Читать книгу Царь последний. Русская история - Сергей Мосолов - Страница 15

Одними из первых кадровых решений царя Николая II были увольнение в начале декабря 1894 года старого и конфликтного Иосифа Владимировича Гурко с поста генерал-губернатора Царства Польского и назначение 26 февраля (10 марта) 1895 года на пост министра иностранных дел Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского – по смерти Николая Карловича Гирса.

В результате обмена нотами от 27 марта (8 апреля) 1895 года было установлено «разграничение сфер влияния России и Великобритании в районе Памира, на восток от озера Зор-Куль (Виктория)», по реке Пяндж; Памирская волость вошла в состав Ошского уезда Ферганской области; Ваханский хребет на русских картах получил обозначение хребта императора Николая II.

Первым крупным международным актом Николая II явилась Тройственная интервенция – заявления Германии, России и Франции, сделанные Японии 11 (23) апреля 1895 года с требованием пересмотреть условия Симоносекского мирного договора с Китаем, заключённого по итогам японо-китайской войны40.

При этом в качестве дополнительного аргумента в воздействии на японское правительство, в Российской империи была объявлена мобилизация войск Приамурского военного округа. В итоге вмешательство России и названных стран привело к отказу Японии от аннексии Ляодунского полуострова, в обмен на дополнительную контрибуцию со стороны Китая в размере 30 миллионов таэлей.

В 1896 году Россия заключила союзный договор с Китаем, согласно которому получила право на постройку железнодорожной магистрали (Китайско-Восточной железной дороги) через территорию Маньчжурии. Этим Россия надеялась достичь сразу двух целей: укоротить протяжённость железной дороги и сократить строительные расходы, а также ускорить скорейшее утверждение русского влияния в Северном Китае, предупреждая в этом отношении Японию, которая откровенно демонстрировала свои экспансионистские претензии. Договор также предусматривал совместные военные действия против Японии в случае нападения последней на любую из сторон или на Корею.

В ноябре 1897 года Германия заняла китайский Циндао и начала переговоры о его долгосрочной (на 99 лет) аренде у Китая.

Мнения в российском правительстве о реакции на захват Циндао разделились: министр иностранных дел Михаил Николаевич Муравьёв, поддержанный военным министром Петром Семёновичем Ванновским, выступил за то чтобы, пользуясь благоприятным моментом, занять китайские порты на Жёлтом море Порт Артур или Далянь-ван, аргументируя это желательностью для России получения (незамерзающего) порта в Тихом океане на Дальнем Востоке. Против этого выступал министр финансов Витте, указывая что из этого факта (захвата Германией Циндао) никоим образом нельзя вывести заключения, что и Россия должна поступить точно также, как Германия, и сделать также захват у Китая. Тем более такого вывода нельзя сделать потому, что Китай не находится с Германией в союзном отношении, а Россия находится с ним в союзе и должна защищать его.

Николай II, после некоторого колебания, поддержал предложение Муравьёва, и 3 (15) декабря 1897 года русские военные суда встали на рейде Порт-Артура.

15 (27) марта 1898 года между Россией и Китаем в Пекине была подписана Русско-китайская конвенция 1898 года, согласно которой России предоставлялись в арендное пользование на 25 лет порты Порт-Артура (Люйшуня) и Дальнего (Даляня) с прилегающими территориями и водным пространством и разрешалась прокладка к этим портам железной дороги (Южно-Маньчжурская железная дорога) от одного из пунктов Китайско-Восточной железной дороги.

В конечном итоге Тройственная интервенция и последующие за этим события, в частности передача портов Квантунского полуострова в аренду России в 1898 году, явились одной из причин обострения русско-японских отношений.

Первым публичным выступлением Николая II в Петербурге стала его речь, произнесённая 17 (29) января 1895 года в Николаевском зале Зимнего дворца пред депутациями дворянства, земств и городов, прибывших «для выражения их величествам верноподданнических чувств и принесения поздравления с бракосочетанием». По словам очевидцев, царь прочёл свою речь по бумажке, которую держал в шапке. Вот эта речь: «Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданнических чувств. Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому, но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель» (Правительственный Вестник 1895 г., №14)41. И добавил, как бы вызывающим тоном: «Я говорю это громко и открыто».

Слово «беспочвенные» мечтания (которое, как утверждали некоторые, имелось в первоначальном тексте речи) лучше выражало мысль царя, и оговорка была, конечно, досадной; но дело было не в форме, а в существе. Эта речь развеяла надежды интеллигенции на возможность конституционных преобразований сверху. В этом отношении она послужила исходной точкой для нового роста революционной агитации, на которую снова стали находить средства.42