Читать книгу Дворяне 1 - Сергей Николаевич Сержпинский - Страница 12
ОглавлениеХудожественное училище
Поезд в Петроград прибыл рано утром. Выйдя из вагона, Серёжа почувствовал, что на улице прохладно, и одел свою шинель гимназиста. С весны он шинель не надевал, и теперь рукава оказались ему слегка коротки. С удовлетворением он отметил, что за лето подрос и с чемоданчиком в руке направился к стоянке извозчиков. Можно было, конечно, дойти до дома пешком, примерно за час, но это не безопасно: на безлюдных улицах Петрограда в это раннее утро могли ограбить и даже убить. В последнее время здесь такие случаи были не редки. У вокзала, обычно, дежурили извозчики, с каретами и открытыми колясками.
– Мне на Садовую улицу, – подошёл Сергей к извозчику, с открытой коляской, и подал ему серебряный рубль.
Садись, барин, быстро доедем, – проговорил извозчик, одетый в меховую безрукавку.
Сергей Сержпинский – студент.
Он потянул за вожжи, и лошадь, цокая подковами по каменной мостовой, побежала вперёд по Невскому проспекту.
Думая об отце, Серёжа не замечал красоты зданий, мимо которых проезжал. Не замечал ещё по той причине, что жил около трёх лет в Петрограде, и много раз любовался этой великолепной архитектурой. «Как там папа себя чувствует»,– думал он, подходя к подъезду своего дома. – Мама обязательно должна написать мне обо всём в письме».
Квартиры в этом четырёхэтажном доме были дорогими, и жили здесь состоятельные люди. Дом соответствовал своей высокой цене и выглядел не хуже, чем здания на Невском проспекте, с неповторимой, оригинальной лепниной на стенах. На углу, недалеко от дома, рядом с Гостиным Двором, почти всегда дежурил городовой, а в каждом подъезде несли службу швейцары. Квартира Сержпинских была скромной, по сравнению с соседними квартирами, и состояла из трёх комнат. А были в этом доме квартиры по семь и по десять комнат. Серёжа открыл ключом дверь и с тоской на душе вошёл внутрь помещения, где всё напоминало о родителях и братишках. Больше месяца отсутствовали Сержпинские, отдыхая на юге. На мебели и на рамах нескольких картин отца, появилась пыль.
–
К вступительным экзаменам в художественное училище «Барона Штиглица» Серёжа подготовился хорошо, поэтому двадцатого августа сдал экзамены по всем предметам на «отлично». В училище было два факультета: на одном готовили учителей рисования и черчения, а на другом – художников-дизайнеров. Серёжа по совету отца выбрал факультет, где обучали по специальности учителя рисования и черчения. Срок обучения в училище был три года. Ещё прошлым летом Николай Николаевич ходил с сыном в училище, чтобы показать ему это необычное по красоте здание, больше похожее на дворец. Оно располагалось в центре Петербурга неподалёку от тенистых аллей Летнего сада. С первого сентября должна начаться учёба, а пока, несколько дней были свободны, и Серёжа думал, чем бы заняться в эти дни. В соседнем подъезде его дома, жила семья родственников Альбитских, во главе с дядей Евпраксии Павловны, Увенарием, служившим священником в Исаакиевском соборе. Эта семья состояла из восьми человек: кроме дяди Увенария здесь жили его сын Аристарх с женой и их пятеро детей. Старший из детей был Вениамин, ровесник и одноклассник Сергея. Троюродные братья между собой дружили и, Серёже хотелось с ним увидеться. Домой к нему заходить не хотелось; Серёжа был скромным и застенчивым молодым человеком, к тому же дядя Увенарий часто делал при встрече замечания насчёт соблюдения церковных правил, а Серёжа имел светское воспитание. Он долго гулял возле дома, надеясь встретить Вениамина, но тот не появлялся. В один из следующих дней он пошёл к другому приятелю, однокласснику, Диме Михееву. Семья Михеевых была проще, и Серёжа зашёл к ним домой.
Диму он дома застал и пригласил в кино. Сержпинский уже один раз был в «синематографе» вместе с мамой и братьями, ему очень хотелось вновь туда сходить. Денег Диме на кино родители не дали и пришлось купить ему билет из своих денег. Билет в кино стоил один рубль. Это были большие деньги, на рубль можно было купить целую сумку продуктов. Например, Отец Димы, работающий администратором в ресторане, получал зарплату около двухсот рублей в месяц. У Серёжи осталось сорок рублей от пятидесяти, и он считал себя богатым человеком, ведь в своём распоряжении у него никогда столько денег не было. Раньше, когда он учился в гимназии, мать ему давала на обед пятнадцать копеек. Из этих денег удавалось ещё сэкономить три копейки на пирожное. С тех пор, как началась война, всё подорожало в несколько раз. Однако зарплаты тоже росли. Средняя зарплата рабочих в Петрограде в 1916 году составляла, примерно, от пятидесяти до ста рублей в месяц.
Синематограф находился на Невском проспекте. Пока туда друзья шли, то оказались свидетелями перестрелки между полицейскими и парнем в рабочей спецовке, который отстреливаясь из нагана, ловко ушёл от преследования. Всё произошло быстро, и ребята даже не успели испугаться. Под впечатлением от перестрелки, друзья смотрели немой фильм, который оказался комедийным. Но смеялся, глядя на экран, только Димка, Серёжа всё переживал за полицейских, ведь они могли погибнуть, или кто-нибудь из случайных прохожих. К полицейским у него было особое уважительное отношение, так как в Тотьме работал полицейским родственник, по фамилии Сержпинский. «Что же это твориться? – думал он. – Почему государство не может навести порядок?» После окончания фильма, Дима предложил:
– Серёга, давай купим на Литейном проспекте самогонки и устроим праздник у тебя дома. Когда ещё представится такой случай? (В тот период, не смотря на сухой закон, в некоторых местах торговали самогоном, рискуя попасть в тюрьму). Но Сергей засомневался:
– Ты самогон пробовал? Говорят, это противный напиток, как касторка.
– Не пробовал, ну и что? В жизни надо всё попробовать, – убеждал Дима. – И девчонок знакомых можем пригласить. Ведь у тебя свободная квартира, надо пользоваться моментом.
Серёжа от такого предложения стал отказываться, но приятель обвинил его в жадности и в трусости.
– Ты же этого хочешь, но боишься самому себе, признаться. У меня есть знакомая девчонка, моя соседка, я могу пригласить её, и попрошу, чтобы она взяла с собой подружку. У неё очень симпатичная подружка. Давай, Серёга, заранее купим выпивки, закуски, а потом их пригласим.
Димка разгорячился, предвкушая близость свершения его мечты. Его глаза горели, на лбу даже выступили капельки пота. Наконец, Сергей не выдержал его натиска и согласился; было интересно познать запретный плод, который, возможно, не так уж плох. Деньги, почти вся сумма, были у него в кармане, и они с Димкой пошли пешком на Литейный проспект. Там без труда купили бутылку самогона у розовощёкой полной бабы, от которой за версту пахло спиртом и луком. Потом они зашли в первый попавшийся магазин, купили ветчины, булку, конфеты и многое другое из сладостей, предполагая, что женщины падки на сладкое.
В квартире Сержпинских было тихо, когда приятели пришли с полной сумкой продуктов, только в просторном коридоре мерно тикал маятник больших напольных часов. Димка снял ботинки в прихожей, и оглядел комнаты по очереди. В самой большой комнате, называемой гостиной, он увидел граммофон с трубой:
– Как кстати! – радостно воскликнул он. – Можно устроить танцы. А какие пластинки у вас есть?
– Выбор не большой, – сказал Серёжа, – но для вальса кое-что найдётся. Он достал из этажерки пачку пластинок и, выбрав одну, вставил в граммофон, затем покрутил ручку, и в комнате не громко зазвучал вальс «Амурские волны», в исполнении духового оркестра.
Димка вынул из сумки бутылку с мутной на вид жидкостью.
– Давай выпьем для храбрости, – предложил он.
Действительно, у Сергея периодически возникало непонятное волнение от всяких тревожных мыслей, даже появлялись мурашки на спине. «Да, надо выпить, – подумал он, – может, пройдёт эта нерешительность». Он накрыл стол скатертью, как делала мать по торжественным случаям, принёс тарелки, вилки, ложки на четыре персоны, и разложил продукты, которые купили. Серёжа слышал где-то, что мужики пьют самогон стаканами, поэтому принёс два стакана и две рюмки для девушек.
– Наливай, только не целый, – подставил свой стакан Димка.
Друзья выпили по четверти стакана, и с выпученными глазами стали торопливо закусывать. Как и ожидалось, напиток оказался противнее касторки. Сергею приходилось раньше пробовать в праздники лёгкого вина. Родители разрешали, и однажды даже дали ему глоток кавказского коньяка, который он не мог проглотить и выплюнул. А в этот раз, самогонку он выплёвывать не стал, хотя она была гораздо хуже коньяка. В головах у ребят помутнело после выпитого спиртного, и они тупо посматривали друг на друга, продолжая жевать. Вдруг, в замок входной двери, кто-то стал вставлять ключ. Было слышно, как дверь скрипнула, и кто-то вошёл в квартиру.
– Серёжа, ты дома? – послышался мамин голос.
– Да, я здесь! – радостно крикнул Сергей и пошёл встречать маму.
Евпраксия Павловна, сняв модную шляпку, обняла и поцеловала сына, потом отстранилась от него и удивлённо спросила:
– Ты, выпивши? От тебя пахнет спиртом, как от пьяницы. Что происходит?
Она повесила в шкаф пальто и прошла в гостиную. Увидев там праздничный стол и Димку, вновь воскликнула:
– Это что же такое! По какому поводу у вас пиршество? У нас горе, и праздники сейчас ни к чему. Серёженька, ведь твой папа умер, – заплакала она, а сын в растерянности стоял рядом и ничего не мог понять. В его голове вдруг прояснилось, и он понял, что мать не шутит. Разве она могла так шутить. Значит, это действительно случилось. «Папы больше с нами не будет» – осознал он эту страшную истину. На его глазах заблестели слёзы.
– Мама, как же теперь нам жить? – вытирая платком лицо, спросил он, и прижал к себе рыдавшую мать.
Димка, поняв, что пиршества не будет, выскочил из комнаты не прощаясь, было слышно, как закрылась за ним входная дверь. Вспомнив про экзамены, мать, успокаиваясь, спросила:
– Ну как, твои дела? В училище поступил?
– Да, конечно, сейчас покажу тебе «приказ» о моём зачислении в училище на факультет рисования и черчения.
– Ладно, потом покажешь. «Я что-то очень устала», – сказала Евпраксия Павловна и села на красивый диван, отделанный бархатом. Этот диван с резными, полированными украшениями по верху спинки, и с изящно изогнутыми, короткими ножками, достался ей от прабабушки по материнской линии. Не смотря, на свой столетний возраст, диван выглядел, как новенький.
Евпраксия Павловна осмотрела праздничный стол, и, заметив, что он накрыт на четверых человек, спросила:
– Серёжа, ты ждёшь ещё гостей?
– Теперь не жду. Мы с Димкой хотели пригласить ещё двоих приятелей, и отметить моё успешное поступление в художественное училище.
Но мать поняла, что сын лукавит и стала давать ему наставления и предостережения, что пьянство может привести к плохим последствиям, а с Димкой больше не надо дружить, он не внушает доверия.
– Этот Дима втянет тебя в какую-нибудь неприятную историю, – добавила она в завершение своих наставлений.
– Ладно, не буду с ним дружить, – пообещал Серёжа и предложил маме покушать, ведь она с дороги и, наверное, проголодалась.
На улице сгущались сумерки, в комнате тоже, и Евпраксия Павловна включила электричество. Комнату радостно осветила красивая люстра, висящая над столом. Настроение сразу улучшилось и мать с сыном стали ужинать.
– Я очень соскучилась об этой прекрасной квартире, – сказала она, – жаль, что теперь придётся жить в Данилове, а не в Петрограде. Но в Данилове есть свои преимущества, там красивая природа, нет преступности, тишина и покой.
– Почему ты хочешь жить в Данилове? – недоумевал Серёжа, – Ведь Павлику и Глебу тоже надо учиться.
– Во-первых, там теперь могила Коленьки и надо ему поставить хороший памятник, а во-вторых там живёт моя любимая сестра Валя. Мы с ней очень дружим, и она мне хорошо помогла в трудной ситуации. Может, через год, мы вернёмся обратно в Петроград, если будут деньги. Ведь жить здесь теперь очень дорого. А в Данилове всё намного дешевле.
Евпраксия закончила ужинать, перекрестилась, по старой привычке, на икону, висевшую в углу, и прошлась по квартире, оглядывая её. Здесь имелась ванная комната, холодная и горячая вода, паровое отопление и туалет с унитазом, словом, все удобства цивилизации. В богатых домах Петрограда всё это уже было. Вернувшись в гостиную, она сообщила:
– Да, я совсем забыла тебе сказать, что ездила в Вологду и получила деньги, пять тысяч рублей. Одну тысячу одолжила сестре Вале, на оборудование пивоварни. Полторы тысячи рублей я взяла с собой, чтобы купить золото и драгоценности, и две с половиной тысячи рублей положила в Даниловский банк.
Серёжа обрадовался, услышав эту новость, и предложил:
– Лучше давай оплатим эту квартиру на год и будем жить безбедно.
– К сожалению, не сможем. Нам надо растянуть эти деньги на несколько лет. Если я даже буду вновь переводить иностранные книги на русский язык, всё равно нам денег на всё не хватит. Идёт война и улучшений в государстве ждать не приходится. Пока я ехала в поезде, всяких ужасов наслушалась. А Ширгановские, когда я была у них, посоветовали деньги вложить в драгоценности и в золото. Потому, что деньги стремительно дешевеют.
– Мама, ты мне не рассказала про папу. Где он умер, как и где его похоронили? Евпраксия, услышав этот вопрос, сразу помрачнела, на её глазах снова заблестели слёзы. Она вкратце рассказала сыну, как всё было. Ей не хотелось вспоминать пережитое, но пришлось. Пока она ехала сюда, несколько раз представляла себе, как будет рассказывать сыну про смерть отца, и каждый раз заново переживала свою трагедию.
– Ты пойми, мама, я даже не верю, что папа умер. У меня такое ощущение, что он куда-то уехал и скоро вернётся. Ты себе, мама, так же внушай и будет легче.
– У меня не получится, я же видела, как он умер, и видела его похороны.
До глубокой ночи мать и сын обсуждали свои семейные проблемы. В конце разговора, они решили завтра навестить дядю Увенария, жившего в соседнем подъезде.
–
После десяти часов утра, позавтракав, Евпраксия с сыном отправились в соседний подъезд к Альбитским. У подъезда стоял знакомый, с седой бородкой, и в форме, швейцар. Он для порядка, словно чужой, строго спросил:
– Вы к кому мадам?
– Я к дяде Увенарию.
– Этот юноша с Вами?
– Да, со мной.
– Пожалуйста, проходите.
Дверь в квартиру открыла горничная Зина, как всегда приветливая и услужливая. Она сообщила, что из взрослых хозяев, дома только сноха Жанна. Та услышала звон электрического звонка в прихожей и вышла к гостям.
– Как на юге отдохнули? – обнимая Евпраксию, спросила она. – А где Николай, как его здоровье?
– Умер Коля, похоронили его в Данилове, – сдавленным голосом проговорила Евпраксия. Она стерпела и не заплакала, просто уже закончились слёзы, так много она их пролила за последнее время. Жанна проводила гостей в большую комнату (гостиную) и внимательно слушала рассказ о том, как умер Сержпинский Николай. Над диваном висела его картина крупного размера, которую он подарил дяде Увенарию. Он написал её ещё в Петрозаводске, до работы в Тотьме. Это была одна из первых картин Николая Николаевича Сержпинского. На ней он изобразил сцену борьбы Римского гладиатора с двумя львами, скопировал с какой-то картинки из журнала. Получилось очень впечатляющее зрелище. У самого художника таких картин дома не было. Он умирать не собирался и считал, что успеет написать много произведений живописи и гораздо лучше. Жанна заметила, как Серёжа смотрит на картину и с сожалением тихо произнесла: «Какой талантливый художник умер, видимо, так богу угодно».
Вскоре пришёл дядя Увенарий после утренней службы в Исаакиевском соборе, уставший, но такой же, как и раньше, спокойный и по-стариковски медлительный. На фоне тёмной церковной одежды выделялись белые, как снег волосы и борода. Вокруг его умных глаз сосредоточились глубокие морщинки. От всего его облика исходило какое-то излучение доброты и смирения. Дядя Увенарий, увидев гостей, поцеловал каждого в лоб и перекрестил. Затем все сели на диван и Евпраксия вновь рассказала о своей беде. Внимательно выслушав, дядя Увенарий успокоил её и предложил Серёже пожить у него в квартире, пока учится.
– Зачем ему жить одному, у нас семь комнат, выделим и ему место, – сказал он уверенно.
В этот же день мать с сыном перенесли вещи в комнату Вениамина, куда поселили Сергея. Кровать и кованый сундучок принесли дворники за оплату.
Хотя за свою трёхкомнатную квартиру было уплачено до первого октября, Евпраксия решила уже заранее снять дешёвое помещение, для хранения имущества из прежней квартиры. Все эти дела она успела сделать в течение нескольких дней и уехала обратно в Данилов. С собой она взяла только детскую и свою одежду, а что в руках не унести, отправила в поезде багажом.
Сын дяди Увенария Аристарх, живший с семьёй в этой же квартире, работал помощником директора крупного книжного издательства в Петрограде. Своей двоюродной сестре Евпраксии он периодически давал выгодную работу по переводу книг, с иностранных языков, которые она знала. Вот и в этот раз он дал ей книгу мало известного французского писателя для перевода. Заниматься переводом она решила в Данилове, а потом, готовый текст книги привезёт в Петроград.
В последний день пребывания в Петрограде Евпраксия купила в банке несколько золотых и серебряных монет, а в ювелирном магазине купила золотые женские украшения: брошки серьги и кольца. Как советовали Ширгановские, золото и драгоценности пригодятся на чёрный день.