничего ещё не подозревая…

Брак Джека был лишь коммерционной сделкой. Покойный отец Розы, жены Джека, и Майкл Беннет были компаньонами, решившими соединить две фирмы в одну мегакомпанию на взаимовыгодных условиях. Таким образом, каждая увеличила свои финансовые возможности, а конкурентная выносливость выросла практически к уровню монополии. Для скрепления сделки нужны были твёрдые и надёжные гарантии, чем и был брак их детей.

Между супружеской парой не было любви, а только условия брачного контракта и привычка. Поведение дома было как между компаньонами. У каждого существовали чётко определённые сферы влияния, и муж с женой не переходили на «чужую территорию». Свободное время они проводили отдельно: Джек – с партнёрами по бизнесу, а Роза – со своими знакомыми из «высшего мира», где, на самом деле, не было ничего истинно высокого, а только разврат и тщеславие. Общие вечера проводились редко и, обычно, тихо, без веселья и разговоров между членами семьи. Гостей принимали только тогда, когда Беннету нужно было заключить договор, и в такие моменты жена воплощала в себе весь шарм и обаяние, поскольку от этого зависело и её финансовое состояние. Джек вёл себя с женой холодно, в его взгляде была неприкрытая злость, вызванная испорченной жизнью с нелюбимым человеком, и грусть за потерянными годами. Роза отвечала аналогичным образом.

Роза Беннет была 41-летней женщиной, слишком тощей, с выпуклыми глазами, тонкими губами и несколько кривыми ногами; всегда сильно накрашенная, выглядела некрасиво и смешно, как персонаж карикатур. Одевалась она роскошно, чем пыталась скрыть врождённое уродство – не только внешнее, но и внутреннее. Почти всё время проводила с такими же людьми «высшего сорта», как и сама. Не владея никакими моральными принципами, её жизнь, скорее, была похожа на существование. Но, кроме этого, Роза ещё и отравляла жизнь, как Джеку, так и их детям. Роза видела, что они её не любят, однако ей не были присущи ни материнская любовь, ни чувство ответственности и заботы. Она жила только для удовлетворения собственных потребностей.

В интимной жизни ни Джек, ни Роза, не ставили никаких условий друг другу – их отношения носили свободный характер. Джек нравился женщинам, но он не поддерживал продолжительных отношений ни с кем. Причиной этого была единственная любовь его жизни: ещё в молодости он любил однокурсницу – Лили, которая навсегда осталась для него наилучшим воспоминанием.

Роза вела распущенную жизнь и приводила домой других мужчин. Это происходило иногда даже в присутствии детей, что поставило точку в их отношениях с матерью. Джек пытался повлиять на Розу, но рычагов влияния у него не было. Вмешательство в её личную жизнь стало бы причиной скандала. Склонная к ссорам Роза начала бы судовую тяжбу, а это негативно отметилось бы на бизнесе Джека. Он это прекрасно осознавал и потому не менял ничего в семейной жизни, хоть ему было действительно жаль детей. Джек не хотел, чтобы они видели такую жизнь, поэтому однажды предложил Розе развестись:

– Роза, – убеждал жену Джек, – я оставлю тебе достаточно денег. Если хочешь, на твой банковский счёт ежемесячно будут приходить деньги. Сколько будет нужно. Только дай мне забрать детей. Так не может продолжаться. Они не должны видеть то, как ты… как мы ведём себя, – запнувшись, закончил Джек. Роза широко раскрыла загоревшиеся глаза и, в изумлении, произнесла:

– Что? Как ты можешь? Дети, наши маленькие дети – это всё, что у меня есть. Они – всё, чем я живу. Ты не можешь так поступить. Это несправедливо, – дрожащими губами сказала Роза, закрыв глаза платком и резко отвернувшись от Джека. Беннет стоял и смотрел на жену. Он не верил ни единому её слову. Джек, с его врождённой сообразительностью, сразу же понял, к чему ведёт жена, поэтому холодно сказал:

– Какие твои условия?

Роза вытерла слёзы, расправила плечи и обернулась к Джеку лицом. Посмотрев на мужа ехидным взглядом, она наполнила себе бокал вина, улеглась на роскошный кожаный диван и самодовольно произнесла, подчёркивая каждое слово:

– Забирай детей себе. Взамен мне нужен весь твой бизнес.

Джек чувствовал, что дело дойдёт к этому. Но услышанное всё равно поразило его. Застанный врасплох, он попросил несколько дней для размышлений. Беннет мучился, не зная, что ответить Розе, но, в конце концов, отказался. Джек не смог пожертвовать бизнесом, поэтому оставил всё, как есть, вынуждая детей ежедневно видеть разврат и ненависть.

Джек довольно часто не ночевал дома, засиживаясь на работе, поэтому дети росли практически без отца. Никакого внимания они не получали и от Розы. Для неё двенадцатилетний умный и смышлёный сын Альфред и пятнадцатилетняя хрупкая, милая и нежная красавица с голубыми глазами, светло-русыми длинными волосами и восхитительной улыбкой, радующей окружающих, дочь Изабелла, были скорее тяжёлой ношей для жизни во благо себе. Хоть дети чаще видели мать, но любили больше отца. Когда он приходил с работы, для них это было праздником. Роза никогда с ними не говорила, не интересовалась их жизнью, не давала советов, не помогала. На попытки детей поговорить резко отвечала: «Чего вам нужно?! Не видите, что я занята? Мне что, нечем заняться, только решать ваши проблемы? Вон отсюда!».

Джек любил детей, но несколько по-своему. В них он видел наследников собственного бизнеса и готовил их к этому с самого детства. Дети это понимали. Изабелла часто плакала, сидя у себя в комнате, а Альфред был очень молчаливым, спокойным и задумчивым, как на свой возраст. Если бы не дети гувернантки, приходившие к Альфреду и Изабелле и проводившие с ними, иногда беспрерывно, целые дни, то жизнь была бы для них настоящим адом.

Дочь мечтала стать танцовщицей, хоть и обладала множеством других талантов: пела, рисовала, играла на фортепиано и писала стихи. Родственники и знакомые были в восторге от Изабеллы, радовались её успехам и тому, как легко она овладевает всем прекрасным, что есть в этом мире. Все советовали отдать девочку в школу искусств, чего и сама Изабелла очень желала.

Альфред хотел стать военным, что стало последствием слухов о том, что Соединённые Штаты Америки возьмут участие во Второй мировой войне, поэтому он хотел стать достойным защитником сестры, которую любил больше всех на свете.

Но Изабелла и Альфред были отданы по приказу отца в школу экономики Нью-Йорка.

Детские мечты были потеряны, их жизнь больше не имела никакого смысла, и они слишком рано стали взрослыми. Дети Джека не сумели даже попробовать достичь цели – у них отобрали саму цель и возможность бороться за то, чего они действительно желали и могли добиться при их возможностях. Талант и сила увяли, не успев даже расцвести. Человек отчаивается, когда есть силы, но нет цели, или когда есть цель, но нет сил. В первом случае цель можно выбрать, а во втором – изменить и направить на другую деятельность. Детям Джека Беннета нельзя было ни первого, ни второго. Их загнали в угол и забрали смысл жизни – иметь мечту и идти к ней.

Это и стало причиной того, что, не пожив и не увидев этого мира достаточно, маленькая Изабелла покончила жизнь самоубийством. Её тело нашёл в своей комнате Альфред. Судороги сводили посиневшее лицо. С искривлённого от боли рта шла пена, ноги дрожали, а на голубых заплаканных глазах, увидевших брата, был ужас и отчаяние. На ковре лежало окровавленное острое лезвие. С белой руки текла сине-красная кровь. Альфред онемел. Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова. На лице был то ужас, то бешеный смех, как у душевно больного. Наконец, опомнившись и осознав страшную трагедию, Альфред закричал, как дикий зверь. На крик прибежала Роза и, проронив: «Ах!» – упала на пол. Альфред пытался спасти сестру, но было слишком поздно. Врач, которого вызвала испуганная до ужаса гувернантка, пришёл только для того, чтобы грустно засвидетельствовать смерть маленькой Изабеллы и помочь прийти в себя Розе, лежавшей без сознания. Очнувшись, она начала голосить, проклинать мир и себя за то, что случилось. В её голосе было тяжело отыскать искренность. Роза рыдала настолько наигранно, что врач не выдержал и, со слезами посмотрев на мёртвую девочку, ушёл.

Джек был полностью раздавлен и доведён, практически, до сумасшествия. Он закрылся один в комнате и не выходил целые сутки. На следующий день заплаканная гувернантка постучалась и сказала, что пришёл священник, и нужно присутствовать на похоронах. Джек вышел. Он не был похож на себя и казался полумёртвым, глаза были красными и опухли от слёз. Беннет рвал на себе волосы и одежду, вещи в комнате были разбросаны и поломаны. Ещё утром он, акула Манхеттена, прогибал под себя мир и был уверен в своих силах; теперь – это ничтожная личность, столкнувшаяся с реальной трагедией: его дочь Изабелла была мертва. Больше он не сможет её поцеловать, погладить её волосы, услышать её нежное пение.

Изабелла не получила того тепла и ласки, которых заслуживала. Отец видел дочь только иногда, по вечерам или на выходных, когда всё же мыслями был в работе и рассказывал детям, о том, что когда-то им предстоит получить его бизнес. Её памятник на кладбище навсегда останется символом утраченных надежд и жестокости взрослого мира, от которого страдают невинные дети.

Джек стоял обездвиженный и смотрел в пустоту. К нему подошёл священник, холодно и безучастно назвав цену за отправление службы. Беннет с ужасом посмотрел на него, не понимая, чего сейчас хочет этот человек, и того, как можно быть таким бессердечным и думать о деньгах, когда недалеко от них, в деревянном гробу, лежало маленькое тело прекрасной девочки, не сумевшей пожить в этом жестоком мире. Священник ещё раз повторил и, на этот раз, сердито подчеркнул сумму. Джек достал кошелёк и вынул несколько купюр. Но этого оказалось недостаточно, на что священник не замедлил обратить внимание. Разрыдавшись, Джек отдал кошелёк и направился к гробу, упав возле него на колени.

Через несколько дней Изабеллу похоронили. Ей поставили памятник, на котором и сейчас написано: «Вечная память любимой доченьке и сестре Изабелле».

Роза пришла траурно, но не без элементов никому не нужного пафосного шика и блеска. За чёрной вуалью она скрывала пустоту. Воспитанная в аристократических рамках Роза не чувствовала жалости и думала лишь о том, как показать себя в такой ситуации наилучшим образом. Это было не через её неосознание того, что случилось – она всё отлично понимала, но это не было для Розы чем-то слишком важным. Сохранение собственного имиджа было для неё самым весомым заданием.

Джек поседел за две ночи, не имея сил смириться с потерей дочери, его любимой Изабеллы. Сейчас он стоял возле Альфреда, не спавшего и не евшего вторые сутки. Сбоку, возле старого дуба, стоя на коленях и молясь, тихо плакала гувернантка и её дети. «Вот кто истинно любил Изабеллу», – подумал Альфред, который был в состоянии колоссального напряжения. Он чувствовал, что не выдержит горя, но вынуждал себя сдерживаться. Альфред знал, что должен понять – уже ничего изменить нельзя. В нём боролись два состояния: с одной стороны, он осознавал жестокую и трагичную реальность, а с другой – тщетно надеялся, что это – страшный сон, и сейчас всё закончится. И чем дольше длился этот сон, тем сильнее побеждало болезненное ощущение реальности. Но Альфреда всё больше поглощал другой мир, в котором Изабелла, его любимая сестрёнка, была ещё живой. Поэтому лицо мальчика искривлялось то в ужасных судорогах, а рыдание сжимало грудь; то глаза загорались, а на губах возникала дикая улыбка; то взгляд совершенно пустел и направлялся куда-то вдаль. При этом Альфред шатался, ноги подкашивались, а в горле возникало чувство тошноты, перед глазами возникал туман, и он чувствовал, что падает в обморок. В состоянии такого психологического истощения Альфред был уже второй день.

В инвалидном кресле, отдельно от других, сидел старый Майкл Беннет, давно уже отстранённый от бизнеса своим сыном. Он издалека смотрел на похоронную процессию. Сконцентрировано глядя на гроб, в котором лежала Изабелла, Майкл прошептал: «Моя вина», задрожал и, опершись на руки, заплакал.

Начались речи. Ни Джек, ни Альфред, ни гувернантка с детьми ничего не говорили – никакие слова не смогли бы выразить страданий и отчаяния. Несколько дальних родственников и друзей пытались сказать что-нибудь, но каждый прерывал речь искренним рыданием – все очень любили Изабеллу, которой пророчили большое и славное будущее.

– Маленькая Изабелла, – продолжал свою речь священник, – теперь в лучшем месте. Там нет зла, воцарившегося в нашем мире. Там нет подлости и лицемерия, – сказал священник, немного мельком посмотрев на часы. Увидев время, он сдвинул брови и продолжил речь немного быстрее: – Царство Божие с любовью приняло к себе маленькую девочку. Пути Господни неисповедимы. Господь забрал Изабеллу, чтобы она жила вместе с ним в лучшем месте. Изабелла, покойся с миром, – закончил священник и торопливо покинул похороны.

Наконец вышла Роза и начала свою циничную речь. Она говорила торжественно, с излишней драматичной трагичностью, и играла высокими интонациями в голосе, как актрисы новых фильмов, считая, что это – её нынешний долг – показать себя сильной женщиной и любящей матерью, горестно воспринимающей потерю дочери. Все смотрели на Розу с отвращением, а она, казалось, уловила чувство всеобщей любви, сочувствия и уважения к себе. Её отвратительную и бесстыдную речь резко остановил Альфред, доведённый до отчаяния смертью сестры и гадкой ложью человека, называвшего себя матерью:

– Замолкни! То, что ты говоришь, – неправда! Ты её никогда не любила! Ты неспособна любить никого и ничего, кроме самой себя! Тебе никто не нужен! Уходи и никогда не возвращайся!

Отец схватил Альфреда, но тот яростно кричал и метался в сторону матери. Роза сначала пыталась повести себя спокойно и ласково, поэтому растроганно обратилась к Альфреду:

– Сыночек, вы с Изабеллой для меня всегда были счастьем…

Но потом она огляделась по сторонам. На неё смотрели с презрением, в каждом взгляде читалось отвращение. Все были шокированы таким поведением матери на похоронах собственной дочери. Роза поняла, что проиграла с концами, и показала саму себя в истинном обличии:

– Мерзавец! Я тебя ненавижу! И отца вашего ненавижу! Вы всегда были для меня только тяжестью! – после этих слов Розу схватили и отвели от могилы.

В конце концов, все отвернулись от Розы, её больше не принимали ни в одну компанию. Закончила она от передозировки наркотиками, купленными у уличных дилеров, которые содрали с женщины огромную сумму денег, а после приёма наркотиков – изнасиловали и оставили умирать на задворках окраины города. Её злость и ненависть обратились против неё самой.

Альфред после похорон сбежал и не вступал ни с кем в контакт. Охранник кладбища говорил, что видел молодого парня, приходившего каждую ночь. Слышны были рыдания, а среди всхлипываний слова: «Почему?.. Люблю тебя… Вернись, родная…». В утренних газетах сообщалось о трупе мальчика, которого нашли на берегу на следующий же день, но кожа уже не имела чётких очертаний, поэтому личность опознать не удалось. Кроме этого, говорили, что в психиатрическую больницу привезли юношу, который кричал бешеным голосом: «Несправедливо… Вернись… Люблю тебя…». Никто никогда уже не узнает о судьбе несчастного юноши…

Жизнь Джека Беннета не имела теперь никакого смысла. Его нежелание понять собственных детей сыграло фатальную роль и, казалось, что он был готов покончить жизнь самоубийством. Но это был уже не первый раз, когда Джек выдержал удар судьбы, прогнулся под давлением трагедии и продолжал жить…